Монетонос

Кладоискательство => Беседка => Творчество форумчан => Тема начата: tir от 19 Сентября 2013, 08:34:50

Название: Ягода-малина
Отправлено: tir от 19 Сентября 2013, 08:34:50

Имена, фамилии и "погоняла", приведенные в тексте, изменены. Некоторые события, происходящие в тексте, являются художественным вымыслом.

- …Хомяк, это чего? – спросил я, чувствуя, как немеют от страха кончики пальцев.
Хомяк не ответил. Он смотрел на меня молча и вроде бы даже с сочувствием. Здоровенный москит торопливо наливался кровью у него на лбу, чуть ниже выцветшей зеленой банданы.
Голоса продолжали шептать.
Когда-то давно, в детстве, когда жив еще был мой дед, каперанг в отставке, я любил в его отсутствие пробраться в дедов кабинет. Там, в кабинете, было множество взрослых вещей, одинаково притягательных и запретных для десятилетнего пацана. Парадный китель с орденскими планками в одежном шкафу, ордена в тяжелой бархатной коробке, висевший на ковре кортик в черных с латунью ножнах. На журнальном столике стоял мощный транзисторный приемник «ВЭФ-Спидола», большая роскошь по тем временам, ловивший даже дальнюю заграницу – Германию, например, Румынию, Италию. Я включал приемник и гонял верньер по шкале настройки. Особенно мне нравилось поймать едва слышную за эфирными шумами станцию и вслушиваться в таинственно звучащие слова на незнакомых языках – тогда можно было представить себя, скажем, в рубке космического корабля, слушающим послания чужих миров.
То, что я слышал сейчас, больше всего напоминало те самые призрачные голоса из далекого детства. И вместе с тем было совсем иначе. Потому что вокруг был не полутемный прохладный кабинет, пахнущий трубочным табаком и дедовым одеколоном, а гиблые комариные топи в пойме реки Редья, где в августе 41-го моторизованная дивизия СС "Мертвая голова" насмерть рубилась с нашей 11-й армией. Потому что голоса в моих наушниках не зачитывали прогноз погоды или результаты футбольного матча – они кричали. Я не мог толком разобрать ни слова, даже язык определить с уверенностью не мог, но эмоции – с легкостью. Там, в наушниках, шептал смертный ужас, перемежаемый время от времени сухим треском атмосферного электричества.
И штекер наушников был подключен не к транзисторной «спидоле», а к армейскому миноискателю ИМП-2, на сборную штангу которого опирался, как на посох, Хомяк, глядя на меня с непонятным сожалением.
- Хомяк… что это? – тупо повторил я.
Хомяк протянул руку и содрал с меня «уши».
- Разобрал чего-нибудь? – спросил он.
- Ни хера не понятно. Но жуть.
- Это хорошо, - Хомяк стащил с бритой башки бандану, мимоходом растерев упившегося москита в кровавое пятно, и с наслаждением вытер потное лицо. – Хорошо, что не понятно. Вот если б ты слова начал разбирать – тогда аллес махен, василиса, бери шинель, иди домой.
- Да скажи ты толком, что это было-то!
- Это, чувачок, мертвые с тобой говорят, - Чума, скрытый бруствером свежего раскопа, с трудом разогнулся в своей яме. – Их тут полным-полно, неупокоенных. Мы их кости ворошим, им щикотно, вот они нас матом и кроют.
Он вылез из ямы, с хрустом потянулся и стал сворачивать расстеленный на земле брезент с хабаром. Сверток получался увесистым.
- Хомяк... правда, что ли?!
- Да шуткует он, - неохотно сказал Хомяк. - Когда те с нами говорят, там другое. А сейчас, это... как его...
- Эхо войны, - хохотнул Чума.
- Короче, это как вон та воронка, - Хомяк махнул рукой в сторону едва заметной оплывшей ямки. - Пятьдесят лет назад мина ударила, а сейчас еще видно, но так... чуть-чуть. Они тогда умирали здесь сотнями, кричали. И посейчас кричат. Только из августа 41-го живым слышно плохо. И слава яйцам, что плохо.
- Да не всегда плохо слышно-то, - возразил Чума. - Ящера помнишь?
- Ага, - буркнул Хомяк. - Ящера помню... Слышь, Рыжий, ты давай собирайся, хватит на сегодня. Пошли в лагерь.
...Скверные здесь были леса. Нехорошие. Во-первых, что-то неладное творилось здесь с воздухом. Влажно, жарко, душно, как в парной, запахи болота, прели, сырой земли - и одновременно продирал подвальный холод. Такое бывает, например, в коллекторах теплотрассы. Потом - комары. Не худосочные писклявые дергунцы, привычные в городе, от которых главная досада - это когда ночью оно тоненько пищит над ухом, а здоровенные, хищные, ничуть не пугливые твари. Из-за этой летучей дряни все мы не то что раздеться - рукава "афганки" не могли закатать. Ну и субъективно тоже... Нет, пресловутого "взгляда в затылок" лично я ни разу не чувствовал, но было другое, которое так сразу и не определить. Ближе всего, пожалуй, по смыслу слово "тоска". Мертвящая, обессиливающая. Абсолютная. Когда в лагере, или хотя бы рядом с напарником, тогда еще ничего. Лес, мрачно, душно, но терпимо. А вот стоило отойти буквально на двадцать шагов - таков тут был предел прямой видимости - и накатывало явственное чувство, что на всей планете в живых остался ты один. Плохое место. Даже если не знать, что вот та яма с водой, скорее всего, затопленный блиндаж, а эта продолговатая проплешина - чья-то провалившаяся могила.
- А что такое с Ящером? - спросил я, пока мы продирались через болотистое мелколесье к нашему лагерю. Хомяк шел впереди, передо мной маячила его широкая спина в выгоревшей куртке-афганке, с широкими темными кругами от пота подмышками. Замыкающим шагал Чума, навьюченный тяжелым рюкзаком.
- Копали ребята под Волховом где-то. Чего-то откопали, хер знает чего, - сказал мне в спину Чума. - Большая братская могила. Вроде захоронение мирных жителей. Тоже интересная тема для нас, там, бывает, коронки золотые, прочее рыжье. Но сильно копать не стали - Ящер, который с металлоискателем ходил, вдруг побелел весь, говорит, в наушниках дети плачут. Наушники снимает - и вообще пиздец. Говорит, все равно плачут, криком кричат, вы что, мол, не слышите? А ведь реально никто ни хера не слышит. Ящер того... запаниковал... рванул с раскопа куда глаза глядят, а дело уж затемно было... Короче, с утра пацаны нашли его. Вломился на бегу в здоровенную мотнину ржавой колючки, по лесам таких еще с войны раскидано. Изорвало всего, кровищи...
- Чума, вот нахуй подробности смаковать, а? - не выдержал Хомяк - чувствовалось по тону, как его перекосило. - Что, блядь, за манера - чернуху гонять? Рыжий, ты человек новый, на будущее запомни: не всякий вопрос бывает к месту, не на всякий надо отвечать. Насчет мистики Шамана спроси, он тебе такого расскажет - спать перестанешь. Давайте, народ, шевелим булками, а то без нас всю "шару" выжрут.
Конечно, "шару" (спирт со сгущенкой, самодельный "бейлис") без нас не выжрали, хотя в лагерь наша тройка вернулась последней. Время для бухла и хавчика наступало с темнотой - костер, гитара и прочая сталкерская романтика. Но допреж того хабар будет осмотрен Шаманом. Два брезента с копаниной уже были развернуты на траве перед "командирской" палаткой. Наш сегодняшний улов смотрелся солидно. Железо от "трехлинеек", "бубен" от ДП-27, обрывки патронной ленты, пяток корпусов от "фенек", из которых предстояло выжечь на костре тротил. Неплохо сохранившаяся "тэха". Ложка с орлом и вензелем, пара алюминиевых фляг с остатками войлочных чехлов, ременные бляхи с "готт-мит-унсом"... Но настоящий джекпот сорвала группа Дихлофоса. На их брезенте, отдельно от прочего ржавого барахла, были сложены горкой десятка два солдатских жетонов, не переломленных, с перфорацией по центру (за такие жетоны немецкие организации по поиску безвестно пропавших солдат платили хорошие деньги), да еще и Железный Крест в идеальном сохране. В регалиях Третьего рейха я разбирался (и разбираюсь) слабо, но тут нас просветили мгновенно:
- Это ж Рыцарский Крест, камрады! - Крюгер (такой же, как мы с Эдиком, "турист", только нас привез Леший, а Крюгер корешился с Черепом, и оба были слегка двинуты на теме нацистской символики) аж сиял от счастья. - Я нашел, моя добыча! Штабной блиндаж раскопали, а там... Да там добра еще дофига осталось! Завтра добьем! Эх, еще бы люгерок артиллерийский поднять, вот это была б песня!..
Над добычей уже сидел на корточках Шаман (в миру - Шамиль), долговязый темнолицый татарин, сонный, как обычно, с прилипшей к губе подозрительной самокруткой. "Руководить" еще не начинал - ждал припозднившихся. Шамана в лагере побаивались. Стриженый "под ноль", с неприятной привычкой смотреть сквозь собеседника - будто не с тобой разговаривает, а с кем-то за твоим плечом, с "резаными" запястьями, грязноватый и вечно обкуренный татарин производил впечатление бывалого и опасного "бродяги". Кроме того, говорили, что он и по жизни самый натуральный колдун. Во всяком случае, ежевечерний ритуал, который удивил нас с Эдиком в самый первый день на раскопках, соблюдался неукоснительно. И комары, жуткие серо-полосатые болотные монстры, проедавшие насквозь "афганку", Шамана не трогали - из всех нас один он щеголял "по голый торс" или в зеленой армейской майке.
-Становись! - скомандовал Череп, "военный вождь", наголо бритый жилистый детина в вермахтовских галифе, с татуированной на левом предплечье двойной руной "зиг" и замашками фельдфебеля. Безо всякой нужды скомандовал - все и так столпились кругом расстеленного брезента. - Давай, Шаман, скажи свое веское слово да пойдем уже жрать. А то кишка кишке кукиш кажет, мля.
Шаман прикрыл веки, левой рукой взялся за висящую на шее потертую ладанку, а правой ладонью стал водить над самым хабаром, не касаясь, однако, железа - "руководил".
- Все чистое, - не открывая глаз, сказал он наконец. Разговаривал Шаман негромко и как бы через силу. - Кроме этого. Это - в яму.
