Наборные пояса.История и традиции по археологическим материалам.

[ZOREAN]

         Уважаемые коллеги. Уже есть интересные и постепенно дополняющиеся темы по конине. Предлагаю в этой теме выставлять интересные,на ваш взгляд и полезные для идентификации материалы,иллюстрированные статьи,ссылки на книги или просто фотографии музейных экспонатов, по теме истории,археологии и вековых традиций различных народов в искусстве украшений наборных поясов. Одним словом все,что так,или иначе относится к поясам,как к деталям костюма.Будь то пряжки,накладки,детали крепления оружия и т.д... Уверен,легкий доступ и наглядность материалов,помогут многим в идентификации найденных нами предметов.


                 
                                       Реконструкция облика древнерусского наборного пояса X-Xl вв.


      Наборный пояс — ремень, украшенный металлическими накладками, появился, по -видимому, на рубеже нашей эры и получил широкое распространение в эпоху переселения народов, а также в более позднее время. В X в. это специфическое украшение попадает и на территорию Древней Руси. Наборный пояс играл особую роль в системе ценностей раннего средневековья, он нес большую семиотическую нагрузку, связанную, прежде всего, с тем, что его богатство и конструкция отражали положение владельца на социальной лестнице. Наборные украшения пояса содержат большой объем информации, заключенный в технике их изготовления, орнаменте и т. д. В данной статье рассматривается лишь один аспект — проблема реконструкции древнерусского пояса. Для решения этой задачи используются материалы погребальных памятников, которые не только являются уникальным источником по обрядам, по мировоззрению оставивших их людей, но и несут много другой информации, например, позволяют составить представление об отдельных деталях костюма.
 Многочисленные ременные накладки, которые встречаются при раскопках древнерусских памятников, относятся не только к поясу, они могли служить украшением конской сбруи, кожаных сумок и кошельков. Попытка разделить ременную гарнитуру по функциональной принадлежности наталкивается на ряд трудностей, связанных с тем, что металлические накладки на разные категории предметов морфологически близки.
 Легче всего вычленяются бляшки от сумок и кошельков. Этот вопрос освещался некоторыми исследователями (1. Табл.129; 2. С. 148; 3. С. 64; 4. С. 64), и поэтому мы не будем на нем подробно останавливаться. Отметим лишь наиболее характерные признаки, свойственные бляшкам, украшавшим сумки.
 Большие квадратные бляшки обязательно имеют прямоугольную прорезь для продевания скобочки, в которую вставлялся ремешок, плоскость сумки часто украшалась квадратными бляшками с розетковидным орнаментом (с осевой симметрией), нижний округлый край сумки или кошелька оформлялся под треугольными бляшками, одна сторона которых повторяла форму края сумки, а другая часто имела фигурный контур. Ремешок-застежка также украшался бляшками, однако их размеры значительно меньше поясных и уздечных, что и является их основной отличительной особенностью.
 Отделить поясные накладки от сбруйных особенно сложно, а по материалам погребений, совершенных по обряду трупосожжения, практически невозможно. Даже наличие в комплексе деталей, характерных только для узды, таких, как решмы и др., не может отрицать присутствия в том же погребении и наборного пояса. Отсутствие костей коня в кургане с кремацией также не доказывает того, что найденные в нем бляшки — поясные. Обычай укладывать снаряжение коня, в том числе и уздечку, в ногах покойного известен, например, по материалам Южного Урала (5. С. 58. Рис. 31, 9) и Венгрии(6. С. 177). Трудности есть и при работе с материалами захоронений, совершенных по обряду ингумации. Например, в Шестовице, в погребении 110 набор бляшек (ремень, позволивший бы восстановить конструкцию, не сохранился)расположен между костяками коня и человека (7. С. 176).
 Неоднозначна функциональная принадлежность некоторых деталей ременного набора, например, колец-тройников(или, как их еще называют, распределителей ремней). Логичнее всего предположить, что они были составной частью узды, служили для скрепления трех ремней. Такое использование колец-тройников действительно встречается, например, в уздечном наборе XI в. из Гаевки (Среднее Подонье — граница Руси и печенежской орды), реконструированном А.Н. Кирпичниковым (8. С. 28). Однако можно достоверно констатировать, что подобные предметы входили и в состав пояса. Кольца-тройники, составляющие часть пояса, можно видеть у древних балтов (9. Т. II. Рис. 77), нередко они являются конструктивной деталью поясов финно-угорских народов, об этом свидетельствуют, например, находки вдревне-мордовских Крюково-Кужновском (10. С. 139. Табл. XXIX, 13) и Елизавет-Михайловском могильниках. Совершенно оригинальное использование тройных колец-разделителей встречено в раннеболгарском Больше-Тарханском могильнике — они являлись украшением колчана (12. С. 48–49).
 Итак, учтя все оговорки, полифункциональность некоторых деталей, можно перейти к непосредственным проблемам реконструкции. История наборных воинских поясов уже насчитывала несколько столетий до того, как они попали на территорию Древней Руси. В течение времени менялся их облик. Известны пояса с дополнительными подвесными ремешками без них, двойные и одинарные. Особый интерес для нас представляет венгерский пояс «эпохи завоевания родины»: один конец его свободно свисал, продетый через обойму или просто перекинутый через плотно прилегающую часть ремня, другой конец завершался пряжкой. Основная конструктивная особенность венгерского пояса — наличие дополнительного внутреннего ремешка, который не украшался металлическими накладками и продевался через рамку пряжки, застегивая пояс (13. С. 153. Рис. 8; 14. С. 185. Рис. 9).
 Основная масса находок деталей наборных поясов сосредоточена в «дружинных» курганах конца IX — начала XI в. (Гнёздово, Ярославское Поволжье, Владимирские курганы, памятники Чернигова, Киева, Шестовицы). Название это условное и означает, что они насыпаны в период возникновения и становления русского феодализма (15. С. 76) и часть из них содержит погребения дружинников.
 Как же выглядел пояс древнерусского дружинника? Из литературы нам известны две попытки реконструировать древнерусский пояс. Д.И. Блифельд предложил версию восстановления облика пояса из кургана 145 Шестовицы (7. С. 51). По мнению автора, пояс имел несколько подвесных ремешков, один из которых завершался большой листовидной бляхой-бубенцом. Такие бляхи характерны для конского убора (16. Табл. 56, 4),и это заставляет усомниться в том, что набор принадлежал поясу, скорее всего бляшки украшали узду. Реконструкция пояса с тремя подвесными ремешками, украшенного бляшками, составлявшими клад XI в. в стене Елецкого монастыря в Чернигове, сделана Б.А.Рыбаковым (рис. 1; 17. С. 54). Данная реконструкция представляется несколько умозрительной и бездоказательной, тем более, что автор включил в состав пояса круглые зерненые подвески, которые, очевидно, принадлежат женскому убору.
 Кочевнические пояса и пояса жителей Согда запечатлены в памятниках изобразительного искусства — каменных изваяниях, стенных росписях Пенджикента (18. С. 265. Рис. 88; 19. Рис. 50, 51,55, 57), что намного упрощает реконструкцию. Единственным основанием для достоверного восстановления облика древнерусского наборного пояса могут быть погребения сингумациями, где пояса сохранились in situ. Сохранность материала и уровень составления полевой документации позволяют остановиться лишь на четырех комплексах: курган 450 из Тимерева, курганы 95, Ц-160 и Ц-190 из Гнёздова.


