Просмотр сообщений
31
Замки / Забытая Россия: павловский висячий замок
« : 22 Февраля 2015, 11:06:54 »
Русский Шеффилд
В полутора часах езды от Нижнего Новгорода, на берегу Оки, скромно расположился город Павлово. Сегодня это – маленький провинциальный городок. А до революции село Павлово гремело на империю как столица крупнейшего кустарного промышленного района, где изготавливались висячие замки, которыми пользовалась вся Россия.
Кустарных мастерских было так много, что в Павлово не оставалось места под огороды. Село жило нетипичной жизнью. По мощеным, освещенным электричеством улицам ходили одетые по-городскому крестьяне. В селе – уникальный для России случай – выпускалась собственная газета, действовало две гимназии, мужская и женская, и работало четыре частных кинотеатра. Некоторые здешние крестьяне на торговле замками становились миллионерами, и ездили со своим товаром даже на Ближний Восток. Публицисты назвали Павлово не иначе, как Русский Шеффилд.
Павловский висячий замок был таким же брендом дореволюционной России, как гжельская керамика, костромские ювелирные украшения, каслинское литье или кузнецовский фарфор.
Сегодня, к сожалению, о павловских замках знают лишь музейные специалисты да немногочисленные коллекционеры.
Мы все по школе помним хрестоматийный образ русского крестьянина, который на тощей лошаденке пашет землю, и живет исключительно овощами с огорода; так вот, для Центральной России этот образ совершенно бредовый, – рассказывает директор Павловского исторического музея Николай Федотов. – Здесь прокормить себя земледелием было совершенно нереально: слишком маленькие наделы, а главное – плохие почвы, которые без удобрений ничего практически не дают. А чтобы иметь удобрения, нужно большое количество скота – а это, скажем так, удовольствие не для рядового земледельца.
Поэтому еще в XVIII веке и в Подмосковье, и в наших краях, и в соседних Владимирской, Костромской и Ярославской губерниях – народ жил, большей частью, ремесленными промыслами. Или, как их более правильно называть по отношению к сельской местности, кустарными промыслами.
Кустарь – слово немецкого происхождения, от «кунстлер» – «искусник». Слово «слесарь», кстати, тоже немецкое, и обозначает «замочник» - «шлоссер». У нас, в Павлово, как раз преобладали слесаря.
Естественно, в разных местах России занимались совершенно разными промыслами, чтобы друг у друга под ногами не путаться. В Подмосковье была Гжель – самый яркий, наверное, пример кустарного производства – керамисты, гончары. В северной части Владимирщины работали, в основном, иконописцы.
А вот что касаемо Нижегородчины, картина на конец XIX – начало XX века была особенно контрастной. Нижегородская губерния в то время была краем крохотных уездных городков, которые и по занятиям, и по характеру застройки, и по численности населения гораздо больше смахивали на села. Но одновременно она была краем громадных промышленных сел, в которых и населения жило больше, чем в уездных городах, и занятия были, по большей части, городские – либо торговля, либо различные ремесла.
Но даже среди этих нижегородских торгово-промышленных сел Павлово было самым крупным: на начало XX века здесь жило порядка 12 тысяч человек. Чтобы было понятнее, в небедном городе Муроме, недальнем от нас, жило всего на две тысячи человек больше. Если же говорить о Нижегородской губернии, Павлово было больше всех ее уездных городов, в том числе такого приличного, как Арзамас.
Объяснялось это как раз тем, что местных жители никогда сельским хозяйством не занимались, а занимались ремеслами и торговлей.
Тут, видимо, сыграло роль то обстоятельство, что в XVII веке, когда промыслы зарождались, у Павлово было неплохое географическое положение. Все-таки, до того, как столицу перенесли в Петербург, основной торговый выход для москвичей на Волгу шел по Оке, что и способствовало развитию городов и сел, которые находились по течению реки. Плюс, сыграло роль то, что в XVII веке на Волге появилась Макарьевская ярмарка, которая быстро превратилась в крупнейший российский торг. А потом, в XIX веке, ее и вовсе перенесли в Нижний Новгород. Вот эта близость ярмарки и играла роль – и как место сбыта, и как место, где можно купить сырье. Так что уже в XVII столетии Павлово превратилось в крупный кустарный центр.
Правда, далеко не сразу народ у нас сосредоточился на замках. Поначалу развивались самые разные промыслы – кожевенный, канатопрядиленный, даже иконопись – кое-какие работы Павловских мастеров лежат в запасниках Третьяковки. Но потом стала преобладать металлообработка.
Поначалу это было оружейное дело, большей частью огнестрельное оружие. Потом наступил XVIII век – на Руси, благодаря Петру I, стала создаваться многочисленная регулярная армия, для которой нужно было единообразное оружие. Естественно, что никакие мелкие мастерские, никакие кустари с таким объемом справиться не могли, и основными производителями оружия стали государственные заводы – Тульские, Уральские.
А павловским кустарям как раз тогда, с XVIII века, пришлось переключаться на продукцию мирную, на сталеслесарный товар: висячие замки, разнообразные ножи, позднее ножницы, весовые коромысла, даже медицинский инструмент. Так что к началу XX века Павлово было уже не только само по себе крупным торгово-промышленным селом, оно было центром так называемого Павловского металлообрабатывающего – или сталеслесарного – района. Он располагался на территории сразу двух губерний – Горбатовского уезда Нижегородской губернии и Муромского уезда Владимирской губернии, и входило в него около 120 сел и деревень. Для сравнения в той же Гжели посуду изготавливали в 30 селах и деревнях.
В разных селениях делали разные виды продукции. В Павлово, за рекой, расположен сейчас рабочий поселок – раньше это было село - Тумботино, в котором производили ножницы. Причем и до 1917 года, и в советские период, это было порядка 90% всего производства ножниц в стране.