Яма примерно метровой глубины была выкопана шагах в тридцати от лагеря, рядом с отхожим местом. Почти каждый вечер по указанию Шамана в яму выкидывали часть хабара, причем без всякой видимой системы. Однажды туда отправили штык-нож от карабина 98-к и знак отличия германских мотострелковых войск. В другой раз - солдатский жетон, самодельную зажигалку и губную гармонику. Объяснение было одно - "плохая вещь должна остаться в земле".
- Как - в яму?! - взвизгнул Крюгер - грязный палец Шамана указывал на его драгоценный железный крест. - Да за Рыцарский Крест знаешь какое лавэ можно поднять?!
Шаман-Шамиль открыл глаза и очень внимательно посмотрел на Крюгера. Крюгер стушевался.
- Это плохая вещь, - терпеливо, как ребенку, пояснил Шаман. - Ей не место среди людей. Нужно вернуть ее в землю.
- Крюгер, не спорь, - сказал Череп. - Про пуговицу или про несчастливый жетон слыхал? Все, харэ выступать.
- Доктор сказал - в морг, значит - в морг, - добавил Леший.
Крюгер явно хотел возражать, но перед авторитетом Шамана зассал и отошел, матерно бормоча себе под нос.
Хабар прибрали и унесли. Сгущались сумерки. Эдик на пару с Лешим занялись костром. Я заметил, что Эдька то и дело нервно потирает правую ладонь. Доктор кухарил - сегодня было его дежурство.Череп и Дихлофос вывешивали по периметру лагеря сигнальные "растяжки". Зомби не зомби, а вот нежданный визит медведя или кабана в здешних краях был делом вполне житейским.
Шаман сидел возле своей палатки и непрерывно курил, распространяя вокруг сладковатый аромат ганджи.
- ...Ну что, мужчины, гитарку? - предложил Хомяк, когда макароны "по-флотски" были радостно пожраны, и в алюминиевых кружках заплескался "ликер шасси".
- Мона и гитарку, - мотнул головой Дихлофос. - А вот как насчет пиздунка затравить, на сон грядущий? Есть у кого баечек годных? Душа, мля, баечку просит.
- Их есть у меня, - подал голос Чума. - Народ, поддерживаем? Вам на поржать или на обосраться?
Народ поддержал "на поржать".
- Короче, дело было в КаУРе, - начал Чума. - Идет группа сталкеров по маршруту. На ночеву остановились возле старого ДОТа. Ну, поставили лагерь, все дела, пожрали и, короче, отбились. Одному не спится. Он берет фонарь и лезет за каким-то буем в капонир. Пустой ДОТ, бетон голый, все излазано сто раз, чего там может быть, кроме гандонов траченых. Глядь - в потолке отдушина сквозная, колодец вентиляции, что ли. Небо ясное-ясное, звезды крупнющие, что твоя пуговица, красота шопиздец. Чувак такой - о бля, как романтично! выключает фонарь, чтоб звездный свет не забивало, становится под дыру, втыкает на звёзды... и тут с ясного неба на него льется дождик... А теперь со слов второго чувака, который среди ночи пошел до ветру: "...И вот, камрады, стою это я, ссу спокойно в какую-то ямку, как вдруг из-под земли столб яркого света и утробный голос на чистом немецком: "Крайцхагельдоннерветтернохайнмаль, я тебе сейчас хуй оторву!" В общем, ребята, пошел пописать, заодно и покакал..."
Поржали, но умеренно - видимо, историю уже слышали. Смешнее, чем сама байка, была манера рассказчика - Чума мастерски изображал действие "в лицах". Эдик, сидевший рядом со мной, крепко потер ладонью о колено.
- Ржа-ачно, - лениво протянул Крюгер. - Вся сталкерская мистика как она есть. Думали - Черный Следопыт, а это чудак отлить вышел.
- Ты не прав, камрад, - сказал Хомяк. - Серьезно, неправ. Мистики в нашем деле допуйя. Просто ты еще не столкнулся...
- Да ладно, - перебил Крюгер пренебрежительно. - Это все или гонево, или розыгрыши, или с перепою мерещится.
- Крюгер, вот реально ты сейчас херню несешь, - раздраженно приподнялся Дихлофос. - Я сам лично Прохожих видел. Бля, вот я страху тогда натерпелся... Хорошо, потом Шаман объяснил, что Прохожие обычно безобидные, если с ними не заговаривать...
- Слышь, Крюгер, вот буквально сегодня, - вставил я. - Хомяк мне "уши" от миноискателя дал, а в них... - тут я обнаружил, что не могу найти подходящих слов для описания пережитого мной на раскопе. - Короче, если б ты такое послушал - я б на тебя посмотрел...
- Сам-то понял, че сказал? - хмыкнул Крюгер. Эдик допил свою порцию "шары", снова потер ладонью о жесткий брезент "горки", потом принялся рассматривать руку, так и сяк поворачивая ладонь в неверном свете костра.
Шаман вдруг оживился.
- Хомяк! Вы с Рыжим эхо войны слышали, что ли?
- Угу, - обыденно кивнул Хомяк. - На четвертом раскопе.
- Туда не ходите завтра.
- Ясное дело, Шаман. Сам понимаю, не маленький. А куда...
- Чё, Эдик, правая рука чешется? - спросил Чума. К Эдику Заварзину ни одно "погоняло" почему-то не липло. Все в лагере носили клички. Меня моментально окрестили Рыжим, Крюгер был Крюгером и прежде, и только Эдик пока так и остался Эдиком. - Это к знакомству. Если левая - к деньгам. А если нос - это...
- Да блин, - с напряженной улыбкой ответил Эдька. - Малина в здешних краях ядовитая, что ли? Всего-то пару ягод взял. Вкуснючая малинка, только теперь и ладонь не отмыть, и чешется пиздец как.
После его слов все почему-то замолчали, и в разговоре возникла длинная пауза - только слышно было, как потрескивают в костре угли. Шаман сильно наклонился вперед и пристально смотрел на Эдика.
- А ну покажи руку, - вкрадчивым голосом сказал Шаман.
Эдик выставил перед собой растопыренную пятерню. Шаман щелкнул кнопкой, и в белом луче фонаря стали отчетливо видны красные, как кровь, пятна на ладони Эдьки.
Хомяк длинно присвистнул. Череп выругался. Крюгер вертел башкой, ничего не понимая.
- Так, - сказал Шаман резким и злым голосом, ничуть не похожим на его привычную заторможенную речь. Вся сонная ленца из его облика мигом куда-то исчезла. - Малинка, значит. Вкуснючая. А где ты ее взял, малинку?
- Да чего случилось-то, Шаман? - Эдик явно очканул, но старался не подавать виду. - Девочка меня угостила...
- Бляяя... - простонал Дихлофос, обеими руками хватаясь за голову. - Муда-ак...Вот муда-ак...
- Тихо, - жестко приказал Шаман. - С кем он в тройке был? Ну? Леший, Доктор, какая там, в жопу, девочка?
- Шаман, ну мы чего, сторожа ему? - забубнил Доктор. - Мы ж не все время на виду. Там, посрать отойти надо, покурить, ну... взрослый мужик же...
- Мат вашу эбал, следопыты, - зло сказал Шаман. Впервые на моей памяти в его речи появился характерный татарский акцент. - Ты, бля... Меченый! Расскажи-ка про девочку!
- Обыкновенная девчонка, лет восьми, - пожал плечами бледный, как мел, Эдик и машинально вновь потер "меченую" ладонь. - Сарафанчик на ней такой... светленький, платок на голове повязан. Сандалики... вроде бы. И корзинка с ягодой, маленькая. Я в раскопе был, она сверху подошла, я даже не заметил как. Спросила - "дядя, у вас попить нету?"
- И ты?..
- Ну, дал ей флягу... А она отпила и говорит - "вот, малинки не хотите?" Я взял пару ягод, из вежливости, чтоб ребенка не обижать...
Шаман медленно покачал головой, глядя на Эдика с выражением "не может быть".
- Я вам в самый первый день, - сказал он горько, - в самый первый, как Леший вас привез, что говорил? О Прохожих я вам что говорил?
- Ну, говорил. Если, мол, увидите солдатика в старой форме, или еще кого странного, внимания не обращайте. Даже, мол, если он с вами заговорит, или закурить попросит, ведите себя так, будто нет его. Его, мол, и не станет. Но это ж не гребаный призрак! - Эдик начал помаленьку приходить в себя. - Да ладно, мужики, ну харэ меня разыгрывать уже. Ну чешется, так может, у меня аллергия просто. Ну девочка, и что девочка? Обыкновенный ребенок! У меня племянница такая! Девочка, обыкновенная, в лес по ягоды пошла!
- "В лес по ягоды пошла!" - передразнил Шаман и вдруг заорал так, что аж вздулись на шее жилы: - В сандаликах, блядь! Тут до ближайшего жилья сорок верст!!!
Он обмяк, будто разом потеряв интерес к происходящему, и превратился во всегдашнего сонного неопрятного татарина. В полной тишине Шаман полез в набедренный карман армейских штанов за куревом. Достал папиросу и прикурил от уголька, сделал пару тяг, спросил совсем спокойно:
- И как себя чувствуешь теперь?
- Нормально чувствую, - буркнул Эдька.
- Вот и славно. Леший! Завтра утром всех троих "туристов" увезешь на станцию. Чтоб я их не видел больше. Хабар, какой собрали, пусть забирают на сувениры. И нахуй с пляжа.
- А меня-то за что?! - возник Крюгер.
- Было бы за что - вообще убил бы, - ровным голосом сказал Шаман. Больше Крюгер не возникал.
...Утром Леший отвез нас на своем раздолбанном "уазике" на станцию. Буркнул:
- Мужики, извините, что так получилось.
И уехал. Мы остались на перроне втроем. Смотреть друг на дружку почему-то не хотелось. За ночь красные пятна на ладони у Эдика исчезли, зуд прошел, однако Эдька был мрачен и необщителен. Один Крюгер пытался бодриться и болтал за троих.
- Да и хер с ними со всеми, - трещал он. - Шаман этот, по-моему, просто чокнутый мудила. А остальные под его дудку пляшут, даже Череп. Я Черепу выскажу еще все, что о нем думаю! А, ладно. Камрады, - он вдруг быстро огляделся и перешел на заговорщицкий шепот, - а все же я этому трехнутому колдуну напоследок поднасрал. Смотри сюда!
На ладони у Крюгера лежал Рыцарский Крест в идеальном сохране.
- Ты что, - брезгливо сказал Эдик, - из ямы хабар покрысил?
- Во-первых, не покрысил, а свое забрал! - с полоборота завелся Крюгер. - А во-вторых, ты думаешь, зачем эта яма? Все это злое колдунство - зачем? Так я тебе скажу: все, что туда злой татарин отбирает, он же потом небось и заграбастает. Не веришь? А ты знаешь, что когда я в яму заглянул, там ни единой вещички не валялось, кроме этого? Он бы и крест захапал, только я первым успел...
Эдька пожал плечами и спорить с Крюгером не стал. Он вообще не разговаривал с ним до самого Питера. Со мной, впрочем, тоже. Наше общение после той поездки надолго прервалось.