 




 В кургане 450 из Тимерева костяк не сохранился, наборный пояс лежал в центре могильной ямы, он представляет собой кожаный ремень шириной 2 см и состоит из двух фрагментов длиной 66 и 32 см. Ремень украшен 36 серебряными бляшками сердцевидной формы, с пяти лепестковым цветком (20. С. 72, 75. Рис. 4). В набор входят бляшки двух разновидностей — 16 широких (рис. 2, 3) и 20 узких (рис. 2, 2); один конец ремня завершается пряжкой с неподвижным щитком (рис. 2, Г), другой -наконечником (рис. 2, 5). 17 узких бляшек примыкают к пряжке и расположены вдоль продольной оси ремня, т. е. как бы «боком», 3 бляшки находятся около наконечника. Широкие бляшки укреплены вдоль своей поперечной оси компактной группой в центре ремня. Подобное сочетание двух разновидностей бляшек (широких и узких) в одном наборе — не редкость, оно встречается, например, в саркельском кладе 1949 года. Авторы реконструкции данного пояса размещают широкие бляшки на основном ремне, а узкие — на дополнительных, свисающих вниз ремешках (21. С. 67. Рис. 3).
 Рассмотрение тимеревского пояса показывает, что узкие бляшки могли располагаться и на основном ремне. Отдельно от наборного пояса был найден небольшой ременной наконечник (рис. 2, 4) и фрагменты узкого ремешка (ширина 1,3 см, длина И; 4,4; 4,3 и 3,4 см). Единственно возможное для маленького наконечника место в реконструкции пояса — завершение внутреннего дополнительного ремешка (видимо, это его остатки найдены в погребении), который по аналогии с венгерским поясом служил для застегивания пряжки, тем более, что ширина основного, большого наконечника около 2 см, просвет же рамки пряжки около 1,6 см, что, естественно, заставляет предполагать использование дополнительных приспособлений для застегивания. Таким образом, пояс из Тимерева по облику оказывается ближе всего венгерскому, единственное его отличие — наличие металлической накладки на внутреннем ремешке. Существование такой разновидности поясов на территории Древней Руси отмечал И.Янссон (22. С. 78, 105).
 Из древнерусских памятников наиболее богатый находками ременной гарнитуры — Гнездово*. Остатки наборного пояса и узды выявлены там в 45 комплексах (не считая богатейшего депаспортизированного материала из раскопок В.И.Сизова). Великолепный наборный пояс был найден в кургане Ц-160 (раскопки Д.А.Авдусина, Т.А.Пушкиной, 1990г.). Почти полностью сохранился кожаный ремень; его длина около 168 см, ширина1,7—2 см. Судя по расположению остатков ремня, он опоясывал туловище (костяк почти не сохранился), а один конец свисал вниз (рис. 3, а, б).



 




 Пояс украшен 66 бляшками трех видов: на свободном конце и на части, прилегающей к нему, укреплены 34 сердцевидные, удлиненные бляшки с фигурным краем и геометрическим орнаментом (рис. 4, 4). На остальной части ремня — широкие сердцевидные бляшки, укрепленные острым концом вверх. Среди них 29 украшены трилистником (рис. 4, 3) и три — с элементами геометрического орнамента (рис. 4, 2). Две из трех бляшек с геометрическим орнаментом примыкают к узким сердцевидным, «открывая» ряд широких бляшек, а третья «разрывает» череду накладок с трилистником ближе к концу пояса, завершающемуся пряжкой (рис. 4, Г). Свисающая часть пояса оканчивается ременным наконечником с растительным орнаментом (рис. 4, 5). Пряжка расположена не по центру, а ближе к правому боку. Отдельный фрагмент узкого ремешка (ширина около 1 см) расположен у задней части пояса, ближе к левой стороне, он украшен небольшой бляшкой (рис. 4, 7) и миниатюрным поясным наконечником (рис. 4, 6). Очевидно, это остатки дополнительного внутреннего ремешка, застегивающего пояс. Видимо, ремешок был достаточно длинным (об этом свидетельствует расположение маленького наконечника далеко от пряжки) и мог быть перекинутым через основной ремень. Так же, как и внутренний ремешок пояса из Тимерева, он украшен металлическими накладками, отличающими его от классического венгерского пояса. Повторяемость этой детали позволяет говорить о древнерусской разновидности венгерского пояса.