Когда-то в округе делали весовые коромысла – в то время основной вид весов в России. И опять же, Павловский сталеслесарный район в конце XIX века давал 75% производства весовых коромысел в Российской империи. Именно поэтому, когда в 1900-м году стали создавать сеть метрологических учреждений, то наряду с первыми тремя столичными – в Петербурге, Москве и Варшаве – палатка №4 открылась в селе Павлово. На первых порах Павловская поверочная палатка торговых мер и весов была самой крупной по объему проверяемых приборов в стране – 67% всех весов проверялось и клеймилось именно здесь.
Что до замков, на них преимущественно специализировался центр района – конкретно село Павлово. Причем, если какие-то виды изделий, те же ножи – перочинные, кухонные – стали производиться на фабриках и мануфактурах, то изготовление висячих замков вплоть до революции было уделом кустарей.
Видимо, у тогдашних заводчиков производство замков большого энтузиазма не вызывало. Процесс изготовления замка было сложнее разложить на отдельные операции, он требовал значительных затрат. Поэтому производителей замков было очень много, но все они были мелкими крестьянами-кустарями, у которых была всего-навсего изба с единственной комнатой, в которой они и жили, и спали, и если, и работали. Они с утра до ночи, по 17-18 часов в сутки, всей семьей, даже с участием женщин и детей, начиная с восьми лет, производили висячий замок.
Было три основных разновидностей висячих замков. Это так называемый тульский, или винтовой замок – пожалуй, самая старая разновидность из того, что у нас производилось. Он по форме напоминает цилиндр с дужкой. Винтовой он потому, что у ключа нет привычной ныне бородки – на ключ напаивалась завернутая винтом проволока. Внутри цилиндра находилась другая проволока-спираль. Предполагалось, что количество витков на обеих спиралях должно совпадать – иначе замок не открывался. Ключ вворачивали в замок, и когда он доходил до упора, дужка откидывалась. Иногда этот замок называют конным, хотя вряд ли сейчас кто-то внятно может объяснить, откуда такое название появилось – убедительной версии нет.
Основные разновидности павловских висячих замков второй половины XIX – начале XX века.
Под цифрой 1 – тульские замки, наиболее старые из местных моделей.
Очень популярными в XIX веке были так называемые шведские замки. К Швеции они никакого отношения не имели. Я в свое время копался на сайтах зарубежных собирателей, в том числе, скандинавских. Ничего подобного нашим шведским замкам мне не попадалось. То, что у них красуется – даже по форме очень отдаленно наш шведский замок не напоминает, да и устройство в принципе другое.
У павловского шведского замка колоколобразная форма, несколько угловатая, дужка и ключ, у которого бородка шла по всей длине ключа с одной стороны. Причем, ключ в замочной скважине шведского замка поворачивался только на четверть оборота – этого было достаточно, чтобы замок открылся.
Наиболее старые и крупные шведские замки.
Популярность шведских замков, видимо, объясняется тем, что их было довольно просто производить, и он был прост в обращении. Вместе с тем, это был довольно надежный замок. Как правило, второго экземпляра ключа к нему не существовало – мастерам не удавалось сделать дубликат, приходилось к каждому замку делать индивидуальный ключ. Словом, подобрать ключ нельзя, а спилить замок проблематично – дужка довольно толстая.
Есть вариация на тему шведского замка – так называемый балагуровский замок. Его связывают уже не с Павловым, а с менее крупным центром производства замков Нижегородской губернии. Есть такой город Лысково на Волге – в советское время там клепали, в основном, электрические утюги. А до революции это было крупное торгово-промышленное село, на противоположной стороне от Макарьевского монастыря. И там традиционно производился крупный – всероссийский по значению – торг хлебом. За счет этого торга лысковчане и богатели. Плюс, они делали, в отличие от павловчан, большое количество замков внутренних, для сундуков и шкатулок. Поскольку Макарьевская ярмарка была рядом, этот товар был востребован.
Но делали они и замки висячие, хотя в гораздо меньших объемах, чем у нас в Павлово. В основном, шведского типа. Как считают, в первой половине XIX века мастер Яков Балагуров несколько эти замки модифицировал.
Ключ в балагуровском замке несколько иной – бородка идет по нему с двух сторон. И если на обычном шведском замке дужка откидывается, как на современном висячем замке, на балагуровском она снимается начисто с корпуса замка. К тому же, балагуровский замок имеет не четверть оборота ключа, а полные два, а то и три-четыре оборота. То есть, у него другое устройство, хотя внешне замок очень похож на шведский.
Третья основная разновидность – это замок современного типа, который применяется до сих пор. Он округлый, овальный – в старину его называли репчатым: считалось, что он внешне напоминает разрубленную репу.
Кроме этих трех разновидностей, были еще замки фигурные, которые делались в виде различных предметов. Наиболее популярны были замки в виде лошади – замок-конек. Они-то как раз по типу были не репчатыми, не шведскими и не тульскими. Это были так называемые сничные замки, устройство которых восходит ко временам раннего средневековья на Руси – к волжской Булгарии.
Суть устройства заключалась в том, что ключ вообще не поворачивался в скважине. Ключом нужно было резко надавить, и вышибить заднюю часть замка – например, заднюю часть замка-конька с дужкой и декоративным хвостом. Такие выбивные замки в Павлово делались вплоть до начала XX века.
Особо у нас выделяют так называемые ошейные замки. Они маленькие – говорят, здешние мастера братья Хворовы, наиболее из которых известен Михаил Михайлович Хворов – могли сделать 24 таких замочка, которые все вместе весили всего-навсего один русский золотник, то есть, чуть больше 4 граммов.
Ошейные они потому, что была мода запирать на них собачьи ошейники. Утверждали, что отдельные щеголи набирали из таких замков цепочки для карманных часов. По типу своему это винтовой замок, только очень мелкий.