...Через год, идя по Некрасова в районе Мальцевского рынка, я совершенно случайно встретил Хомяка. Мы засели в пивной "Хенде Хох" на углу Советской и Греческого и заказали на двоих "пивную базуку".
От Хомяка я узнал, что Крюгер умер полгода назад.
- Этот мудила, - рассказывал Хомяк, - оказывается, смастерил себе полный мундир эсэсовского обер-лейтенанта. Шикарный мундир, от хромовых сапог до фуры с "тотенкопфом". В мундире перед зеркалом его и нашли. С Рыцарским Крестом на шее. Острая сердечная недостаточность. В двадцать один год, прикинь?! А не верил, дурак, Шаману, смеялся над ним. Вот тебе поговорка: "Не буди лихо, покуда тихо"... А про друга твоего, Меченого, не слыхал? Ты что! Пацаны говорят, знаменитым следопытом заделался. Чуть ли не сквозь землю видит, ценные захоронки без всякого миноискателя чует. Ездит все туда же, под Старую Руссу. Неужели не слышал? Вы что с ним, совсем не общаетесь?..
Но мы с Эдиком действительно совсем не общались. Так уж вышло. А еще спустя полгода он погиб.
Погиб удивительно нелепо - на собственном дне рождения, упившись до зеленых соплей, выпал с балкона десятого этажа. Мне позвонила его гражданская жена, Светка Илясова. Пригласила на поминки. На поминках было совсем немного наших общих университетских друзей. Гораздо больше было крепких, немногословных, коротко стриженых ребят, которых легче всего представить в лесном лагере где-нибудь в пойме реки Редьи.
- Возбудили дело по факту смерти, - всхлипывала Светка, вцепившись в мой рукав. - Следак меня вызывает и спрашивает: не замечали ли вы чего-то странного в поведении Эдуарда Заварзина перед смертью? Может быть, у него были финансовые проблемы? Возможно, затяжная депрессия? А были ли у Эдуарда враги? Что ему сказать... Я говорю - нет, нет, Эдька всегда веселый был, мы пожениться хотели, и с деньгами никаких проблем, что-то он такое вечно находил в своих поездках, так что деньги в доме не переводились... Враги? Не знаю, говорю, может и были, у кого их нет, но тут мне добавить нечего... Вот разве что за неделю примерно до... до того случая... ночью, часа в три ночи, я проснулась, вижу, на кухне свет горит, и слышу, как Эдька говорит, спокойно так: "Ты же знаешь, я ищу, все время ищу, только и делаю, что ищу. Я тебя найду, не торопи. Только малины не надо больше, ладно? Я твоим угощением до гробовой доски наелся..." Вышла к нему на кухню, он говорит - прости, мол, срочный телефонный звонок, межгород. Я сперва поверила. Потом думаю - какой же межгород, если телефон в спальне... О чем он, а? какая малина? Ты не знаешь?
- Не знаю, - ответил я.
...Вот уж восемнадцатый год у меня над столом висит тяжелый стилет, сделанный из четырехгранного штыка от мосинской винтовки. Артефактная вещь. Старое злое боевое железо, в причудливых черных пятнах от глубоко въевшейся ржавчины. Мы с женой сходимся на том, что, наверное, именно так должны были выглядеть моргульские клинки. А моя восьмилетняя дочь, которая сейчас читает "Хоббита", называет его Жало - как меч Бильбо Бэггинса.
Я не боюсь держать это железо в доме. Шаман сказал тогда, это чистый клинок. Я ему верю

Название: Re: Ягода-малина
Отправлено: glob33 от 19 Сентября 2013, 08:55:08

 _! (+)

Название: Мертвые ждут бессмертных
Отправлено: tir от 19 Сентября 2013, 09:01:34

Человек без головы собирал в лесу грибы,
Ягоды и травы, наварить отравы.
Всех накормит, всех напоит,
Спать уложит, успокоит.
Всем он как родной отец,
Вот и сказочке конец...

На Егора лютая считалка, которой мы выравнивали дыхание на длинных переходах, произвела совершенно неизгладимое впечатление. Последние сутки мы передвигались исключительно звериными тропами. Сын шагал сзади, все время держа руку на ручке ножа, поминутно оглядываясь. Пару раз, он доверительно говорил мне:
«Папа, Он идет за нами! Ну как ты не видишь! Без головы человек, с корзинкой! Оборачиваешься, и он в пень превращается». Я вглядывался в сумрак чащи, иногда сходил с тропы - пытался развеять детские страхи. Не получалось. Если бы я мог расколдовать седой осиновый пень, и выстрелить безголовому в грудь картечью... Сын, может быть и расстался с придуманным образом, мы бы вместе похоронили его под буреломом...
Егор вырос в лесу, но леса все равно боялся. За берестой или водой он ходил страшно неохотно, через силу. Обычно останавливался на краю лагеря, стоял, держась за нож. Вглядывался в бездонные трущобы, копил решимость, собирал ее в кучу. Фигурка сынки в эти секунды неуловимо съеживалась, а стриженная головушка, как будто просила тепла взрослой, ласковой ладони. Он опять становился тем, кем был - шестилетним крохой, которого отец зачем-то таскает в далекие походы по местам, от которых и взрослых берет оторопь. Мне в эти секунды хотелось только одного - подойти к сыну, прижать его к себе и поцеловать в макушку. Что-то удерживало. Испуганных собак нельзя гладить, они понимают это как приглашение к страху. Наконец, Егор делал осторожный шаг вперед и исчезал в высокой траве.

Я вдруг вспомнил заученную и благополучно забытую цитату из книги о древних, земляных верованиях: «Уход детей в лес был уходом на смерть. Вот почему лес фигурирует и как жилище Яги, и как вход в Аид. Между действиями, происходившими в лесу, и подлинной смертью, особого различия не делали». Егор боялся прошлого своих далеких предков, или боялся, как они? Какая разница... Испуганные души бесчисленных маленьких прадедов вибрировали у ребенка внутри и я видел, как тяжело ему нести это наследство. Я сам чувствовал себя неуютно в этих местах. Совершенно дикая, заросшая речка-лабиринт, с говорящим названием Глушица петляла по лесу и была после жаркого лета, единственным водопоем на десятки километров. Тропы напоминали велосипедные дорожки в городском парке. Это были звериные трассы, которые шли через кусты-шкуродеры или ныряли под поваленные деревья. Егор проходил под ними не сгибаясь, свободно, а я пролезал, кряхтя и цепляясь стволом карабина. Под каждым кустом здесь кто-то жил, лежал, обитал. Кто-то, ночами, трогал осторожным рыльцем металлическую посуду замоченную в воде, пил шумно, плескаясь и фыркая... И каждый вечер мы слушали концерт от которого холодело сердце, а сильные руки вдруг становились мягкими как воск, и страшно было выходить из огненного круга очерченного костром. Семья волков жила в полукилометре от нашей стоянки, и каждый вечер они ругались, как россияне на кухне, но на своем языке. Вой волка способен даже самого веселого человека высадить в депрессию. Я, чтобы не впадать в грех уныния, представлял себе сцену на лесной кухне. Допустим, россиянчик-муж проиграл в игровых автоматах деньги отложенные на отпуск в Турции. Хотел выиграть на отпуск на Канарах, но не сложилось. Когда волчица затявкала, зло и отрывисто, я подумал, что проигранные деньги, видать, были не накоплены, а взяты в банке по специальной кредитной программе для жертв телевизора... Впрочем, волчьи скандалы всегда кончались в рамках приличий. После словесных разборок, дуэт слаженно жаловался на свою долю и одиночество. Луна жарила как осветительная ракета белого огня, превращая лес в мертвый театр теней со странными полифоническими звуками. На фоне далекого воя, слышались и чьи-то близкие, осторожные, приближающиеся шаги, хруст ветки, раздавленной то ли ногой, то ли лапой, стук сухих древесных стволов друг о друга... Егор в эти минуты прижимался ко мне, и я брал его ладошку в свою руку. Один раз мы услышали, как с каждой новой мужской партией, волчий вой становится все ближе и ближе. Он оборвался совсем рядом, и стало ясно, что зверь начал нас скрадывать. Ладошка Егорыча мгновенно вспотела, просто стала мокрой в одну секунду. Но он не сказал мне ни слова, даже не пошевелился. Сидел на бревне, положив голову мне на колени, и смотрел в угасающий костер. Я поднялся, и несколько раз шарахнул из карабина в темноту, а потом закатил в костер огромный сухой пень. Мы замешали какао, так, что в котелке встала ложка, и час слушали радиоприемник. Егор «ловил инопланетян» - искал в эфире непонятные, космические звуки или странные голоса, которые на самом деле, были отзеркалеными станциями с других диапазонов.
Утро развеивало ночные страхи, давило их солнышком, как клопов. После короткого завтрака мы отправлялись в путь, искать вход в Аид. Где-то в этом районе, на берегу одной из бесчисленных стариц Глушицы, выходящая из окружения группа лейтенанта Скоробогатова попала под перекрестный огонь двух немецких пулеметов. До пулеметных расчетов было не больше двух десятков метров, и озверевшие окруженцы пытались их сбить штыками, расстрелять в упор. Из полусотни человек в живых остался один - сам лейтенант. Он и рассказал перед смертью про эту атаку еле двигающихся живых мертвецов, пытался даже нарисовать схему дрожащими руками... И не смог - запутался, заблудился в своих воспоминаниях.
Стариц здесь было чуть больше десятка, половину мы уже осмотрели - от места впадения в Глушицу, вверх по течению на километр-два. На завтра оставалось одно перспективное место - два, почти параллельных притока, между устьями - брод и начало военной лежневки. Собственно брод и дорога и объясняли наличие пулеметов на станках в глухом лесу. Мы никуда не спешили - мертвые ждали нас.
Перед сном я свалил гигантское сухое дерево обломанное бурей на треть. Кое-как поставил ствол вертикально, присел. Потом встал, уже с грузом. Отбалансировал бревно на плече и пошел. В глазах потемнело, моховые кочки давились ногами, как спелая клюква. Я шагал и думал, что гореть этому бревну синим пламенем до утра, жарко и ярко, на страх всякой хищной мохнатой сволочи, бесам и безголовым грибникам. Егор восхищенно вздохнул, когда я уронил этого исполина прямо в костровую яму, и тут же сел в траву, не в силах шевельнуться. Сердце сместилось куда под горло и я вдруг четко расслышал его стук. Никогда в жизни не слышал. Быстрый стук сердца, и какой-то плавающий. Сын заглянул мне в лицо:
-Пап, ты чего?
- Принеси чаю - язык еле ворочался, слова вязли как в подушке, я не слышал сам себя. Такое было несколько раз, после каждой контузии. Но там еще в ушах сыпался на туго натянутую пленку песок, а сейчас я мучался тишиной. Очнулся через минуту. В кружке, которую Егор держал обеими руками, плескалась дегтярная, черная жидкость. Я сделал несколько глотков, подивившись, что не чую ни вкуса, ни запаха. Мучительно захотелось лечь. Не помню, как я забрался в спальник. Егор еще посидел у костра, больше демонстративно, чем по какой-то надобности. Собрал разбросанную посуду в кучу, спрятал пилу и топор под тент - я это отметил оборванной мыслью, проскочившей где-то, на периферии сознания, и даже попытался улыбнуться. Потом сын переоделся в «спальные» вещи и привалился к моему боку теплым тельцем. Мы заснули. Я - больше не проснулся.