 С правой стороны погребенного расположены металлические накладки от сумки, основание ремешка-застежки которой украшено двумя широкими сердцевидными бляшками (см. рис. 4, 2),аналогичными украшавшим пояс; остальная часть ремешка-застежки покрыта маленькими бляшками, такими же, как та, которая укреплена на дополнительном внутреннем ремешке пояса. Таким образом, очевидно, что четкого разделения бляшек на категории по принадлежности к разным объектам у древнерусского мастера не было и разные виды накладок использовались, прежде всего, исходя из эстетических и конструктивных соображений. Сумка и пояс составляли единый ансамбль, правда, возникнуть это единство могло либо при изготовлении предметов, либо при их ремонте. Второе предположение также имеет право на существование, так как широкие сердцевидные бляшки с геометрическим орнаментом, повторяющиеся на обоих предметах, выглядят несколько чужеродными в наборе пояса. Обращают на себя внимание также их малое число и случайность расположения — одна из них разрывает сплошной ряд накладок с растительным орнаментом (на схеме отмечены крестиком —см. рис. 3). Возможно, процесс изготовления сумки совпал с моментом необходимости починки пояса, и, таким образом, на нем появились бляшки указанного вида.
 Исключительно интересный пояс был найден в кургане 95 из Гнездова (рис. 5); он украшен бронзовыми бляшками, из которых одна сердцевидная, а остальные 58 — в виде кошачьих морд (23. С. 239,274). Сами по себе бляшки уникальны, они сделаны в технике литья с потерей формы, по резной восковой модели и поэтому каждая индивидуальна и не похожа на другие. Однако изображения кошачьих мордочек построены по единому принципу: заостренные ушки торчат вверх, между ними почти на всех бляшках штрихами обозначена «челочка», выделены округлые щечки, брови, которые, как правило, прорисованы одной линией с носом. У 21 бляшки внизу имеется петля, в 6случаях в нее продето кольцо, остальные бляшки петли не имеют. Не очень понятно, каким образом пояс застегивался, так как пряжка отсутствует. Вероятно, для этой цели использовались два поясных наконечника (рис. 6), лежавшие у правого бока погребенного, к которым привязаны длинные кожаные шнурки (23.С. 279. Рис. 15).





е вполне ясен общий облик пояса. Рассмотрение расположения остатков ремня позволяет предположить несколько вариантов реконструкции. Возможно, пояс опоясывал туловище дважды и завязывался с помощью ремешков с поясными наконечниками, укрепленных на концах пояса. Исходя из наличия двух ремешков-завязок со шнурками примерно одинаковой длины, можно предположить и наличие конструкции, аналогичной найденной в Подболотье (24. С. 88. Рис. 31), где пояс, кстати, также украшен бляшками с подвесными кольцами. В Подболотье пояс имеет два небольших, свисающих вниз конца и скрепляется с помощью пряжки, помещенной на двух внутренних ремешках. В кургане 95 из Гнездова аналогичную роль могли сыграть наконечники с привязанными к ним шнурками. И, наконец, третий вариант реконструкции: может быть, мы имеем дело с поясом венгерского типа, где один шнурок-застежка прикреплялся к концу пояса, а другой — к внутренней части ремня; в таком случае свободно свисающий конец пояса должен был быть перекинут через прилегающую к телу часть пояса и закинут назад. Любой из предложенных вариантов демонстрирует пояс оригинальной конструкции, не вписывающийся точно ни в одну из имеющихся схем поясов. Даже расположение бляшек на нем нестандартное: во-первых, среди зооморфных бляшек встречена одна сердцевидная, которая выбивается из стилистически единого набора, во-вторых, одна из бляшек с петлей расположена вдоль ремня, а не поперек, как должно быть, исходя из ее формы (колечко, которое продевается через петлю, должно свисать вниз). На территории Древней Руси бляшки с подвесными колечками — редкость, они характерны для салтово-маяцкой культуры(25. Рис. 44) и для находившихся под ее влиянием финно-угорских культур Поволжья и Прикамья (26. С. 22. Табл. 3; 27. Табл. XVII и др.).
 Точные аналогии бляшкам с кошачьими мордами вообще неизвестны, отдаленное сходство можно найти лишь в тюхтятской культуре Хакасии IX — середина X в.). В тюхтятской культуре были распространены антропоморфные подвески-личины, которые обнаруживают значительное стилистическое сходство с бляшками из Гнездова, хотя последние и имеют ярко выраженный зооморфный облик. Характерные черты одной из групп сибирских подвесок (28. С. 127. Табл. XXXII, группа 7) — завитки на щеках, детальное изображение прически, а также высоко расположенные уши. Общей же стилистической особенностью антропоморфных изображений является слитная форма бровей и носа (28. С. 129). Все эти признаки читаются и на бляшках из кургана 95, несмотря на переосмысление образа. Таким образом, в гнездовском поясе причудливо соединились алтайские исалтовские традиции, породив абсолютно оригинальное произведение декоративно-прикладного искусства, в котором с варварской непосредственностью использованы различные конструктивные и декоративные элементы, не всегда сточным пониманием изначального их назначения.







 Еще один интересный наборный пояс найден в кургане Ц-191 (раскопки Д.А.Авдусина, 1976 г.). Кожаная основа не сохранилась, однако металлические детали лежали не потревоженными (рис. 7, а,б). В состав пояса входят: 10 сердцевидных широких бляшек (рис. 8, 2), 18сердцевидных узких (рис. 8, 3) — и те и другие украшены трилистником, 5ременных наконечников с фигурным краем и двумя округлыми вдавлениями вдоль продольной оси (рис. 8, 4), ременной наконечник с растительным орнаментом (рис.8, 5), 3 кольца, 3 овальные в продольном сечении обоймочки (рис. 8, 6, 7) и пряжка с неподвижным щитком (рис. 8, Г). Сзади бляшки расположены в два ряда, один из которых завершается поясным наконечником; видимо, это свисавший вниз конец. Если исходить из предположения, что хозяин пояса при жизни носил его таким же образом, каким он оказался положенным в погребение, то свисающий конец находился на правом боку, на том же боку застегивалась пряжка. Причем в данном случае, видимо, именно пряжка располагалась на внутреннем ремешке (в отличие от венгерского варианта и поясов, рассмотренных выше), на нем же могла быть укреплена одна из узких бляшек (рис. 7, б).
 Одно из поясных колец расположено в центре спины, два других — спереди, симметрично, ближе к бокам. К кольцам ремень прикреплялся с помощью обоймочек, а сложенные вдвое части ремня прошивались штифтами поясных наконечников. Это подтверждается также размером зазора между задней поверхностью наконечников и загибающимися концами штифтов: он равен 4 мм, в то время как обычно это расстояние равно 2 мм — стандартной толщине ремня. Правое переднее кольцо сопровождается лишь одним наконечником. Свисающий конец ремня мог быть продет через кольцо, расположенное на спине(второй ряд бляшек на спине доходит как раз до него). На нем помещены только узкие сердцевидные бляшки, на спине укреплены только широкие, спереди расположены одна широкая и четыре узкие, которые крепились как вдоль продольной оси, так и вдоль поперечной. К правому кольцу, вероятно, подвешивался кошель, в котором находились костяное острие, кресало, кремень и два железных кольца.
 Рассмотренный пояс значительно отличается от всех предыдущих, прежде всего, использованием колец для соединения частей ремня. Данная традиция более характерна для балтских поясов(29. Табл. XII. Рис. 8;30. С. 365. Рис. 1988 и др.), реже встречаются кольца в составе финно-угорских поясов (31. С. 152. Рис. 40). Композиционно с балтскими поясами гнездовский наборный пояс сближают ременные наконечники, обрамляющие кольца. Они заменяют специальные удлиненные зажимы, при использовании которых не требуется перегибать ремень через кольцо (32. Табл. 59. Рис. 24, 25; Табл. 64.Рис. 3, 5; С. 197. Рис. 119). Вероятно, в данной гибридной конструкции отразился сложный этнический состав Гнездова, одним из компонентов населения которого были балты. Если исходить из этого предположения, то можно утверждать, что данный пояс — местного производства.
 Итак, мы рассмотрели конструкции поясов из «дружинных» курганов. Даже в этом узком срезе можно видеть комплекс особенностей, характеризующих эпоху. В период складывания"империи Рюриковичей" формируется великокняжеская дружина, противостоящая племенной знати по своим функциям в социально-политической системе. Она открыта иноземным влияниям и готова принять в свой арсенал социально значимые элементы интернациональной дружинной «моды» (33. С.59). Одним из самых ярких проявлений этой «моды» являлся воинский наборный пояс. Древнерусское государство образуется на полиэтничной основе, что и определило неоднородный с этнической точки зрения состав дружины, в которую входили славяне, тюрки, финно-угры, скандинавы и, может быть, балты. Есть свидетельства, что и венгры находились на службе у русских князей (34. С.346). Оба эти фактора — стремление дружины к восприятию социально значимыхэлементов других культур и ее полиэтничность — определили разнообразие видов и гибридность облика поддающихся реконструкции наборных поясов.