Самые, пожалуй, на сегодняшний день редкие замки из Павлово – это силуэтные замки второй половины XVIII века. По той простой причине, что они делались, в основном, как барская прихоть, по заказу графов Шереметевых. Делались они в стиле запоздалого барокко, с элементами книжного фольклора. Это были плоские медные или латунные замки в виде птицы Сирин, уробороса – змея, который кусает себя за хвост, – двуглавого орла, скрипача. И поскольку делались они именно с целью поставки Шереметьевым, в их центральные конторы в Москву и Питер, по провинциальным музеям их найти малореально.
Наиболее приличная коллекция силуэтных замков находится в Государственном историческом музее, плюс коллекция имеется в государственном петербургском Русском музее. Причем, в отличие от ГИМа, в Питере они экспонируются в открытой экспозиции.
Какие еще замки были?
Были замки сумчатые или коробчатые, которыми закрывали мешки. Делали их не так много, и они здесь не оседали. Их, как правило, гнали на Ближний Восток – там они были востребованы: восточные торговцы с их помощью защищали мешки от покушения воров.
У коробчатого замка довольно длинная дужка. По форме он грубоватый, и действительно напоминает коробочку. Узел мешка можно развязать. А торговцы скрепляли дополнительно узел с помощью дужки замка. Мешок в этом случае можно было только прорезать.
Отдельных мастерских у кустарей не было – как правило, все работы производились в жилых домах. Кое-какие дома той эпохи, в том числе принадлежавшие кустарям, в Павлово сохранились. Хотя, понятно, за последние 20 лет они массово сносятся и перестраиваются. Это были классические деревянные дома.
Ковкой занимались далеко не все мастера – ковали детали, в основном, на стороне, в деревнях. Павловские же мастера были больше слесаря, чем кузнецы. Они занимались сборкой, шлифовкой, делали внутренний механизм, ключи – для этого большой кузницы не надо. Им нужен был только небольшой горн, который можно поставить и дома. Огнеопасно, конечно, но – ставили, деваться было некуда.
Застройка была очень плотная – сейчас в Павлово она гораздо более разреженная. Домики стояли практически стена к стене. Именно по этой причине в старину здесь не занимались огородничеством – не было свободной земли.
Детей использовали на самых простых работах: где-то напильником опилить, что-то подержать. Ребенок быстро обучался, и к 12-ти годам это был состоявшийся работник.
Изготовление замков было совершенно неприбыльным. Даже те же ошейные замки, которые требовали очень мелкой работы, стоили 4 копейки штука. Это немного, даже учитывая, что цены были другие. Именно поэтому кустарям и приходилось работать всей семьей, по 16-18 часов, практически без выходных и праздников. Стоил обычный замок копеек 15-25.
Кустари не жировали. С другой стороны, Павловские кустари ощущали себя городскими жителями. Поэтому деньги зачастую шли на покупку того, что они считали элементом городской жизни – на одежду. Так было не только в Павлово, но и в других кустарных центров – в той же Гжели. Заезжие всегда отмечали, что народ здесь одет по-городскому.
На одежду деньги тратились щедро. Понятно, они не в кринолинах ходили. Добротный картуз, пиджачок, сюртук, городское платье – совершенно не деревенская одежда.
Производство медных замков
Страдивари замочного дела
Виртуозом можно считать того же Михаила Хворова, с его крохотными ошейными замками. Были мастера, которые хорошо делали фигурные замки. Но в целом, работа была рутинная. Висячий замок – вещь вообще консервативная. Особых наворотов не придумаешь – они только удорожат стоимость изделия, и не факт, что ты его продашь. Поэтому мастера предпочитали работать так, как работали деды и прадеды – без особых изысков.
Если кому-то удавалось деньги накопить, мастера выбивались в торговцев – скупщиков замков. На скупке можно было разбогатеть до создания собственного предприятия. Так вот, на таких предприятиях они предпочитали производить не замки, а ножи. Это менее трудоемкое производство, легче наладить массовый выпуск продукции, и доходы там выше.
Те же оружейные мастера, когда в XVIII веке производство огнестрельного оружия в Павлово прекратилось, в основном, подались как раз в скупку – некоторые капиталы у них в кубышке оставались, на оружие можно было заработать больше, чем мастеру-чернодельцу на замках. Те из оружейников, которые потом создали предприятия, делали что угодно – ножи, ножницы, медицинский инструмент, пытались по старой памяти изготавливать холодное оружие. Но замки – нет.
Единственный пример замочного производства связан с именем местного фабриканта Федора Михайлович Варыпаева. Вот он любил свои клейма ставить на замках, и то, скорее всего, большинство замков он скупал на стороне, отбирая наиболее приличные, и потом продавал под своим клеймом.
Потом, к концу XIX века, фабричный замок все-таки появился – в Павловской кустарной артели, у некоторых из местных фабрикантов. Были, например, такие Петр Васильевич Щёткин и Николай Алексеевич Личадеев. Но это был уже штампованный замок, была уже другая, частично механизированная технология, она имела мало общего с тем, что делали кустари.
Можно ли сказать, что павловские замки – такой же культурный бренд России, как каслинское литье, кузнецовский фарфор?
И каслинское литье, и кузнецовский фарфор – это фабричные вещи. Сравнивать фабричное производство с кустарями – все-таки неправильно. Если уж с чем сравнивать, так с Гжелью или с Красносельскими ювелирными промыслами. Красносельские промыслы – это Костромская область, поселок Красное-на-Волге, где тоже был кустарный металлообрабатывающий район. Но если наши кустари занимались сталеслесарным производством, там специализировались на ювелирных работах – и занимаются до сих пор. Был, кроме того, Кимрско-Талдомский кустарный район, где работали сапожники.
В те времена, в XIX веке, это были места достаточно заметные в журналистике и публицистике. Скажем, за Иваново-Вознесенском (ныне областной центр Иваново) закрепилось название Русский Манчестер, Гжель иногда именовали Русским Стаффордширом. Павлово же в печати устойчиво называли Русский Шеффилд – английский Шеффилд был в то время крупным центром производства ножей. Сейчас эти параллели не очень понятны, но тогда были на слуху.