...Отец говорил, что любит смотреть, как я встаю. Я вставал «кувырком» - выкатывался из спальника колобком, и сразу на ноги. Отец, наоборот, просыпался тяжело, говорил «как из блиндажа заваленного выбираюсь».Вылезал не спеша, долго сидела на спальнике, сложив ноги по-турецки. Расстегнув молнию, смотрел через порог палатки в небо и если была хорошая погода, всегда замечал: «ну вот, даже солнышко улыбнулось нам». Я проснулся поздно, когда воздух в палатке ощутимо прогрелся. Хотя, ночь была ледяная. Обычно, под самое утро, в моем углу спальника становилось нестерпимо холодно, и я прижимался к спине отца. Я знал, что он, спящий, не любил касаться во сне других людей. Шутил «волчья привычка, даже во сне - сам по себе». Но, каждое холодное утро, он переворачивался на другой бок, и подгребал меня к себе правой рукой. Знал, что я замерзаю, и дрожь моя проходила через несколько минут - я опять проваливался в сон, уже до самого окончательного пробуждения.
Первым делом, пока отец не проснулся, я залез в карман палатки и съел, одну за другой, четыре карамельки - две с ментолом и эвкалиптом - «лечебные», и две «лесные ягоды», которые почему-то пахли клубничным мылом. Отец иногда просыпался от шуршания фантиков, лежал, слушая как я тайно пирую и через какое-то время обязательно говорил:
- Егор, может хватит давить конфеты? Сейчас завтракать будем. С тебя - костер.
Я не спорил. Вылезал из палатки, шел за водой и начинал разводить огонь. Мы всегда его жгли костер по утрам, чтобы хоть как-то разогнать холодную и сырую одеревенелость в теле. Я знал, что за речкой и лесом начинаются бесконечные болота. Видел их,эти безлесые поля, желтые, местами красные от клюквы, с черными окнами тяжелой и неподвижной воды, в которой четко отражались облака. Я помню, как мы стояли с отцом на прогибающейся кочке, он держался за дрожащую болотную березку, а я - за его штанину. Мы заглядывали в черную бездну. Срубленный длиннющий кол ушел туда, вниз, без остатка, вместе с отцовской рукой. «Там - смерть», сказал мне отец. «Никогда на болотах не ставь ногу в открытую воду. Найди другое место, обойди. Не бойся вернуться назад и найти другую дорогу. Ничего стыдного в этом нет. Запомнишь?». Я покивал головой, и отец как-то с сомнением поглядел на меня, но я на самом деле, запомнил все крепко-накрепко, он просто не понял.
Отец лежал на спине, положив правую руку на грудь, ладонью прикрывая горло. Я подкрался на четвереньках поближе - лапник предательски хрустел под полом палатки, и, уткнувшись носом в отцовское ухо, тихонько зарычал:
-Р-р-р-р...Папа, вставай! Вста-вай! К нам медведи пришли!
Отец не пошевелился и губы мои обжег холодом его висок. Я потянул его за рукав свитера:
- Пап, просыпайся! Хочешь, я тебе чаю сварю?
Рука отца безвольно сползла с горла на спальник и легла раскрытой ладонью вверх. Он спал. Наверное, так и не ложился ночью. Встал, когда я крепко уснул, сидел на бревне возле костра, положив карабин рядом. Светил налобным фонариком и что-то писал карандашом в своем клетчатом блокноте... Наверное так... Я расправил спальник и еще накрыл отца тоненьким шерстяным пледом.
Траву у корней серебрил иней, но сверху, на концах и метелках она стала темной от влаги: последнее солнышко пока еще грело. Чуть сырой ком бересты лежал под перевернутым котелком, а спички бренчали в кармашке моих камуфляжных штанов. С первого раза костер не развелся. Я безжалостно раскидал его ногами, и пошел собирать в развилках берез сухие прутики. Отец всегда говорил - «чем дольше складываешь костер, тем быстрее он загорается». У меня именно так выходило всегда, а отец просто быстро строил небрежный шалашик, отбирая нужные ветки по каким-то, одному ему известным признакам, и дрова загорались, как будто их облили бензином. На мой вопрос, как так у него получается? Отец улыбнулся - «Это несложно, но сначала нужно развести тысячу костров». Я даже считал свои костры, но год назад сбился. Этот, если считать вновь - пятый. Потянуло вкусным берестяным дымком. Я разодрал длинную липучку гермомешка, нащупал пачку чая. Просыпал, конечно, вынимая ее вверх ногами. Сбегал по высоченной траве до ближайших зарослей ольшаника, рвал, крутил, ломал ветки - огонь нужно было кормить без остановки. На глаз прикинул, что можно уже затаскивать в кострище осиновый ствол, приготовленный с вечера. Котел забулькал, и я, собравшись и прикусив кончик языка от старательности, осторожно перелил кипяток в кружку. Помнил отцовские слова: «Егор, у нас мало бинтов и йода, пластыря - несколько штук. От ожогов только холодная вода в речке. Если отрубишь палец, пришить не успеют. Ты в больнице должен через сорок минут оказаться, тогда пальчик не умрет, и его можно пришить обратно. А тут тебя только до шоссе нести часа четыре. Аккуратно все делай, хорошо?». Я потом долго расспрашивал отца - как пришивают пальцы обратно, можно ли пришить голову, например?А руку? Он терпеливо отвечал на все вопросы. Он всегда отвечал на все мои вопросы. Не ответил только пару раз - оба раза я был у него на руках, мы пробирались по болоту и падали в этот момент. Ну, почти падали.
Я осторожно залез в палатку с кружкой чая и бутербродом из галеты, на которой лежал криво отрезанный кружок колбасы. Отец лежал, и за это время не пошевелился - большая складка пересекавшая плед, так и осталась на месте - длинный темно-синий горный хребет. Подумал, что надо будить отца - вдруг он так и будет спать, спать и проснется завтра? Или никогда не проснется? Вдруг его заколдовали? Через палатку разве можно заколдовать? Я решительно потянул плед на себя. Пол палатки холодил, под лапником, если сильно нажать на землю, всегда выступала вода. Поэтому я устроился на теплом пледе, привалившись спиной к раме отцовского рюкзака. Отхлебнул, морщась, горький чай, и взял отца за руку. Рука была тяжелой, холодной, чужой, и ладонь мне показалась какой-то каменной... Наверное, я больше почувствовал, чем понял. А что я понял, не смог объяснить самому себе. Помню, я поставил кружку в угол палатки, завернулся в плед с головой, прижал колени к подбородку. Ткань штанов на коленях быстро намокла от слез. Я разодрал до красна этими мокрыми, солеными коленями, все лицо, и заснул в тоске. Страшно жалея себя, отца, с которым что-то случилось, весь мир - даже ту самую, несчастную сухую осину, которая, чуть потрескивая, прогорала сейчас в костре. Я так засыпал несколько раз, с каменным чувством внутри и надеждой, что утром, когда проснусь, все будет хорошо и светло. Само-собой. Разбитая ваза чудесно склеится обратно, мама простит, украденный с лестницы велосипед вернут, взятая без спроса и потерянная вещь найдется в кармашке, сбежавший кот придет.
Спал я, наверное, час, не больше. Солнышко чуть сдвинулось, полностью осветив палатку. Сердце прыгнуло из груди - вокруг костра кто-то ходил, позвякивал чем-то, притоптывал. Отец проснулся! Я чуть приподнял голову, срывая с себя плед, чтобы заорать радостно во весь голос... и осекся, мой народившийся крик превратился в писк. Отец лежал и смотрел вверх - глаза его были неживые. Он смотрел в никуда, и не видел ничего. Рот чуть приоткрылся, но рука его, так и лежала открытой ладонью вверх. Мне вдруг стало холодно от страха за самого себя - у костра мог ходить только человек без головы. Больше некому, он нас выследил! Или, наоборот, раньше боялся отца, а теперь не боится -заколдовал его, знает, что он крепко спит. Вот и пришел. Что он там делает - ест нашу еду? Может, поест и уйдет? Тогда зачем надо было выслеживать нас столько дней? Мы уходили из лагеря надолго и продуктовый мешок всегда стоял на виду. Бери и ешь, если хочешь...
Я,стараясь не шуршать и не хрустеть, подполз ко входу и беспомощно оглянулся на отца. Мне показалось, он улыбался самыми уголками губ. У стенки палатки, завернутый в кусок полиэтилена, лежал его карабин. Наш карабин. Я потянул его на себя, думая, как страшно отец будет ругаться, когда узнает про мое самовольство. Тянул тяжеленный карабин и шептал сам себе - «пусть ругается, пусть, пусть. Только пусть проснется. Я за березой, в углу, целый день отстою, спокойно! Только надо безголового прогнать или убить!Потом надо будить отца, или дать ему лекарства!». Мысль про лекарства меня вдруг пронзила, снизу доверху. Почему я не сообразил сразу? Сейчас некогда было думать. Приклад был разложен, патрон в патроннике - это я знал крепко-накрепко -отец всегда так делал перед сном. Ломая ногти, я сдвинул скобу предохранителя вниз. Вытащил из пламегасителя тряпочку в оружейном масле. Хотя, я знал, что можно ее и не вытаскивать - вылетит сама, вместе с пулей. Тихо, зубчик за зубчиком, стал сдвигать молнию, одновременно пихая в щелку кончик ствола. Поднимать карабин я даже и не думал - не осилю, проверено. А так, лежа, стрельну. Даже прицелиться можно. Безголовый все равно слепой. Куда он убежит? Молния поехала вверх и в бок, я сунулся вперед... Увиденное меня почти развеселило. У нашего растрепанного гермомешка стоял смешной полосатый кабаненок и копался в продуктах своим длинным рылом. На меня он сначала глянул мельком - не хотел отвлекаться, ему было очень интересно. Потом он перестал рыться и повернул ко мне свою морду. И я понял, что взгляд его гнойных глазок злой, звериный. И весит он в семь раз больше чем я. И уходить он никуда не собирается. Вообще!
Голос у меня предательски дрогнул. Я хотел рыкнуть на него, как отец, а получился какой-то шепот. Кабан переступил копытцами и вдруг сделал шаг к палатке. За полянкой, из высокой травы, тут же поднялись еще два или три кабана. Один был просто огромный! Тогда я зажмурился и нажал на спусковой крючок. Все потонуло в грохоте. Карабин лежал на боку, и меня, как камнем, ударило железной гильзой в висок.
Когда я открыл глаза, никаких кабанов не было, и где-то далеко, кто-то очень быстро бежал, ломая кусты.
Звон стоял в ушах, на виске вспухла гуля, но страх, который выворачивал, давил,перехватывал горло, куда-то отступил. Но не ушел совсем. Уже без усилий, я потянул железную скобу - предохранитель щелкнул, и встал на место.
Я боялся глядеть на отца, но все равно посмотрел, без всякой надежды. Ничего не изменилось. И первый раз подумал о том, что если его не вылечу, придется идти к людям за помощью. Лучше, конечно, сделать ему какой-нибудь укол, но никаких шприцов и ампул у нас в аптечке не было. Были только таблетки в железной банке. В прошлом году, когда пять дней шел дождь, и мы сидели в палатке сутками, перечитав все книжки, отец объяснял мне, зачем нужны все эти лекарства из аптечки. Я вытряхнул коробку прямо на пол - верхняя упаковка была надорвана, в ней не хватало одной таблетки. Эту таблетку выпил я, весной, когда страшно обварился кипятком. Я обрадовался, как будто встретил старых друзей. Таблетки эти были от боли, назывались анальгин, я вспомнил точно. И еще они страшно горчили и я долго запивал эту вяжущую горечь водой. Стараясь не касаться отцовских губ, я опустил белую таблетку в черную щель его рта, подождал, и стал лить туда чай. Чай стекал по отцовским небритым щекам, разливаясь озерцами, речками и маленькими морями по спальному мешку. Отец продолжал улыбаться и смотреть вверх - и меня затрясло от этой жуткой картины. Я знал, что люди умирают. Видел якобы мертвых в кино, видел наших солдат, которых мы находили в лесу - обрывки формы, обувь, ржавая винтовка, горстки темно-коричневых костей, черепа раздавленные корнями деревьев. Сам я знал, что никогда не умру, или это будет так не скоро, в таких далеких далях, что моя мысль еще не в силах туда забраться. Не мог я примерить смерть к своим близким, и, если бы в эти минуты я признался себе, что отец ушел окончательно и бесповоротно, я бы наверное лег рядом и тоже умер. Так было бы проще и легче. И я решил не думать о смерти, вообще. Слезы катились горохом и выедали глаза, когда я собирался. Губы дрожали, и пришлось их прикусить до крови. Мучительно хотелось взять с собой карабин, и я каким-то чудом заставил себя не делать этого. Отец и так оставался в этом лесу один, больной, без оружия. Раз. Я чувствовал, что не донесу карабин никуда, просто брошу его, уже через несколько километров. И отец этого не простит. Два. Я положил карабин отцу в спальник, прикладом на раскрытую ладонь. Пусть будет у него под рукой, рядом. Застегнул молнию, укутал пледом, подоткнув его со всех сторон. Собрал разбросанные таблетки, а пролитый чай размазал по полу палатки своими грязными колготками. Нож мой, подаренный отцом весной, лежал у нас в изголовье. Я взял его в руку и нагнулся еще раз к холодному отцовскому виску:
- Папа, я побежал. Я дойду, мы приедем с дядей Сашей на вездеходе и отвезем тебя в больницу. Я быстро. Слышишь?