 Можно утверждать, что определяющим стереотипом для изготовления наборных поясов на древнерусской территории были пояса венгерского типа со свободно свисающим концом. Это название, хотя и употребляется в литературе, но оно условно, так как пояса подобного типа имели широкое распространение у хазар (35. С. 281), удмуртов, мордвы (36. С. 19), протоболгар (37. С. 150). Видимо, их родиной была Хазарияи Древняя Русь именно оттуда черпала образцы поясов. Для венгерских и хазарских поясов не было свойственно украшение дополнительного внутреннего ремешка металлическими накладками, что позволяет говорить о древнерусской разновидности венгерского пояса. Возвращаясь к наборным украшениям пояса из клада в стене Елецкого монастыря (см. рис. 1), с учетом всего вышесказанного, предложим новую его реконструкцию: узкий наконечник, украшенный переплетенными лентами и маленькие сердцевидные бляшки были укреплены на внутреннем ремешке, остальные же располагались на основном поясе, свисающий конец которого завершался большим широким наконечником. Видимо, это была устойчивая модель. Например, два из четырех найденных в Бирке (Швеция) поясных наборов содержат по два поясных наконечника, один из которых — миниатюрный, украшавший, видимо, внутренний ремешок (1. Т. П. Табл. 88, 1; Табл. 90). Пояса такого типа в Швеции-еще одно доказательство того, что многие элементы дружинной культуры, часть из которых — «восточные» (хазарские, иранские, тюркские и др.), были восприняты викингами опосредованно, через Русь.
 В более позднее время наборный пояс продолжает существовать, однако число находок его деталей резко сокращается, что связано, безусловно, прежде всего, с изменением погребального обряда вследствие христианизации населения. Имеющиеся материалы позволяют с большой долей вероятности, утверждать, что наборный пояс в значительной мере утрачивает свою популярность в дружинной среде. Курганы дружинников XI — XIII вв. из общего массива выделил М.Х. Алешковский, из 172 отобранных им погребений лишь 5 (3%) содержат наборный пояс (38. С. 88–90). Пояс, украшенный набором металлических накладок, выходит в этот период за рамки дружинной среды, особенно много находок приходится на периферийные районы Древнерусского государства со смешанным славяно-финно-угорским населением (Ижорское плато, Залахтовье и др.). Связано это, как с сохранением в этих районах языческого обряда (количество находок), так и с иными традициями ношения и украшения поясов, которые являются принадлежностью не только мужского, но часто и женского костюма.
 