От второй половины XIX века осталось несколько публицистических произведений, посвященных Павлову. Самое известное – «Павловские очерки» Владимира Короленко, которые написаны в начале 1890-х, есть более ранний очерк «Павловская промышленность», принадлежавший перу Мельникова-Печерского. Есть «Путевые заметки» Глеба Успенского – достаточно негативные по отношению к павловским порядкам, очерк «Город рабочих» известного в свое время писателя народнического направления Николая Николаевича Златовратского.
Плюс, наверное, самые обстоятельные публикации – это сборник очерков «Русский Шеффилд» Петра Дмитриевича Боборыкина, самого, пожалуй, плодовитого романиста XIX века. Он был единственным в России последовательным поклонником Эмиля Золя, и пытался насаждать натуралистическую французскую школу на русской почве. Боборыкин был нижегородец, близ Павлова находилось имение, которое принадлежало его деду, генералу Григорьеву, поэтому он знал, о чем писал.
Фотография кустаря-замочника Ивана Ивановича Бокова.
Он изображен с медалью Международной торгово-промышленной выставки в Мадриде 1907 года.
За свои замки он был награжден дипломом гран-при.
Крестьяне-миллионеры
Они богатели не на том, что замки делали, а на том, что их скупали. Это были, в основным, бывшие оружейники – редко кто из мастеров-чернодельцев выбивались в торговцы, хотя и такие примеры бывали.
Естественно, управляющий всегда действовал с оглядкой на этих богатых крестьян, и зачастую решения принимали именно они. Как раз богатство Павлово во многом объяснялось тем, что здесь помещик не мешал, а, скорее, помогал. Графы Шереметевы были влиятельными фигурами, и могли добиться льгот от центральной царской власти для своих крестьян. Например, чтобы тем было легче торговать.
Такие льготы действительно были. Наши павловские торговцы могли ездить по империи только с разрешением от графа – им не нужно было получать дополнительных бумаг от местных и центральных властей. В результате, павловские крестьяне ездили торговать не только на Макарьевскую ярмарку, но и на Урал, в Ирбит, на малороссийские ярмарки в Харьков. Многие в слободской Украине обзаводились семьями – до сих пор там живут потомки наших скупщиков. Например, потомки Петра Щеткина, который одним из первых в Павлово стал делать штампованные замки, сосредоточены в двух городах - Нижнем Новгороде и Харькове, - как раз в силу того, что Петр Васильевич женился на харьковской мещанке, торгуя там на ярмарках.
А изначальный владелец дома, где расположен наш Павловский музей – купец Василий Гомулин – имел торговые точки не только на Нижегородской ярмарке, но и в Котельниче Вятской губернии, в Весьегонске Тверской губернии, на ярмарке в Вологде. Словом, размах торговли был достаточно большой.
Ну, а некоторые павловчане ухитрялись ездить со своим товаром на Ближний Восток. У нас, например, в фондах музея есть фотография, на которой один из местных торговцев – Карачистов (правда, среди потомков идет спор, кто на фото: то ли Александр Семенович, то ли его брат Иван) в Стамбуле, в историческом квартале Пера, сидит в феске и с кальяном: сразу видно, что человек выбрался поторговать в столицу Османской империи.
Покровительство помещиков давало еще и ту льготу, что довольно долго, со времен Екатерины II до 30-х годов XIX века павловчане были освобождены от воинского постоя. Как известно, российское правительство любило экономить деньги, и рассуждало так: зачем строить казармы, когда можно распихать солдат по домам? Так вот, в Павлово довольно долго постоев не было – что, естественно, позволяло и богатеям жить спокойнее, и кустарям заниматься своим делом.
Упадок
Спад Павлово начался к концу XIX века, когда стало понятно, что кустарное замочное производство зашло в тупик. Невозможно, сидя в отдельной избе, конкурировать с западноевропейскими фабриками. К тому времени появились замочные предприятия фабричного типа и на территории Российской империи – в Прибалтике, Польше. Да, фабричные изделия были попроще, может быть, не такие надежные, как кустарные, но это был массовый дешевый замок. Он-то и стал выбивать почву из-под ног павловчан.
Основные разновидности павловских висячих замков второй половины XIX – начале XX века. Под цифрой 2 – доныне существующие репчатые замки, под цифрой 4 – замки шведского типа, но уже советского времени изготовления. Внизу – несколько замков фигурных: замок-конек, замки в виде фигуры человека, барса.
В центре витрины – несколько цифровых замков. Ключа к ним не нужно, это кодовые замки. Непосредственно над цифрой 3 – замок, на котором набрано слово-пароль: «Paris».
Три верхних замка – это замки советского времени, конкретных мастеров. В частности, тот, что в центре – с клеймом «Ф.Д. Пчелкин». Это тот самый мастер, один из замков которого демонстрируется в основной экспозиции Государственного Исторического музея.
По цифрой 5 – замки ошейные. Самый мелкий из них – как раз под цифрой 6, мастера Михаила Хворова.
Весит он всего 0,7 грамма.
Эти непонятные предметы – одна из стадий производства замка или ключа, так называемый оглеп. Когда отдельные части замка были откованы, они склеивались смесью воска и канифоли, и прокладывались по местам склейки тонкими медными пластинками. Потом заготовка закатывалась в смесь глины, рубленой соломы и конского навоза – тот самый оглеп. Он ставился в горн, прокаливался до состояния остекленения. Во время этой операции медь плавилась, растекалась по швам, и происходил так называемый «самопай». Как правило, вынутый из оглепа замок был готов к употреблению, в него оставалось только вставить механизм.
В центральной витрине несколько замков, все несут на себе клеймо Федора Михайловича Вырыпаева.