Быстро было только по карте-пятикилометровке, на вертолете. Даже мотолыга проползала этот путь не меньше чем за три часа, срывая гуски о пеньки, ухая в бездонные ямы и выбрасывая грязевые фонтаны, как торпедный катер. В прошлом году, отец оставил меня одного в лагере, пошел звонить, и страшно упал на буреломе. Его спасла шерстяная шапка в нагрудном кармане горки, иначе, переломал бы ребра. Так он рассказывал. После этого случая отец стал учить меня ориентироваться, я даже брал азимуты по компасу. Иногда, во время наших странствий по лесу, отец вдруг останавливался и говорил: «Егор, выводи нас!». Когда я путался и начинал забирать в другую сторону, он мягко сдавливал мне плечо, или на секунду поднимал в воздух и ставил на землю, но уже лицом в нужном направлении. Сам отец ходил по этим лесам, как по нарисованной линии - ни отклоняясь ни на метр от цели в сторону, хотя, мы постоянно обходили завалы деревьев, болотины и кусты-шкуродеры. В карту он смотрел редко, карты, как говорил отец, были здесь «слепые» - просто зелень с редкими просеками, на самом деле, давным-давно заросшими. Но я не должен был заблудиться. Дорогу я помнил. Примерно двадцать минут мы шли вдоль речки по звериной тропе. Потом будет так называемая «крестовая яма» - большая заболоченная впадина с редкими, кривыми и очень жуткими елками. Мертвые елки напоминали обветрившиеся кости, торчали во все стороны и я думал - кто их убил всех, разом? Росли-росли елки, а потом ррраз - и умерли. Высокие, стройные... На кладбище похоже... Отец предположил, что здесь садилась летающая тарелка и жар двигателей спалил деревья. Вот этого болота я боялся больше всего. Через него нужно было идти по старой, еще времен войны, гати. С выкрошившимися бревнами, ямами с черной водой. По гати этой даже ходили медведи - мы как-то разглядывали следы, которые не могла накрыть наша лопата. Либо пятка из под нее торчала, либо медвежьи когти. После «крестовой ямы» начиналась просека высоковольтки с редкими столбами. По ней идти очень долго - мы делали обычно три-четыре привала и даже перекусывали... Я сгреб разворошенные кабаном продукты в гермомешок, зацепив горсть сухарей и пакет леденцов. В кармашек флиски положил свою кружечку - пить по дороге. Нужно было взять фонарик, но никакие силы не заставили бы меня еще раз залезть в палатку, копаться там в вещах и видеть то, о чем я сам себе запретил думать. Я присел на перевернутую гильзу от огромной пушки, на дорожку. Так мы делали всегда. Встал и пошел, сжав нож в ножнах в кулаке. Отец запрещал бегать по лесу с открытым ножом, показывал, как на него можно упасть, просто споткнувшись. Упасть и проткнуть самого себя. Но я решил - достану из ножен, когда совсем будет страшно. То, что будет страшно, я даже не сомневался. Страшно позади, и страшно впереди. Капкан, но не тупик.
Лес, едва я вошел в него один, неуловимо поменялся. Звериная тропа уже не была такой удобной - за каждым ее поворотом я ждал тех самых кабанов, по которым стрелял из палатки. К реке, от тропы, через каждые сто метров сбегали хорошо натоптанные дорожки к водопоям. Я первый раз их заметил. Кто по ним ходил и ходит? Мокрая, здоровенная выдра щерилась из травы желтыми зубами, глаза-бусинки нагло блестели. Она, увидев меня, даже не думала попятиться - смотрела нагло. Я топнул на нее ногой и закричал:
- Пошла, дура!
Вытащил нож, полированная сталь пустила солнечный зайчик. Выдра смотрела и смотрела на меня не мигая, и я просто прошел мимо, сцепив зубы, чтобы не оглянуться на нее. Чтобы не догадалась, что я ее боюсь. Я подумал, что будь я с отцом, никакая бы выдра не вылезла, а сидела бы тихо в своей прокисшей речке. У отца со зверями были какие-то странные отношения: они видели друг друга, и друг другу уступали дорогу. Он все время ходил с карабином, но никогда не охотился. Я как-то спросили его: «Почему?». Отец ответил очень серьезно: «пока в нашем мешке есть хотя бы одна банка консервов, это будет не охота, а убийство. Нельзя убивать просто так, ради баловства». Что говорить, мы с ним даже бересту или лапник резали со словами - «березка, елочка, прости! Нам надо!». И кроме волков мы со всеми тут дружили. Да и волки не лезли к нам, только выли страшно... Лось целых пять минут терпел, пока мы фотографировались с ним, и только потом убежал. К нам приходила общаться норка, каждый вечер. Прилетали какие-то птицы, я сыпал им на пенек сухие макароны. Но то было с отцом, и мне страшно представить, что будет без него?
На краю «крестовой ямы», в невысоких сосенках стоял старый лось. Тот самый, с которым мы фотографировались. Лось тяжело вздыхал и постукивал копытом по упавшему бревну. Постучит-посмотрит на меня. Я,спрятал за спину нож, и обмирая от ужаса, остановился и поздоровался с ним:
- Я в деревню иду, к дяде Саше. Папа заболел. Ты понимаешь?
Лось перестал стучать, и чуть наклонил голову на бок. Он долго шел за мной через болотину. Шел, далеко отстав, чтобы я не пугался. Выходил на гать, потом опять скрывался в редких соснах. Лось провожал меня, и исчез, только когда я выбрался на пологий край чаши. Я шел и шел, отдыхать залезал на столбы высоковольтки - казалось, что когда я иду, меня никто не должен тронуть. А вот когда остановлюсь - придут и съедят. С одного столба я видел, как через просеку шли две серые небольших собаки. Одна остановилось понюхать воздух, и я вцепился в гудящее железо так, что побелели грязные пальцы. Но вторая собака куснула нюхающую, и через минуту я видел лишь, как мелькали их гладкие спины, да чуть колыхалась желтая трава. Когда стало темнеть, я уже слышал шум машин на шоссе. Я шел босой. Резиновые сапоги я потерял на торфянике, там, где мох колыхался под ногами так, что сладко щекотало в животе. И где отцу было по-колено, а мне почти что по-пояс. Я не смог за сапогами вернуться, уговорил сам себя, что это не нужно - на ногах еще остались толстые шерстяные носки. Поздно ночью я положил голову на край асфальтовой дороги и уснул на минутку. Первая же машина, высветила фарами босого спящего ребенка в грязном камуфляже, шарахнулась в сторону, а потом остановилась так, что завизжали тормоза. Я проснулся от этого визга. Меня тормошили, поили каким-то сладким теплым компотом, надели носки и огромные клетчатые тапки. Остановились еще машины, все ждали скорую помощь, но я сказал им, что она не проедет по болотам... Раз десять пытались забрать нож - я не отдавал, держал обеими руками, и все про него, наконец, позабыли. Приехала милиция. Какой-то мужик в форме с мятыми погонами и выстиранными бесцветными глазами, сидел передо мною на корточках и повторял, как попугай:
- Что с твоим папкой? Что с ним? Папка пил? Была у него бутылка с собой?
Я мотал головой, говорить почти не мог, разучился. Мужик не унимался:
- Папка бомбы разбирал? Взорвалось у вас? Что взорвалось? Снаряд? Граната?
Наконец, примчался папин друг, дядя Саша, схватил меня на руки. Единственное родное лицо в этой дикой кутерьме. Я вцепился в его шею, крепко, как мог, и только тогда разрыдался по-настоящему. Первый раз, за весь этот проклятый длинный день. Дядя Саша послушал мое бульканье и завывание, и со словами:
-Нет, Егор, так не пойдет, - шагнул через канаву в поле. Мы долго гуляли по полю. Точнее, дядя Саша гулял, сморкал меня в свой огромный клетчатый платок, а я сидел у него на руках, держал за шею, не выпускал, пока не успокоился окончательно и не рассказал все по-порядку. Мы вернулись к толпе на обочине дороги. Дядя Саша названивал по мобильнику, и я слышал, что какой-то Арефьев заводит свой вездеход, и не может завести, потому что его «завоздушило». Дядя Саша объяснял по телефону, как вездеход починить. Менты ругались, выясняя, кто поедет за моим папой. Ехать они не хотели, но ехать им было нужно, чтобы заполнить какой-то акт. И еще ждали врачей, которые «на трупы не спешат». Я подергал дядю Сашу за штанину:
- Можно я с вами? Вдруг вы не найдете?
Но тут приехали врачи. Меня завели к ним в «скорую», я начал сбивчиво, с пятого на десятое, объяснять толстой врачихе, как спасти моего папу, что его заколдовали и очень просил скорее поехать за ним на вездеходе и вылечить... Но врач не слушала меня, вообще, посмотрела шишку на виске от гильзы, помазала йодом. Потом вдруг как-то ловко перехватила меня, зажала руку, и сделала укол.
Я проснулся в избе у дяди Саши, в знакомой комнатке, где мы с отцом много раз спали на узенькой жесткой кровати, под тиканье настенных часов, в которых сидела пластмассовая кукушка изгрызенная котами-разбойниками. Возле избы грохотал двигатель, лязгали гусеницы, а потом все стихло. Я выглянул в окошко - у забора стоял плоский вездеход с башенкой, как у танка, весь заляпанный подсохшей синеватой грязью. На крыше вездехода лежал огромный папин рюкзак. Дядя Саша и незнакомые мужики в брезентовых куртках, достали из вездехода носилки с длинным свертком замотанным в мою и папину плащ-палатки. Я, в чем был, босой, в чьей-то очень длинной майке, выбежал на крыльцо. Дядя Саша подхватил меня с последней ступеньки. Присел у носилок и отогнул край плащ-палатки. Глаза у отца были закрыты, но он все равно улыбался.
Через год, когда я научился разбирать отцовский почерк, я прочел в клетчатом блокноте его последние записи сделанные для меня:
...может быть, смерть моя будет неприглядной - на гноище и во вшах. Или буду лежать я на перекрестке дорог, страшный, вздутый, оскалившийся, с вывернутыми карманами. Но это все неважно. Я знаю точно, что буду здесь всегда - на торфяных болотах, среди теней солдат, теперь скользит и моя тень. И под куполом церквушки на Перыновом скиту, в солнечном луче, дрожит эфирная часть моей души. Но самое главное - я останусь в своих детях, в их внуках и правнуках. Буду вечно течь в их жилах, буду смотреть на мир их молодыми глазами. Буду опять любить и ненавидеть, пока мой род не прервется. А значит, я почти что бессмертен...