• Arbman H. Birka. Die Graber. Uppsala, 1941.
• Graslund A.-S. Beutel und Taschen// Birka 11:1. Stockholm, 1984.
• Dienes J. The Hungarians cross the Carpathians. Budapest, 1972.
• Ярославское Поволжье. X–XI вв. М., 1963.
• Мажитов Н.А. Курганы Южного Урала VIII— XII вв. М., 1981.
• Балинт Ч. Погребения с конями у венгров в IX—X вв. // Проблемы археологии и древней истории угров. М., 1972.
• Блфельд Д.L. Давньоруськ! пам’яткиШестовищ. Кий, 1977.
• Кирпичников А.Н. Снаряжениевсадника и верхового коня на Руси IX—XIIIвв. Л., 1973.
• Литовское народное искусство.Вильнюс, 1966. Т. I, П.
• Материалы по истории мордвы VIII—XIвв. Крюково-Кужновский могильник. Моршанск, 1952.
• Материальная культура среднецнинской мордвы VIII-XI вв. Саранск, 1969.
• Генинг В.Ф., Халиков А.Х. Ранние болгары на Волге (Больше-Тарханскиймогильник). М., 1964.
• Dienes J. A perbetei lelet. Milyen volt a honfoglalo magyarok 6ve? //AE. Budapest, 1959. Vol. 86.
• Dienes J. Honfoglalo magyarok sirjai Nagykoroson // AE. Budapest, 1960.Vol. 87.
• Авдусин Д.А., Пушкина Т.А.Гнездово в исследованиях Смоленской экспедиции // ВМУ. Сер. 8. 1982. № 1.
• Даркевич Б.П. Художественныйметалл Востока. М., 1976.
• Рыбаков Б.А. Древности Чернигова // МИА. М., 1948. № 11.
• Археология СССР. СтепиЕвразии в эпоху средневековья. М., 1981.
• Распопова В.И. Металлические изделия ран-несредневекового Согда.Л., 1980.
• Фехнер М.В., Недошивина Н.Г. Этнокультурная характеристикаТимеревского могильника по материалам погребального инвентаря // СА. 1987. 2.
• Макарова Т.Н., Плетнева С.А. Пояс знатного воина из Саркела //СА. 1983. 2.
• Jansson J. Gurtel und Gurtelzubehor // Birka 11:2. Stocholm, 1986.
• Авдусин Д.А. Отчет ораскопках в Гнездове 1957-1960 // МИСО. Смоленск, 1970. Вып. VII.
• Городцов В.А. Археологические исследования в окрестностях Муромав 1910 г. // Древности. М., 1914. Т. XXIV.
• Плетнева С.А. От кочевий к городам. М., 1967.
• Алихова А.Е. Из истории мордвы конца I— начала II тысячелетия н. э. // Из дре.вней исредневековой истории мордовского народа. Саранск, 1959.
• Спицин А.А. Древности камской чуди по коллекции Теплоуховых // MAP. СПб., 1902. 26.
• Кызласов Л.Р., Король Г.Г. Декоративное искусство средневековыххакасов как исторический-источник. М., 1990.
• Древности Северо-Западного края. Т. I, вып. 2: Люцинский могильник // MAP. СПб., 1893. № 14.
• Aspelin J.R. Antiquites du Nord Finno-Ougrien. Helsingfors, 1884.
• Архипов Т.А. Марийцы IX–XI вв. Йошкар-Ола, 1973.
• LatviasPSR Arheologija. Riga,1974. 33.Мельникова Е.А., ПетрухинВ.Я., Пушкина Т.А. Древнерусские влияния в культуре Скандинавии раннегосредневековья // ВИ. 1984. № 3.
• Пашуто В. Т. Древняя Русь и Венгрия. Славяне и Русь. М., 1968.
• Шрамко Б.А. Древности Северского Донца. Харьков, 1962.
• Подвигина Н.Л. Из истории поясных наборов I тысячелетия н. э. на территории нашейстраны // Сб. докл. на IXи X Всесоюзныхархеологических студенческих конф. М., 1968.
• Халикова Е.А. Погребальныйобряд Танкеев-ского могильника и его венгерские параллели // Проблемыархеологии и древней истории угроз.
• Алешковский М.Х. Курганы русских дружинников XI-XII вв. // СА. 1960. 1.

В.В.Мурашева (По материалам «дружинных» курганов)
           

[MaXiM77]

Заметил кто, что в рисунке наборного пояса из кургана Ц-160 Гнёздово, пряжка справа, а у других слева?!

[ZOREAN]

                                                                                       Михайлов К.А.




                   Центральноазиатские ременные украшения в материалах древнерусских памятников Х века.




      Среди всего многообразия типов поясной и уздечной ременной гарнитуры, распространяющейся на древнерусских памятниках в конце IX - X вв., исследователи выделяют несколько стилистически устойчивых групп. Появление этих групп ременных украшений, в свою очередь, можно связать с тем влиянием, которое оказывали культуры различных раннегосударственных образований и объединений на древнерусскую материальную культуру (мы имеем в виду, например, скандинавскую, венгерскую, булгарскую, салтово - маяцкую или хазарскую традиции).1 Большая часть европейских ременных блях этого периода имеет очень характерные формы и орнаменты, что позволяет уверенно относить восточноевропейские ременные накладки к той или иной этнокультурной группе. Собственно же древнерусские типы ременных украшений X в. в массе заимствованных форм пока слабо различимы.2
На этом пёстром, но всё же узнаваемом фоне находок X в. выделяется ряд отдельных вещей и целых наборов, слабо связанных с художественными традициями народов раннесредневековой Европы.

 

Рис.  1.  1 - Решма из погребения № 52 Гнездовского могильника

2-Ременные бляшки из кургана 285 Тимеревского могильника.

Рис. 2. 1-3-Ременные бляшки из Гнездова и Тимерева (по В. В. Мурашевой)

4-6 - Ременные бляшки из погребения № 5 Успенского могильника в Старой Ладоге (по К. А. Михайлову)

      В первую очередь, это две подвески - решмы из Гнездова и Новгорода с изображением мужского лица в обрамлении растительного орнамента. Первая подвеска происходит из сожжения в кургане № 23 Гнездовского некрополя (рис. 1). Она была найдена во время раскопок И. С. Абрамова вместе с бляхами уздечного и поясного наборов, среди которых присутствовали скандинавские вещи в стиле Борре.1 Вторую решму, почти полностью идентичную первой, обнаружили в Новгороде на Неревском раскопе в слое ниже 28 яруса, датирующегося 953 г., т. е. в слое, скорее всего, середины X в.4 Обе эти вещи относятся к редкому типу литых сердцевидных блях - решм с личиной мужчины, которыми украшалась конская сбруя. Такие исследователи как Т. Арне, А. Салмони и А. Н. Кирпичников считают, что мода на подобные сбруйные украшения распространилась из Китая и Центральной Азии в VII-VIII вв., но до Руси она дошла только в X в.5 Несколько решм сердцевидной формы этого времени известны в погребениях Киева, Чернигова и Гнездова.6 Однако новгородская и гнездовская находки относятся к особому типу решм, известному только в зоне влияния тюхтятской культуры -от Северо - Западной Монголии и Тувы до Минусинской котловины и Восточного Казахстана, которая определяется в литературе как культура енисейских кыргызов периода "великодержа-вия".7 С тюхтятскими образцами древнерусские находки сближает форма блях, техника исполнения, характерное мужское лицо в центре решмы, наличие растительного орнамента на всём поле бляхи и общее время бытования для всех решм этого типа (рис. 4). Так, Г. В. Длужневская определяет нижнюю границу вещей тюхтятского стиля, например, решм - колокольчиков, 925-950 гг., что соотносится с датой новгородской находки.8

 

Рис. 4. Бляхи решмы тюхтятского облика в Центральной Азии (1,3-по Евтюховой. 2 - по Клеменцу, 4 - по Савинову)