Видимо, они им скупались у разных мастеров, потом ставилось клеймо предпринимателя – и уже с этим клеймом замки и продавались.
В полутора часах езды от Нижнего Новгорода, на берегу Оки, скромно расположился город Павлово. Сегодня это – маленький провинциальный городок. А до революции село Павлово гремело на империю как столица крупнейшего кустарного промышленного района, где изготавливались висячие замки, которыми пользовалась вся Россия.
Кустарных мастерских было так много, что в Павлово не оставалось места под огороды. Село жило нетипичной жизнью. По мощеным, освещенным электричеством улицам ходили одетые по-городскому крестьяне. В селе – уникальный для России случай – выпускалась собственная газета, действовало две гимназии, мужская и женская, и работало четыре частных кинотеатра. Некоторые здешние крестьяне на торговле замками становились миллионерами, и ездили со своим товаром даже на Ближний Восток. Публицисты назвали Павлово не иначе, как Русский Шеффилд.
Павловский висячий замок был таким же брендом дореволюционной России, как гжельская керамика, костромские ювелирные украшения, каслинское литье или кузнецовский фарфор.
Сегодня, к сожалению, о павловских замках знают лишь музейные специалисты да немногочисленные коллекционеры.
Мы все по школе помним хрестоматийный образ русского крестьянина, который на тощей лошаденке пашет землю, и живет исключительно овощами с огорода; так вот, для Центральной России этот образ совершенно бредовый, – рассказывает директор Павловского исторического музея Николай Федотов. – Здесь прокормить себя земледелием было совершенно нереально: слишком маленькие наделы, а главное – плохие почвы, которые без удобрений ничего практически не дают. А чтобы иметь удобрения, нужно большое количество скота – а это, скажем так, удовольствие не для рядового земледельца.
Поэтому еще в XVIII веке и в Подмосковье, и в наших краях, и в соседних Владимирской, Костромской и Ярославской губерниях – народ жил, большей частью, ремесленными промыслами. Или, как их более правильно называть по отношению к сельской местности, кустарными промыслами.
Кустарь – слово немецкого происхождения, от «кунстлер» – «искусник». Слово «слесарь», кстати, тоже немецкое, и обозначает «замочник» - «шлоссер». У нас, в Павлово, как раз преобладали слесаря.
Естественно, в разных местах России занимались совершенно разными промыслами, чтобы друг у друга под ногами не путаться. В Подмосковье была Гжель – самый яркий, наверное, пример кустарного производства – керамисты, гончары. В северной части Владимирщины работали, в основном, иконописцы.
А вот что касаемо Нижегородчины, картина на конец XIX – начало XX века была особенно контрастной. Нижегородская губерния в то время была краем крохотных уездных городков, которые и по занятиям, и по характеру застройки, и по численности населения гораздо больше смахивали на села. Но одновременно она была краем громадных промышленных сел, в которых и населения жило больше, чем в уездных городах, и занятия были, по большей части, городские – либо торговля, либо различные ремесла.
Но даже среди этих нижегородских торгово-промышленных сел Павлово было самым крупным: на начало XX века здесь жило порядка 12 тысяч человек. Чтобы было понятнее, в небедном городе Муроме, недальнем от нас, жило всего на две тысячи человек больше. Если же говорить о Нижегородской губернии, Павлово было больше всех ее уездных городов, в том числе такого приличного, как Арзамас.
Объяснялось это как раз тем, что местных жители никогда сельским хозяйством не занимались, а занимались ремеслами и торговлей.
Тут, видимо, сыграло роль то обстоятельство, что в XVII веке, когда промыслы зарождались, у Павлово было неплохое географическое положение. Все-таки, до того, как столицу перенесли в Петербург, основной торговый выход для москвичей на Волгу шел по Оке, что и способствовало развитию городов и сел, которые находились по течению реки. Плюс, сыграло роль то, что в XVII веке на Волге появилась Макарьевская ярмарка, которая быстро превратилась в крупнейший российский торг. А потом, в XIX веке, ее и вовсе перенесли в Нижний Новгород. Вот эта близость ярмарки и играла роль – и как место сбыта, и как место, где можно купить сырье. Так что уже в XVII столетии Павлово превратилось в крупный кустарный центр.
Правда, далеко не сразу народ у нас сосредоточился на замках. Поначалу развивались самые разные промыслы – кожевенный, канатопрядиленный, даже иконопись – кое-какие работы Павловских мастеров лежат в запасниках Третьяковки. Но потом стала преобладать металлообработка.
Поначалу это было оружейное дело, большей частью огнестрельное оружие. Потом наступил XVIII век – на Руси, благодаря Петру I, стала создаваться многочисленная регулярная армия, для которой нужно было единообразное оружие. Естественно, что никакие мелкие мастерские, никакие кустари с таким объемом справиться не могли, и основными производителями оружия стали государственные заводы – Тульские, Уральские.
А павловским кустарям как раз тогда, с XVIII века, пришлось переключаться на продукцию мирную, на сталеслесарный товар: висячие замки, разнообразные ножи, позднее ножницы, весовые коромысла, даже медицинский инструмент. Так что к началу XX века Павлово было уже не только само по себе крупным торгово-промышленным селом, оно было центром так называемого Павловского металлообрабатывающего – или сталеслесарного – района. Он располагался на территории сразу двух губерний – Горбатовского уезда Нижегородской губернии и Муромского уезда Владимирской губернии, и входило в него около 120 сел и деревень. Для сравнения в той же Гжели посуду изготавливали в 30 селах и деревнях.
В разных селениях делали разные виды продукции. В Павлово, за рекой, расположен сейчас рабочий поселок – раньше это было село - Тумботино, в котором производили ножницы. Причем и до 1917 года, и в советские период, это было порядка 90% всего производства ножниц в стране.