Название: Re: Ягода-малина
Отправлено: glob33 от 20 Сентября 2013, 22:55:40

..........не Иесусу, но несу свой крест пытаясь достучаться до небес, и если.. моя жизнь еще имеет вес, скажи мне - кто же я, на самом деле? ангел, или бес?............

Название: Re: Ягода-малина
Отправлено: МАСЛОПУП от 21 Сентября 2013, 00:54:41

http://mirknig.com/audioknigi/audioknigi_belletrisrika/1181595977-zoloto-shamanov-audiokniga.html _V

Название: Re: Ягода-малина
Отправлено: tir от 24 Сентября 2013, 21:51:17

только прошу  трёпа и грязи не надо

Ивакин Алексей Геннадьевич
Я живу в ту войну


    ПОИСКОВЫЕ РАССКАЗЫ
       
      Однажды я поехал в 'Поиск'...
      Впрочем, об этом позже.
      Хочу предупредить, что рассказы будут жесткие, нелицеприятные и многие на меня обидятся. Что ж это мое мнение. Если вы не согласны - пишите свое.
      И начну я с того, чем Вахта заканчивается...


       
      1. ЗАХОРОНЕНИЕ
       
      Странное дело. Когда работаешь - кости воспринимаются абсолютно нормально. Ну кости и кости. Иногда белые, иногда черные. Чаще, почему-то, рыжие.
      Никаких эмоций особых нет.
      Пустота в душе...
      И эта пустота взрывается на кладбище.
      Синявино, 2009.
      Огромная могила. Вырыта экскаватором. Около сотни гробов. В них наши деды - мальчишки и мужики. 549 человек.
      Только там начинаешь понимать, что это не кости, не останки - люди.
      И странное, мистическое ощущение, что они вот тут.
      Несешь гроб к могиле. И чувствуешь руки тех, кто там в гробу. Они помогают нести...
      Опускаешься в эту огромную яму, устланную лапником. Ставишь гробы - один на другой. Потом идешь обратно.
      Они тебя ведут. Словно подталкивают в спину: 'Мы - мертвые. Не место тебе тут, живому'.
      Я ощущал их прикосновения на своих плечах.
      Они словно извиняются.
      Они себя виноватыми считают - за то, что не смогли вернуться к своим мамам, к своим женам, к своим девочкам.
      И я себя виноватым считаю.
      549 парней. Опознанных - человек 15.
      Я ни одного не опознал...
      Лезно. 1996.
      Котелок, вывернутый взрывом наизнанку. Весь в дырах от осколков.
      Восемнадцать фамилий на нем... 'Иванов, Кузнецов, Переходько, Хуипбергенов, Штильман...' Не помню сейчас все. Не помню - где этот котелок. Знаю - эти фамилии сейчас на памятнике в умирающей деревеньке Лезно. Это под Чудово. Новгородская область.
      18 фамилий...
      Один из вас, один из восемнадцати - лежит в гробу. Кто ты, боец?
      Не узнать никогда. Пока сам не лягу в землю - не узнаю.
      Я верю, что мы встретимся там. Я верю. Мы еще выпьем, мужики!
      Демянск. 1999.
      Дождь такой, что мы соскальзываем в могилу. Падаем туда. Вместе с простыми сосновыми гробами. Весь вечер перед этим опаляли их паяльными лампами. Чтобы было красиво.
      Они смеются нам черепами из гробов. Смеются над нами. Им все равно так-то - в каком гробу лежать! Но приятно, почему-то. Домовина, все-таки...
      Извините, мужики. Почему я чувствую свою вину перед вами?
      Почему я не с вами?
      Шатаюсь как пьяный. В глазах темно. Ничего не вижу. Только могилу и гробы, гробы...
      Севастополь. 2008.
      Мы прощаемся с ними, когда складываем мешки с людьми, в багажники двух легковушек. Гробов не будет. Могил не будет. Ждите, мужики, до весны. Тут, в Украине, бестолковые законы. Надо вызывать ментов к месту находки костей, заводить уголовное дело по факту убийства. Проводить экспертизы. Потом уже хоронить, когда будет доказано - останки времен войны. Этим займутся местные поисковики. Мы - граждане другого государства. Впрочем, пацаны, которых мы складываем в багажники - воевали за всех. В том числе и мужик с Первой Крымской.
      Жаль - не смогу бросить землю вам на гроб. Поэтому - украдкой, так чтобы никто не видел - кладу две сигареты в багажник немецкого авто, пахнущий русским бензином.
      Синявино. 2009.
      Экскаватор накидал земли. Оформили квадрат могилы лопатами. Через год поставят памятник. Наверное. Если денег хватит...
      Встаем на колени. Двести человек.
      Запеваем...
       