        Однако, есть и ряд особенностей, который не согласуется с кыргызской версией происхождения этих блях. Так, древнерусские решмы перестают служить бубенчиком, что характерно для цептралыюазиатских прототипов. В манере исполнения самого лица можно заметить различие с кыргызскими вещами, по главное - растительный орнамент двух наших решм почти полностью аналогичен орнаменту венгерских вещей из клада в Септ - Миклоше и стилю украшения торевтики "эпохи обретения родины". Правда, Б. И. Маршак допускает, что подобный орнамент мог быть широко распространен в IX - X вв., в том числе и на Енисее.10 Важно отметить технику исполнения этих вещей. Так, предметы с орнаментом типа септ - миклошского выполнены в технике чеканки, а не литья, как древнерусские и центральноазиатские решмы."
Всё вышеизложенное при полном отсутствии на территории от Венгрии до Алтая блях - решм, подобных гнездовской и новгородской, позволяет говорить о прямой связи этих находок с культурой енисейских кыргызов (Т. Арне упоминает единственную случайную находку решмы тюхтятского облика в вятской губ., но точных ссылок не приводит).12
К образцам торевтики той же тюхтятской культуры можно отнести и два типа поясных бляшек со стилизованным "пламе-видным" орнаментом (вероятно, изображающим цветок лотоса) и прямоугольной прорезью (рис. 1). Пятнадцать подобных бляшек происходят из сожжения в кургане № 285 Тимеревского могильника, где они были обнаружены вместе со скандинавскими уздечными бляшками в стиле Борре (раскопки 1989 г. В. Н. Седых)." Как форма этих бляшек, так и характерный орнамент указывают на их тюхтятско - кыргызкое происхождение.14 Следует отметить, что также, как в сожжении из Гнездова, в этом случае вещи кочевнического происхождения встречены с предметами скандинавской культуры в стиле Борре. Тип погребений - сожжение и рамки бытования вещей в стиле Борре определяют возможную верхнюю границу существования тюхтятских вещей на Руси 980 гг.15 Нижней датой может быть 925 г. (по Г. В. Длужневской). Однако новгородская находка позволяет предположить, что вся эта небольшая группа вещей попала на Русь в середине или, шире, в третьей четверти X века.
Ещё одной бесспорно кыргызской вещью на территории Древней Руси является Т - образная бляха из собрания Б. Н. и В. Н. Ханенко (случайная находка из Чигиринского уезда Киевской губ.)."' На её тюхтятское происхождение обратил внимание Л. Р. Кызласов, аргументируя мнение о проникновении средневековых хакасов на запад.17
Итак, можно отметить, что на нескольких древнерусских памятниках в период между 925 - 980 гг. (или в 950 - 970 гг.)появляются вещи, связанные со средневековой кыргызской - тюхтятской культурой (рис. 3).
    На наш взгляд, эти предметы в Восточной Европе связаны с целым пластом вещей и явлений в погребальном обряде, который появляется в тех же древнерусских могильниках, в тот же период, и который также не характерен для культур Европы этого времени. Так, например, в некоторых захоронениях в камерах в Гнездово, в Гущинской группе под Черниговом, в Киеве и Старой Ладоге фиксируются близкие модификации одного погребального обряда.'" Конь в этих погребениях вместе с упряжью помещался непосредственно в камере сбоку от умершего. В Скандинавии и на Руси в X в. близкие по облику захоронения в деревянных камерах образуют компактную группу с устойчивым обрядом.19 Конь в таких погребениях помещался в ногах умершего за пределами камеры, чаще всего на земляной приступке -ступеньке.20 В. Я. Петрухин склонен считать упомянутые захоронения примерами взаимодействия скандинавской и хазарской погребальных традиций.21 Однако, ни у венгров, ни у булгар или других ближайших соседей Руси подобной погребальной обрядности с конём не зафиксировано. Близкие аналогии древнерусским погребениям в камере с конём сбоку от тела умершего известны только в аварских могильниках VII - VIII вв. и в торческо - половецких захоронениях середины XI-XIII вв.22 Но аварские и половецкие погребения отделены от древнерусских камер значительным временным промежутком и не могут служить убедительными аналогиями.













                                                                                      

[ZOREAN]