Когда-то в округе делали весовые коромысла – в то время основной вид весов в России. И опять же, Павловский сталеслесарный район в конце XIX века давал 75% производства весовых коромысел в Российской империи. Именно поэтому, когда в 1900-м году стали создавать сеть метрологических учреждений, то наряду с первыми тремя столичными – в Петербурге, Москве и Варшаве – палатка №4 открылась в селе Павлово. На первых порах Павловская поверочная палатка торговых мер и весов была самой крупной по объему проверяемых приборов в стране – 67% всех весов проверялось и клеймилось именно здесь.
Что до замков, на них преимущественно специализировался центр района – конкретно село Павлово. Причем, если какие-то виды изделий, те же ножи – перочинные, кухонные – стали производиться на фабриках и мануфактурах, то изготовление висячих замков вплоть до революции было уделом кустарей.
Видимо, у тогдашних заводчиков производство замков большого энтузиазма не вызывало. Процесс изготовления замка было сложнее разложить на отдельные операции, он требовал значительных затрат. Поэтому производителей замков было очень много, но все они были мелкими крестьянами-кустарями, у которых была всего-навсего изба с единственной комнатой, в которой они и жили, и спали, и если, и работали. Они с утра до ночи, по 17-18 часов в сутки, всей семьей, даже с участием женщин и детей, начиная с восьми лет, производили висячий замок.
Было три основных разновидностей висячих замков. Это так называемый тульский, или винтовой замок – пожалуй, самая старая разновидность из того, что у нас производилось. Он по форме напоминает цилиндр с дужкой. Винтовой он потому, что у ключа нет привычной ныне бородки – на ключ напаивалась завернутая винтом проволока. Внутри цилиндра находилась другая проволока-спираль. Предполагалось, что количество витков на обеих спиралях должно совпадать – иначе замок не открывался. Ключ вворачивали в замок, и когда он доходил до упора, дужка откидывалась. Иногда этот замок называют конным, хотя вряд ли сейчас кто-то внятно может объяснить, откуда такое название появилось – убедительной версии нет.
Основные разновидности павловских висячих замков второй половины XIX – начале XX века.
Под цифрой 1 – тульские замки, наиболее старые из местных моделей.
Очень популярными в XIX веке были так называемые шведские замки. К Швеции они никакого отношения не имели. Я в свое время копался на сайтах зарубежных собирателей, в том числе, скандинавских. Ничего подобного нашим шведским замкам мне не попадалось. То, что у них красуется – даже по форме очень отдаленно наш шведский замок не напоминает, да и устройство в принципе другое.
У павловского шведского замка колоколобразная форма, несколько угловатая, дужка и ключ, у которого бородка шла по всей длине ключа с одной стороны. Причем, ключ в замочной скважине шведского замка поворачивался только на четверть оборота – этого было достаточно, чтобы замок открылся.
Наиболее старые и крупные шведские замки.
Популярность шведских замков, видимо, объясняется тем, что их было довольно просто производить, и он был прост в обращении. Вместе с тем, это был довольно надежный замок. Как правило, второго экземпляра ключа к нему не существовало – мастерам не удавалось сделать дубликат, приходилось к каждому замку делать индивидуальный ключ. Словом, подобрать ключ нельзя, а спилить замок проблематично – дужка довольно толстая.
Есть вариация на тему шведского замка – так называемый балагуровский замок. Его связывают уже не с Павловым, а с менее крупным центром производства замков Нижегородской губернии. Есть такой город Лысково на Волге – в советское время там клепали, в основном, электрические утюги. А до революции это было крупное торгово-промышленное село, на противоположной стороне от Макарьевского монастыря. И там традиционно производился крупный – всероссийский по значению – торг хлебом. За счет этого торга лысковчане и богатели. Плюс, они делали, в отличие от павловчан, большое количество замков внутренних, для сундуков и шкатулок. Поскольку Макарьевская ярмарка была рядом, этот товар был востребован.
Но делали они и замки висячие, хотя в гораздо меньших объемах, чем у нас в Павлово. В основном, шведского типа. Как считают, в первой половине XIX века мастер Яков Балагуров несколько эти замки модифицировал.
Ключ в балагуровском замке несколько иной – бородка идет по нему с двух сторон. И если на обычном шведском замке дужка откидывается, как на современном висячем замке, на балагуровском она снимается начисто с корпуса замка. К тому же, балагуровский замок имеет не четверть оборота ключа, а полные два, а то и три-четыре оборота. То есть, у него другое устройство, хотя внешне замок очень похож на шведский.
Третья основная разновидность – это замок современного типа, который применяется до сих пор. Он округлый, овальный – в старину его называли репчатым: считалось, что он внешне напоминает разрубленную репу.
Кроме этих трех разновидностей, были еще замки фигурные, которые делались в виде различных предметов. Наиболее популярны были замки в виде лошади – замок-конек. Они-то как раз по типу были не репчатыми, не шведскими и не тульскими. Это были так называемые сничные замки, устройство которых восходит ко временам раннего средневековья на Руси – к волжской Булгарии.
Суть устройства заключалась в том, что ключ вообще не поворачивался в скважине. Ключом нужно было резко надавить, и вышибить заднюю часть замка – например, заднюю часть замка-конька с дужкой и декоративным хвостом. Такие выбивные замки в Павлово делались вплоть до начала XX века.
Особо у нас выделяют так называемые ошейные замки. Они маленькие – говорят, здешние мастера братья Хворовы, наиболее из которых известен Михаил Михайлович Хворов – могли сделать 24 таких замочка, которые все вместе весили всего-навсего один русский золотник, то есть, чуть больше 4 граммов.
Ошейные они потому, что была мода запирать на них собачьи ошейники. Утверждали, что отдельные щеголи набирали из таких замков цепочки для карманных часов. По типу своему это винтовой замок, только очень мелкий.