      Выпьем за тех, кто командовал ротами,
      Кто умирал на снегу,
      Кто в Ленинград пробивался болотами,
      Горло ломая врагу.
       
      Тихо поем...
      Слеза сбегает по щеке. Кто-то рядом тоже всхлипывает. Не могу больше. Отхожу в сторону. Сажусь на краю немецкой траншеи, куда они так стремились. Закуриваю.
       
      Будут навеки в преданьях прославлены
      Под пулеметной пургой
      Наши штыки на высотах Синявина,
      Наши полки подо Мгой.
       
      Меня трясет. Начинаю реветь как мальчишка. Слезы душат. За спиной тихий разговор:
      - Заколебали эти поисковики. Всю церемонию поломали. Давай уже венки положим и бухать пойдем, а?
      - Подожди, допоют. Нехорошо как то...
      - Да хрен с ними! Варвара Тмофеевна - дай команду на фейерверк!
      Оглянулся. Стоят чиновники и депутаты, нетерпеливо топчутся с цветами в руках. Им коньяка хочется. У них палатка стоит - сервелатик, водочка 'Финляндия', коньячок 'Реми Мартен'...
      Зацепились взглядом с каким-то замом. Он быстренько отвернул свою красную рожу. Бляха муха, ведь штамп - толстый полупьяный потеющий чиновник. Хорошо, что я лопатку в рюкзаке оставил...
       
      Выпьем за тех, кто командовал ротами,
      Кто умирал на снегу,
      Кто в Ленинград пробивался болотами,
      Горло ломая врагу.
       
      Песню прервал залп салюта. Красиво. Празднично. Музыка красивая. Блять...
      Идем к столикам. Власти расщедрились на 100 грамм наркомовских. Подхожу три раза. Водка не цепляет. Правда, тряска проходит.
      Чиновники пьют в торговой синей палатке. Рядом биотуалет. Рядом с могилой. Мужики лежат, а души их уходят на восток. Я не вижу, но чувствую. Меня отпускает.
      До свидания, мужики!
      Мы идем с кладбища в Синявино в Кировск. Девятнадцать километров. Пешком. У властей нет денег на автобусы...


       
      2. Поисковый синдром
       
      Давно известный психологам и психиатрам послевоенный синдром. Возвращается боец с войны.
      И начинает пить.
      Потому что никому не может объяснить - что это, когда собираешь куски друга в ведро.
      Потому что ты жив - а он нет.
      И ты не можешь смотреть в глаза людям, ты изо всех сил хочешь вернуться туда - в смерть, в ненависть, в страх.
      В жизнь.
      Потому что тут - слабое подобие жизни. Тени вокруг. Ненастоящие тени.
      И та ночная девочка под рукой, отчаянно пытающаяся вернуть тебя в 'реальный' мир - тоже тень.
      Ты навсегда остался там.
      Странно, но у поисковиков бывает такой же синдром.
      Я не могу без слез смотреть фильмы о войне. Я не могу слышать военные песни. Я не могу читать о войне. Я не могу о ней рассказывать - свожу все к шуткам и хохмам. Начинает болеть сердце. Я не хочу больше на войну.
      Но я смотрю эти фильмы, пою эти песни, читаю эти книги.
      И пишу сейчас эти рассказы.
      Потому что я возвращаюсь туда снова и снова.
      Каждый день. Каждую ночь.
      Сегодня снилось - как я ложусь под танк с гранатой. Это не мой сон.
      Я - книжный мальчик. Я вырос в семидесятые-восьмидесятые.
      Мы не знали войну. Мы не знали слова 'Афган'.
      Война была киношной и книжной.
      Мы выросли и попали в Чечню. Мой друг вернулся оттуда седым. Это от него я узнал, что самое страшное на войне - минометный обстрел.
      Но я же не был на войне!
      'Поиск' - это не война! Это память о войне!
      Мы поем песни, пьем водку, ржем друг над другом и кидаем в костер патрончики.
      Почему мне сняться чужие сны?
      Я танки видел только в музеях и в кино.
      Был сон - я прощаюсь с какой-то девочкой в черной комнате, а за ночным стеклом - полоски прожекторов. И я знаю, что мы больше никогда не встретимся. Ее убьют на фронте. И меня тоже убьют.
      Просыпаюсь от того, что пытаюсь крикнуть, но не могу. Только мычу. Встаю, шлепаю босыми ногами на кухню. Ставлю чайник. И пью водку. Потом жадно курю в туалете. И также жадно читаю мемуары наших ветеранов. 'Я дрался с панцерваффе...'
      Но я-то не дрался! Откуда такие сны?
      Поисковый синдром...
      После первой своей Вахты я приехал на студенческий турслет. И - честное слово! - я не понимал, разве можно вот так просто сидеть у костра и петь веселые песни? Они же там лежат и ждут! Нажрался так, что кинул гранату в костер.
      Не пугайтесь. Она была без взрывателя. Лимонка. С толом, правда. Абсолютно безопасное развлечение. Тол прогревается, плавится, закипает, начинает гореть. Из дырочки начинает вырываться пламя, как из сопла ракеты. Гудит! Страшно гудит! Студенты разбегаются по кустам. Я пьяно ржу.
      Две лимонки - восьмилитровый котел вскипает за пять минут. Если РГ - штук пять надо. Правда, вода покрывается темной пленочкой сгоревшего тола...
      А потом я выпил еще и упал без сознания.
      Выгоревшую лимонку кто-то стырил.
      А один придурок из наших, как-то кинул такую пустую гранату в окно машины. Только за то, что водила деньги с него стал требовать за проезд.
      Менты потом в общагу приехали, обыски устраивали. Ничего не нашли. К тому времени, мы уже все, что можно бахнули.
      Поисковый синдром...
      Я не знаю - что это такое.
      Я его только описать могу.
      Это когда ты после посещения Поклонной Горы уходишь в кусты, садишься на корточки и начинаешь выть как собака сквозь слезы.
      Это когда после услышанной случайно немецкой речи идешь к ближайшему ларьку и покупаешь любую спиртосодержащую жидкость, лишь бы покрепче.
      Это когда ты не можешь играть за немцев в компьютерные игрушки, потому что не можешь убивать своих.
      Это когда 22 июня в четыре утра ты идешь с двумя сигаретами к Вечному Огню.
      Я знаю, как избавиться от него.
      Не ездить на Вахту.
      Не хочу избавляться...
     