      К тому же кругу нехарактерных явлений в могильниках Гнездова, Тимерева и Ладоги можно отнести поясные бляхи так называемого "общетюркского" облика. К ним относятся квадратные бляхи с прорезью и сердцевидные бляхи, часто украшенные растительным орнаментом, выполненным в технике чеканки, из курганов Ц - 26, Ц - 246 (раскопки Д. А. Авдусина), № 52 (раскопки И. С. Сергеева) Гнездовского некрополя, из курганов № 223, 282, 190 Тимеревского могильника и погребения № 5 могильника близ Успенского монастыря в Старой Ладоге (рис. 2. 1,4- б).21 Также мало характерны для европейских памятников 1ладкие поясные бляхи - лунницы из тимеревского кургана № 282 (рис. 5. 2, З).24 Все вышеперечисленные типы поясных блях "общетюркских" форм, на наш взгляд, становятся архаичными к началу - середине X в. для всех восточноевропейских кочевников, но продолжают существовать на Алтае, Енисее, в Туве до конца X в.25 Кочевники Восточной Европы в IX - X вв. выработали и развивали самобытные стили оформления торевтики и в  ноем искусстве далеко отошли от "общетюркских" форм.2'1 Ярким примером подобной самобытности может служить салтовская поясная гарнитура и салтовский стиль изображения лотоса на ременных бляшках.27 "Общетюркские" типы ременных накладок в X - XI вв. продолжают сохраняться или в изолированных культурах народов лесной зоны, таких как цнинская мордва, меря, или у народов, входивших ранее во второй тюркский каганат, на землях Южной Сибири и Центральной Азии.2"
Влияние прикладного искусства народов лесной зоны на престижную культуру Руси представляется маловероятным, так как обычно складывающаяся элита общества стремится подражать более сильному и преуспевающему соседу. Поэтому нам кажется, что упомянутые "нетипичные" черты материальной культуры и погребального обряда в древнерусских памятниках можно было бы с достаточной степенью осторожности связать одновременными им тюхтятскими вещами на тех же памятниках, где отдельные находки тюхтятского облика могут служить своеобразным репером для целого пласта восточных новаций. Так как и погребения с целым конём сбоку от всадника, и бляхи "общетюркских" форм в конце IX - X вв. сохраняются как на территории срост-кинской культуры (Обь - Иртышское междуречье), которую связывают с кимако - кыпчакским каганатом, так и на землях тюх-тятской культуры, то регион их соприкосновения может быть исходным для всех вышеперечисленных новаций.29 В связи с этим встает вопрос о путях проникновения централыюазиатских элементов культуры на Русь и причинах, вызвавших этот процесс. Можно предположить как случайное проникновение отдельных вещей, так и, может быть, "прорыв" в середине - третьей четверти X в. в Восточную Европу группы центральноазиатских кочевников, какое - то время находившихся в районе, где граничат сросткинская и тюхтятская культуры.
Первая версия, на наш взгляд, малоубедительна из - за отсутствия типологически близких решм и других кыргызских вещей на памятниках IX - X вв. на всём протяжении от Алтая до Верхнего Поволжья (кроме упомянутой случайной находки на Вятке). Отсутствуют образцы торевтики, близкие тюхтятским, и на памятниках Волжской Булгарии, а именно с её территории поступала на Русь значительная часть поясной гарнитуры.'0
В пользу того, что тюхтятские вещи единовременно пришли в Восточную Европу вместе с кочевниками - носителями центральноазиатских культурных традиций, свидетельствует несколько моментов: хронологическая близость находок из Гнездова, Новгорода, Тимерева и отсутствие подобных находок на памятниках XI в.; связь части этих находок с определенными погребениями, обряд которых напоминает центральноазиатские погребальные традиции; некоторые отличия древнерусских решм от кыргызских образцов при сохранении канона. Орнамент, напоминающий сентмиклошский, был известен на Енисее (например, на сосудах из Копенского чаатаса) и, возможно, мог использоваться кыргызскими мастерами по требованию заказчика.
В пользу второй версии может свидетельствовать и наличие па тех же древнерусских памятниках уже упомянутых "общетюркских" черт в погребальном обряде и в инвентаре, сохранившихся в X в. на Алтае и в Южной Сибири. Эту же версию могут подтвердить два известных случая, когда проникновение небольших групп кочевников с Енисея в Европу фиксируется в более раннее и более позднее время. Это могильник VIII в., обнаруженный Ю. В, Кухаренко в Харьковской области, и могильник у хут, Петровский в Подонье конца XIII - XIV вв. с аскизским инвентарем, опубликованный И. Л. Кызласовым.31 Оба эти примера показывают принципиальную возможность и даже закономерность проникновения небольших групп кочевников из Центральной Азии далеко на запад как бы на гребне этнически чужеродной кочевой волны.
Следует отметить, что в середине X в. существовали и исторические причины, которые могли привести к таким передвижениям степняков. Так, исследователи - ориенталисты отмечают, что в 916-924 гг. начинается экспансия мощного киданьского государства Ляо на запад к границам кыргызов - носителей тюхтятской культуры.12 Во второй половине X в. происходит распад кимако кыпчакского каганата - объединения, сохранявшего древ-нетюркские традиции и граничащего с кыргызами с востока." Кыргызы начинают проникать в кимако - кыпчакские земли с 840 - х гг., но их натиск в западном направлении усиливается именно в X в. В конце концов это приводит к перемещению кипчаков и других кочевников в сторону Причерноморья и появлению в середине XI в. на границах Руси кыпчаков - половцев.
Исходя из вышеизложенного, можно предположить, что появление на Руси в середине - третьей четверти X в. ряда кыргызских престижных ременных украшений в комплексе с инвентарем и  чертами  "общетюркского"  погребального  обряда  связано  с событиями в Центральной Азии, когда часть носителей тюхтятской и сросткинской культур была вынуждена двинуться на запад.