Самые, пожалуй, на сегодняшний день редкие замки из Павлово – это силуэтные замки второй половины XVIII века. По той простой причине, что они делались, в основном, как барская прихоть, по заказу графов Шереметевых. Делались они в стиле запоздалого барокко, с элементами книжного фольклора. Это были плоские медные или латунные замки в виде птицы Сирин, уробороса – змея, который кусает себя за хвост, – двуглавого орла, скрипача. И поскольку делались они именно с целью поставки Шереметьевым, в их центральные конторы в Москву и Питер, по провинциальным музеям их найти малореально.
Наиболее приличная коллекция силуэтных замков находится в Государственном историческом музее, плюс коллекция имеется в государственном петербургском Русском музее. Причем, в отличие от ГИМа, в Питере они экспонируются в открытой экспозиции.
Какие еще замки были?
Были замки сумчатые или коробчатые, которыми закрывали мешки. Делали их не так много, и они здесь не оседали. Их, как правило, гнали на Ближний Восток – там они были востребованы: восточные торговцы с их помощью защищали мешки от покушения воров.
У коробчатого замка довольно длинная дужка. По форме он грубоватый, и действительно напоминает коробочку. Узел мешка можно развязать. А торговцы скрепляли дополнительно узел с помощью дужки замка. Мешок в этом случае можно было только прорезать.
Отдельных мастерских у кустарей не было – как правило, все работы производились в жилых домах. Кое-какие дома той эпохи, в том числе принадлежавшие кустарям, в Павлово сохранились. Хотя, понятно, за последние 20 лет они массово сносятся и перестраиваются. Это были классические деревянные дома.
Ковкой занимались далеко не все мастера – ковали детали, в основном, на стороне, в деревнях. Павловские же мастера были больше слесаря, чем кузнецы. Они занимались сборкой, шлифовкой, делали внутренний механизм, ключи – для этого большой кузницы не надо. Им нужен был только небольшой горн, который можно поставить и дома. Огнеопасно, конечно, но – ставили, деваться было некуда.
Застройка была очень плотная – сейчас в Павлово она гораздо более разреженная. Домики стояли практически стена к стене. Именно по этой причине в старину здесь не занимались огородничеством – не было свободной земли.
Детей использовали на самых простых работах: где-то напильником опилить, что-то подержать. Ребенок быстро обучался, и к 12-ти годам это был состоявшийся работник.
Изготовление замков было совершенно неприбыльным. Даже те же ошейные замки, которые требовали очень мелкой работы, стоили 4 копейки штука. Это немного, даже учитывая, что цены были другие. Именно поэтому кустарям и приходилось работать всей семьей, по 16-18 часов, практически без выходных и праздников. Стоил обычный замок копеек 15-25.
Кустари не жировали. С другой стороны, Павловские кустари ощущали себя городскими жителями. Поэтому деньги зачастую шли на покупку того, что они считали элементом городской жизни – на одежду. Так было не только в Павлово, но и в других кустарных центров – в той же Гжели. Заезжие всегда отмечали, что народ здесь одет по-городскому.
На одежду деньги тратились щедро. Понятно, они не в кринолинах ходили. Добротный картуз, пиджачок, сюртук, городское платье – совершенно не деревенская одежда.
Производство медных замков
Страдивари замочного дела
Виртуозом можно считать того же Михаила Хворова, с его крохотными ошейными замками. Были мастера, которые хорошо делали фигурные замки. Но в целом, работа была рутинная. Висячий замок – вещь вообще консервативная. Особых наворотов не придумаешь – они только удорожат стоимость изделия, и не факт, что ты его продашь. Поэтому мастера предпочитали работать так, как работали деды и прадеды – без особых изысков.
Если кому-то удавалось деньги накопить, мастера выбивались в торговцев – скупщиков замков. На скупке можно было разбогатеть до создания собственного предприятия. Так вот, на таких предприятиях они предпочитали производить не замки, а ножи. Это менее трудоемкое производство, легче наладить массовый выпуск продукции, и доходы там выше.
Те же оружейные мастера, когда в XVIII веке производство огнестрельного оружия в Павлово прекратилось, в основном, подались как раз в скупку – некоторые капиталы у них в кубышке оставались, на оружие можно было заработать больше, чем мастеру-чернодельцу на замках. Те из оружейников, которые потом создали предприятия, делали что угодно – ножи, ножницы, медицинский инструмент, пытались по старой памяти изготавливать холодное оружие. Но замки – нет.
Единственный пример замочного производства связан с именем местного фабриканта Федора Михайлович Варыпаева. Вот он любил свои клейма ставить на замках, и то, скорее всего, большинство замков он скупал на стороне, отбирая наиболее приличные, и потом продавал под своим клеймом.
Потом, к концу XIX века, фабричный замок все-таки появился – в Павловской кустарной артели, у некоторых из местных фабрикантов. Были, например, такие Петр Васильевич Щёткин и Николай Алексеевич Личадеев. Но это был уже штампованный замок, была уже другая, частично механизированная технология, она имела мало общего с тем, что делали кустари.
Можно ли сказать, что павловские замки – такой же культурный бренд России, как каслинское литье, кузнецовский фарфор?
И каслинское литье, и кузнецовский фарфор – это фабричные вещи. Сравнивать фабричное производство с кустарями – все-таки неправильно. Если уж с чем сравнивать, так с Гжелью или с Красносельскими ювелирными промыслами. Красносельские промыслы – это Костромская область, поселок Красное-на-Волге, где тоже был кустарный металлообрабатывающий район. Но если наши кустари занимались сталеслесарным производством, там специализировались на ювелирных работах – и занимаются до сих пор. Был, кроме того, Кимрско-Талдомский кустарный район, где работали сапожники.
В те времена, в XIX веке, это были места достаточно заметные в журналистике и публицистике. Скажем, за Иваново-Вознесенском (ныне областной центр Иваново) закрепилось название Русский Манчестер, Гжель иногда именовали Русским Стаффордширом. Павлово же в печати устойчиво называли Русский Шеффилд – английский Шеффилд был в то время крупным центром производства ножей. Сейчас эти параллели не очень понятны, но тогда были на слуху.
От второй половины XIX века осталось несколько публицистических произведений, посвященных Павлову. Самое известное – «Павловские очерки» Владимира Короленко, которые написаны в начале 1890-х, есть более ранний очерк «Павловская промышленность», принадлежавший перу Мельникова-Печерского. Есть «Путевые заметки» Глеба Успенского – достаточно негативные по отношению к павловским порядкам, очерк «Город рабочих» известного в свое время писателя народнического направления Николая Николаевича Златовратского.
Плюс, наверное, самые обстоятельные публикации – это сборник очерков «Русский Шеффилд» Петра Дмитриевича Боборыкина, самого, пожалуй, плодовитого романиста XIX века. Он был единственным в России последовательным поклонником Эмиля Золя, и пытался насаждать натуралистическую французскую школу на русской почве. Боборыкин был нижегородец, близ Павлова находилось имение, которое принадлежало его деду, генералу Григорьеву, поэтому он знал, о чем писал.
Фотография кустаря-замочника Ивана Ивановича Бокова.
Он изображен с медалью Международной торгово-промышленной выставки в Мадриде 1907 года.
За свои замки он был награжден дипломом гран-при.
Крестьяне-миллионеры
Они богатели не на том, что замки делали, а на том, что их скупали. Это были, в основным, бывшие оружейники – редко кто из мастеров-чернодельцев выбивались в торговцы, хотя и такие примеры бывали.
Естественно, управляющий всегда действовал с оглядкой на этих богатых крестьян, и зачастую решения принимали именно они. Как раз богатство Павлово во многом объяснялось тем, что здесь помещик не мешал, а, скорее, помогал. Графы Шереметевы были влиятельными фигурами, и могли добиться льгот от центральной царской власти для своих крестьян. Например, чтобы тем было легче торговать.
Такие льготы действительно были. Наши павловские торговцы могли ездить по империи только с разрешением от графа – им не нужно было получать дополнительных бумаг от местных и центральных властей. В результате, павловские крестьяне ездили торговать не только на Макарьевскую ярмарку, но и на Урал, в Ирбит, на малороссийские ярмарки в Харьков. Многие в слободской Украине обзаводились семьями – до сих пор там живут потомки наших скупщиков. Например, потомки Петра Щеткина, который одним из первых в Павлово стал делать штампованные замки, сосредоточены в двух городах - Нижнем Новгороде и Харькове, - как раз в силу того, что Петр Васильевич женился на харьковской мещанке, торгуя там на ярмарках.
А изначальный владелец дома, где расположен наш Павловский музей – купец Василий Гомулин – имел торговые точки не только на Нижегородской ярмарке, но и в Котельниче Вятской губернии, в Весьегонске Тверской губернии, на ярмарке в Вологде. Словом, размах торговли был достаточно большой.
Ну, а некоторые павловчане ухитрялись ездить со своим товаром на Ближний Восток. У нас, например, в фондах музея есть фотография, на которой один из местных торговцев – Карачистов (правда, среди потомков идет спор, кто на фото: то ли Александр Семенович, то ли его брат Иван) в Стамбуле, в историческом квартале Пера, сидит в феске и с кальяном: сразу видно, что человек выбрался поторговать в столицу Османской империи.
Покровительство помещиков давало еще и ту льготу, что довольно долго, со времен Екатерины II до 30-х годов XIX века павловчане были освобождены от воинского постоя. Как известно, российское правительство любило экономить деньги, и рассуждало так: зачем строить казармы, когда можно распихать солдат по домам? Так вот, в Павлово довольно долго постоев не было – что, естественно, позволяло и богатеям жить спокойнее, и кустарям заниматься своим делом.
Упадок
Спад Павлово начался к концу XIX века, когда стало понятно, что кустарное замочное производство зашло в тупик. Невозможно, сидя в отдельной избе, конкурировать с западноевропейскими фабриками. К тому времени появились замочные предприятия фабричного типа и на территории Российской империи – в Прибалтике, Польше. Да, фабричные изделия были попроще, может быть, не такие надежные, как кустарные, но это был массовый дешевый замок. Он-то и стал выбивать почву из-под ног павловчан.
Основные разновидности павловских висячих замков второй половины XIX – начале XX века. Под цифрой 2 – доныне существующие репчатые замки, под цифрой 4 – замки шведского типа, но уже советского времени изготовления. Внизу – несколько замков фигурных: замок-конек, замки в виде фигуры человека, барса.
В центре витрины – несколько цифровых замков. Ключа к ним не нужно, это кодовые замки. Непосредственно над цифрой 3 – замок, на котором набрано слово-пароль: «Paris».
Три верхних замка – это замки советского времени, конкретных мастеров. В частности, тот, что в центре – с клеймом «Ф.Д. Пчелкин». Это тот самый мастер, один из замков которого демонстрируется в основной экспозиции Государственного Исторического музея.
По цифрой 5 – замки ошейные. Самый мелкий из них – как раз под цифрой 6, мастера Михаила Хворова.
Весит он всего 0,7 грамма.
Эти непонятные предметы – одна из стадий производства замка или ключа, так называемый оглеп. Когда отдельные части замка были откованы, они склеивались смесью воска и канифоли, и прокладывались по местам склейки тонкими медными пластинками. Потом заготовка закатывалась в смесь глины, рубленой соломы и конского навоза – тот самый оглеп. Он ставился в горн, прокаливался до состояния остекленения. Во время этой операции медь плавилась, растекалась по швам, и происходил так называемый «самопай». Как правило, вынутый из оглепа замок был готов к употреблению, в него оставалось только вставить механизм.
В центральной витрине несколько замков, все несут на себе клеймо Федора Михайловича Вырыпаева.
Видимо, они им скупались у разных мастеров, потом ставилось клеймо предпринимателя – и уже с этим клеймом замки и продавались.