1  Мурашева В. В. Убор воина и коня в Древней Руси, как социально -этническая категория (по материалам наборных украшений X - XIII вв.): Авто-реф. канд. дисс. М., 1994. с.  14-15.
2 Мурашева В. В. Технология изготовления поясных накладок из Гнездова. // Вестник МГУ. Сер. 8 № 2. М., 1989. С. 80; Орлов Р. С. Школы художественной металлообработки "Русской земли" и племенные украшения (к социальной характеристике древнерусского ремесла). // Исследования социально -исторических проблем в археологии. Киев, 1987. С. 231.
3 С п и ц ы н А . А . Отчёт о раскопах, произведенных в 1905 г. И. С. Абрамовым в Смоленской губ. // ЗОРСА. Т. VIII вып. 1. СПб., 1906. С. 189-191, рис.  19.
4 Древний Новгород: Прикладное искусство и археология: Альбом. М., 1985. рис. 64; Седова MB. Ювелирные изделия Древнего Новгорода (Х-XV вв.). М., 1981. С. 45, рис. 13.  1.
sКирпичников А.Н. Снаряжение всадника и верхового коня на Руси IX - XIII вв. // САИ. Вып. Е I - 36. Л.,1973. С. 21-22; S а 1 m спуА . Eine chinesische Schmuckform und ihre Verbreitung in Eurasien. // Eurasia Septentrionalis Antigua, t. IX. Helsinki, 1934. S 321 - 334.
''Кирпичников   А.Н. Снаряжение всадника ... С. 22, рис. 7, 9.
' Евтюхова Л. А. Археологические памятники енисейских кыргызов (хакасов). Абакан, 1948. С. 72. рис. 142, 143; Клеменц Д. Древности минусинского края. Памятники металлических эпох. Атлас. Томск, 1886. табл. XI. 10; К ы з л а с о в Л. Р., Король Г. Г. Декоративное искусство средневековых хакасов как исторический источник. М., 1990. С. 126-127; Д. Г. Савинов любезно предоставил в моё распоряжение рисунок четвёртой неопубликованной решмы из Горно-Алтайского музея (коллекция Гуляева № 1-134). Манера исполнения мужского лица на этой бляхе наиболее близка древнерусским решмам.
"Длужневская Г. В. Типология снаряжения всадника и коня степей Центральной Азии (IX-XII вв. н.э.). // Fasciculi Archaeologiae Historicae fasc. VI. Lodz, 1993. С. 37, 42, рис. 14.
" Эрдели И. Об археологической культуре древних венгров конца IX -первой половины X в. н. э. // Проблемы археологии и древней истории угров. М., 1972. с. 137-138, рис. 2-5; Ham pel J . Der Goldfund von Nagy - szent -Miklos sogenannter "Schatz des Attila". Budapest. 1885. ss. 7-45.
"'Маршак Б. И. Согдийское серебро. Очерки по восточной торевтике. М., 1971. С. 55-56. Braunschweig, " Ham pel  J. Altcrthiimer des fr'iihen Mittelalters in Ungarn. t. 1905. ss. 702-703, fig. 2126-2134.
r- Arne  T. La Suede et Г Orient. Uppsala, 1914. s.152.
" Благодарю В. Н. Седых за сведения о неопубликованном комплексе.
14 Длужневская Г. В. Проблема датировки памятников енисейских кыргызов в Туве. // Информационный бюллютень МАИКЦА. № 16. М., 1990. С. 71, рис. 2; Длужневская Г. В. Типология снаряжения... рис. 11; Кызласов Л. Р., Король Г. Г. Декоративное искусство... С. 105 -108, табл. XXX. 5-10.
"Лебедев   Г. С. Эпоха викингов в Северной Европе. Л., 1985. С. 128.
"'Ханенко Б.Н., Ханенко Б. И. Древности Приднепровья. Вып. 6 Киев, 1907. С. 30, № 407.
"Кызласов  Л. Р.,  Король   Г. Г. Декоративное искусство ... С. 172.
'" Самоквасов Д. Я. Раскопки северянских курганов в Чернигове во время XIV Археологического съезда. М., 1916. С. 77 - 80; Ж а р и о в Ю . Э . Погребальный обряд в Древней Руси по материалам Гнездовского некрополя. Автореф. канд. дисс. М., 1992. С. 14. Боровський Я. Е., Калюк О. П . Досшдження Кжвського Дитинця. // Стародавнш Knie. Археолопчш дослщження 1984- 1989. Кшв, 1993. С. 8-9, рис. 4; Носов Е.Н. Сопковидная насыпь близ урочища Плакун в Старой Ладоге. // Средневековая Ладога. Л., 1985. С. 151 -155; Михайлов К. А. Захоронение воина с конями на вершине плакунской сопковидной насыпи в свете погребальных традиций эпохи викингов. // Новгород и Новгородская земля. История и Археология. Вып. 9. Новгород 1995. С. 50 - 54.
"Graslund A.-S. The Burial Customs. A study of the graves on Bjork'6. // Birka IV. Stockholm. 1980. pp. 40
" Graslund   A.S. The Burial Customs... p. 40.
31 ПетрухинВ. Я. ВарягиихазарывисторииРуси. // ЭтнографическоеОбозрение. М» 3. М„ 1993. С. 75-76.
22 Плетнева С. А. Печенеги, торки и половцы в южнорусских степях. // МИА. № 62. М.-Л., 1958. С. 172-173, рис. 13а; Плетнева С. А. Печенеги, торки, половцы. // Степи Евразии в эпоху средневековья (Археология СССР). М., 1981. С. 218.
21 Мальм В. А . Поясные и сбруйные украшения. // Ярославское Поволжье X - XI вв. М., 1963. С. 66-67, рис. 37, 39. 1; Мурашева В. В. Технология изготовления ... рис. За; С п и ц ы н А . А . Гнездовские курганы в раскопках С. И. Сергеева. // ИАК. вып. 15. СПб., 1905. С. 27, рис. 48. Орлов С. Н. Вновь открытый раннеславянский грунтовый могильник в Старой Ладоге. // КСИИМК. № 65. М., 1956. С. 96-97, рис. 32. Находки хранятся в фондах НГМЗ.
s Мальм   В. А. Поясные и сбруйные ... С. 67, рис. 37.
25        Длужневская  Г. В. Енисейские кыргызы. Историко-культурный аспект.
// Fasciculi Archaeologiae Historicae. Fasc. VII Lodz,  1994. С.  10-11.
26        Мурашева   В. В. Убор воина... С.  19-22.
"Плетнева    С.   А.    От   кочевий    к    городам.     М.,     1967.      С. 161;
27  Фонякова   Н.А. Лотос в растительном орнаменте металлических изделии салтово - маяцкой культуры. // СА. № 3. М.,  1986 С. 36-
28  Архипов Г. А. Марийцы IX-X вв. К вопросу о происхождении народа. Йошкар-Ола, 1973. С. 37-39. рис. 40-43. Средне• цнинекая мордва. Материальная культура среднецнинской мордвы VIII-XI вв. (По материалам раскопок П. Н. Иванова за 1927 - 1928 гг.). // Археологический сборник. Т. 3. Саранск, 1969. табл.  17, 33.
:ч Савинов Д. Г. Народы южной Сибири в древне - тюркскую эпоху. Л., 1984. С. 121; Могильников В. А. Тюрки. // Степи Евразии в эпоху средневековья. М., 1981. С. 33-34, 43; Длужневская Г. В, Енисейские кыргызы. . . С. 10.
"'Полякова Г.Ф. Изделия из цветных и драгоценных металлов. // Город Болгар; Ремесло металлургов, кузнецов, литейщиков. Казань, 1996, С, 205-215; Казаков  Е.П. Культура ранней Волжской Болгарии. М., 1992. С. 157-169.
" Кухаре н ко Ю. В. О некоторых археологических открытиях па харьковщине. // КСИИМК. М., 1957. № 41. С. 99- 108;
Кызласов И. Л. Аскизская культура Южной Сибири Х-XIV вв. // САИ. Вып. Е 1 - 18. М.,1983. С. 68, 75; К ы з л а с о в И. Л. Кыичаки и восстание енисейских племен в XIII в. // СА. № 2. М., 1980. С. 80-91,
"Савинов   Д . Г . Народы Южной Сибири ... с. 100; Гумилев  Л . Н В поисках вымышленного царства. М., 1992. С. 48-49.
"Савинов Д . Г. Народы Южной Сибири ... С. 93, 118; Кляшторный С. Г., Савинов Д. Г. Степные империи Евразии. СПб., 1994. С. 51, 52; Культура Кыргызстана в VI - XII вв. // История Киргизской ССР. т. I. Фрунзе, 1984. С. 424-426.
'"Кляшторный С. Г., Савинов Д. Г. Степные империи... С. 55 - 56.




          P.S. Прошу великодушно простить за качество иллюстраций. К сожалению лучшего качества,мной не найдены.

             С Уважением. ZOREAN.