      3. Первая Вахта
       
      Случайно я туда попал, случайно. Случайно и не случайно. Как, впрочем, все в нашей жизни.
      Старый друг позвонил. Юра Семененко. Мы с ним на лыжах по Северному Уралу ползали. Туристы!
      - Леха, хочешь на 'Вахту Памяти' скататься?
      - А что это?
      - Как поход, только интереснее.
      - Если с работой договорюсь...
      - Тебе командировку сделают!
      А я тогда работал на станции юных туристов. Педагогом.
      - Ну если в командировку...
      А чего бы не поехать?
      Дорогу оплачивают, там кормят за счет принимающей стороны, еще и командировочные дают!
      Из-за командировочных и поехал, честно говоря. Зарплату в том году давали плохо. Вернее вообще не давали. В сентябре 1995 года дали. Следующая - июнь 1996.
      - Это куда ехать-то?
      - Новгородская область.
      - Отлично!
      Отряд собрал за пару дней. Все в первый раз едем! Туристы, впрочем, опытные. Ходить с мешками на горбах умеем!
      Первый шок был в электричке 'Волховстрой - Чудово'
      Каски на деревьях.
      Ржавые каски на зеленеющих деревьях.
      Выходим. Деревенька Лезно.
      Ее никто не знает. Просто деревенька. Три с половиной дома. Двухэтажная пустая школа. Бабка на завалинке. Дедок - колет дрова. Смотрит нам вслед из под руки.
      Мы идем гурьбой с рюкзаками, сумками и коробками армейских миноискателей. Хихикаем друг над другом.
      Оглядываюсь.
      Бабушка тоже смотрит нам вслед. Молча. А на столбах, держащих забор, снова каски. У нас - на Вятке - старые ведра вешают. Чтобы столбы не гнили.
      Тут каски.
      До леса, в котором будем жить и работать три недели, километр по полю. Ровное такое поле. Давно непаханое. Некому. Почти все, кто тут жил - умерли. Или уехали.
      Заходим в лес.
      Какие-то ямы кругом.
      Воронки, траншеи, ячейки, окопы, блиндажи...
      Живого места практически нет.
      Местные поисковики встречают. Матерые такие. Все в камуфляжах. Показывают место - где встать.
      Даю команду распаковаться. Сам иду к командиру экспедиции. Лена Марцинюк - руководит чудовским отрядом.
      Многие терпеть ее не могут. Жесткая, грубая порой, сильная женщина. А руководить бандой в тридцать вечно бухих рыл по другому не получается... Но это я вперед забежал.
      Оказывается, мы стоим на так называемом Лезнинском плацдарме.
      Зимой сорок второго эта история началась...
      Из воспоминаний А. Белова участника тех событий:
      '...В день нового года, 1 января 1942 г., был получен приказ 59-й армии, где нашей дивизии была поставлена задача: сосредоточить силы к исходу 2 января 1942 г. в районе Гачево, Погрелец, в готовности с утра 3 января 1942 г. наступать в направлении Водосье и овладеть к исходу дня высотой западнее Лезно, Водосье. В ночь со 2 на 3 января поступило распоряжение штаба о переносе наступления на 6 января, что дивизия усиливается 163-м отдельным танковым батальоном, отдельным лыжным батальоном и 105-м гвардейским минометным дивизионом.
      Эти три дня, отведенные дополнительно для подготовки наступления, были использованы для вскрытия системы обороны противника и организации взаимодействия между пехотой, артиллерией и танками.
      Противник оборонял западный берег р. Волхов, но наши войска имели небольшие плацдармы. Первая позиция обороны противника состояла из опорных пунктов, основу которых представляли деревоземляные огневые точки для пулеметного расчета или противотанковых орудий, соединенных между собой траншеями.
      Из-за плохого состояния путей подвоза артиллерия и минометы к началу артиллерийской подготовки имели менее половины снарядов и мин.
      Утром 6 января началась артиллерийская подготовка, длилась она около 30 мин., но система огня обороны противника была подавлена только частично.
      По сигналу с КП командиров полков пехота и танки дружно пошли в атаку. Первые минуты со стороны противника огня не было. Правда, дивизион гвардейских минометов в это время делал залп по глубине обороны противника. Немцы очень не любили залпы 'катюш', после их залпов они первое время боялись себя показывать, огня не вели.
      Примерно через10-15 мин., когда наши передовые цепи ворвались в первую траншею противника, застрочили пулеметы. Наша пехота стала нести потери и залегла. Им на выручку под губительным огнем шли сибиряки, но момент был упущен, части несли большие потери. К общему несчастью в этот день мороз доходил до 37 градусов. Многие раненые замерзали, а санитары не справлялись с выносом раненых, да и они сами несли большие потери.
      Когда к вечеру начался снегопад, да и начало темнеть, командир дивизии полковник Дорофеев приказал отвести пехоту в исходное положение. Танки прикрывали огнем отход пехоты.
      Утром 7 января после короткой артиллерийской подготовки части и дивизии снова перешли в атаку. На этот раз батальону 1256 стрелкового полка под командованием ст. лейтенанта Соколова с ротой танков 163 ОТБ удалось захватить опорный пункт противника восточнее деревни Лезно.
      Ночью с 7 на 8 января наступление наших частей продолжилось. 1256 стрелковый полк овладел д. Лезно, а батальон 1258 стрелкового полка достиг восточной окраины д. Водосье. Бои продолжались день и ночь беспрерывно, но успехи были незначительными. Дивизия выполнила задачу, поставленную командующем армией, но ценой больших потерь личного состава...'
      Весной же на плацдарме остался батальон капитана Александра Ерастова.
      Представьте себе. Лес. Километра три в глубину и шириной километра четыре. Сзади Волхов в разлив. Впереди - железная дорога. На насыпи сидят немцы.
      Подвезти пополнение и боеприпасы практически невозможно. Обстрел такой, что только ночью умудрялись доставить продовольствие и забрать часть раненых.
      Немцы шли в наступление с трех сторон.
      За неделю батальон там лег весь.
      Вышло два человека.
      Один - младший лейтенант, раненый в челюсть, переплыл трехсотметровый ледяной Волхов ночью.
      Второго через пару дней подобрали разведчики на косе.
      Остальные погибли мужицкой смертью.
      Бои местного значения...
      Ты, читатель, скажешь, что эти бои были бессмысленны?
      Немцы там потеряли до полка - ПОЛКА! - эсэсовской пехоты.
      В ярости от потерь вешали убитых уже красноармейцев на соснах, росших на деревьях Волхова. Днем стреляли по ним. Чтобы те из наших, кто был на восточном берегу реки - боялись.
      Я видел эти гигантские сосны...
      Иду обратно. Рита Малых сидит бледная, как смерть. Ставили палатку - воткнула колышек в землю. Попала в мину-восьмидесятку.
      Все сделали по инструкции, огородили место ВОПа - взрывоопасного предмета - бинтами. Вызвали саперов из Пушкинского военно-инженерного училища - они рядом стояли.
      Саперы поржали и объяснили - мина не прошла через ствол, поэтому ей можно гвозди заколачивать. Мы еще не знали этих хитростей... Научимся.
      Пока отряд работает по обустройству лагеря, мы с Лехой Винокуровым идем копать. Интересно, черт побери, аж руки дрожат!
      Чудовские поисковики нам показали, с чего начинать.
      'Вон две ямы, видишь? Там, скорее всего, санитарное захоронение. Идите, копайтесь!'
      Ага... Я потом так же прикалывался. Эти ямы - разводка. Там до нас копались уже не один раз.
      Но мы взяли саперные лопатки и стали учиться работать.
      Копали до темноты.
      Нашли три осколка.
      И кости!!
      Лошадиные, бляха муха...
      Ребята из Чудово сидели рядом, курили, пили и комментировали:
      - Ниже копайте. В полный рост.
      - Вот там копни, видишь, земля ржавая!
      - Осколок! Ну, молодцы, поздравляю!
      - Гы... Это лошадиная кость. Причем обглоданная.
      - Ну ни хуя себе!!!!!
      - МЕДАЛЬОН!!!!
      Вот так вот! Мы нашли в пустом, перерытом десятки раз окопе - медальон!
      С бумажкой!
      Леха отворачивает лопатой очередной пласт земли, шарит руками в мокрой глине...
      - Это что? - недоуменно вертит он в руках черную эбонитовую палочку.
      Чудовские аж подпрыгнули.
      И бумажка внутри...
      Вечером открыли. Пустая, твою мать!
      Нет ничего обиднее, чем пустые медальоны...
       
      4. Медальоны.
       
      На самом деле - главная цель Вахты - это поиск вот этих черных смертных пенальчиков.
      Не знаю - сколько я нашел. Сбился со счета.
      Перестал считать после второго медальона.
      Там же. В Лезно.
      Лешка Калимов. Из Архангельска. Бумгородок. Жена еще в записке была, Ксения, кажется. Впрочем, могу ошибаться. Не помню уже. А документов рядом нет.
      И было ему в сорок втором - 38 лет.
      Не знаю, какой он был.
      Фотографий нет. Родственников не нашли.
      Черные кости в руках - и все.
      Ну, там еще личные вещи. Ложка, бритва, котелок...
      Вы спросите - куда мы их деваем?
      А куда их деть?
      Если родственники есть - им передаем. Если нет...
      Дома храним.
      Да. С могилы. Чужие это вещи.
      Но выбросить... Рука не поднимается.
      Если оставить на могиле, скажете вы? А знаете, кто их потом продаст?
      Впрочем, я о медальонах...
      Повторюсь. Самое обидное - пустой медальон.
      Водос. 1998 год. Подымаю бойца. Осколки медальона, разбитого пулей... Сгнила записочка...
      Это ерунда, что их не заполняли и выбрасывали.
      Вот ты, читатель, ты бы выбросил весточку домой?
      Последнюю весточку?
      Я бы нет.
      Заполняли. Мы нашли как-то патрон странный. Пулю боец достал, порох высыпал и, перевернув ее, вставил обратно.
      А внутри самодельная записка.
      Севастополь. 2009.
      Поднимаем бойца. Верховой. То есть лежит на камушках. Сверху тонкий слой мха.
      Сережка Ширшиблев его поднимает. Я мимо иду к своему. И чего-то нога в ботинке зачесалась. Нагибаюсь - медальон перед глазами.
      Пустой. Крышка снята. Рядом валяется.
      Послали домой похоронку в сорок четвертом. Но не похоронили. Мекензиевы горы. Второй кордон.
      Порой вместо медальона бывает - ложка, кружка, фляжка, бритва, котелок...
      Про один котелок я уже рассказывал.
      Вот про второй.
      Демянск 1999.
      Поднимаем бойца. Немецкая ложка. Немецкий котелок. Немецкий ремень. Немецкая фляжка. Трехлинейка. Наши ботинки. Граната - колотушка (Немецкая).
      Из косточек - бедренные, лучевые, немного ребрышек, две ключицы, кусочки черепа.
      На котелке выцарапано - 'Ваня'. Крупно так выцарапано... А на фляжке - 'Ханс'. Тоже крупно...
      Кто ты, боец?
      Ты русский Ваня? Ты немецкий Ганс?
      Мне уже без особой разницы.
      Подняли. Положили в полиэтиленовый мешок. Унесли. Похоронили потом.
      Вместе со всеми. С нашими.
      Медальоны...
      Вот вы над фильмом 'Мы из будущего' ржете...
      Правильно и делаете. Сказка.
      А вот Толик Бессонов тезку поднял как-то.
      Медальон читаем - 'Красноармеец Бессонов...'
      Толик тогда в лес ушел. Часа два его не было.
      Все-таки - одно дело косточки в руках безымянные держать, другое - видеть потом фотографию того парня, который тебя спас.
      Он меня спас, чтобы я пил немецкое пиво и ходил на RNB-пати...
      И правильно сделал, потому что жизнь продолжается, потому что нам надо жить и ходить на эти пати, и пить пиво, и делать детей...
      Он делал тоже самое.
      Только он еще смог спасти меня. А я так никого и не спас. Я просто ищу эти маленькие черные пенальчики, чтобы вернуть двоюродному внуку личные вещи никогда не знаемого им деда...
      Вообще-то их на самом деле мало.
      Один к СТА.
      То есть на сотню бойцов - один медальон.
      Из десяти медальонов - читаемы в лучшем случае пять.
      Вот и считайте.
      Только не надо делать вывод, что у нас потерь было 'стопиццот мильенов'.
      Потери были примерно одинаковые что у нас, что у немцев.
      В 41-42 - мы больше теряли.
      В 44-45 - они.
      Это война.
      Да. Наших больше лежит на полях.
      А некому было хоронить. Просто некому.
      Это наш русский характер такой.
      Биться до смерти, а там будь, что будет.
      Вы представляете, что творилось там, от Москвы до Берлина после войны?
      Впрочем, это уже другой рассказ...
             

5. После войны.
       
      А после войны некому было хоронить.
      Представьте себе - городок Чудово. Маленький такой. На таких городках стоит Россия. Нет, не правильно...
      Россия - это такие городки.
      Вот так правильно.
      Там пьют самогон, курят 'Приму', бьют по пьяни жен, делают для на с вами сникерсы и марсы.
      Там фабрика 'Кэдбери'.
      И еще пара школ, дом-музей Некрасова и вокзал.
      И еще филиал Сбербанка.
      Осенью 1998 года мы почему-то ночью туда приехали. Сашка Сороко - это у него фамилия такая - тогда работал охранником в этом самом банке.
      Вот мы ночью к нему и приперлись. Ну, конечно, затарились по самое не могу.
      Я и Ритка. Парни у нас уже в Демянске были... Мы чего-то припозднились, не помню уже почему.
      Ну вот и сидим-пьем ночью в Сбербанке. Радуемся встрече.
      Сашка рассказывает:
      - Тут после войны выжженное поле было. Ни одного целого дома. Школа только. И дом-музей Некрасова. Дед рассказывал - он тогда пацаном был - скидывали из окон наших и немцев. Оружие собирали, увозили куда-то. Трупы закатывали под асфальт. Там сейчас спортплощадка. Дети физкультурой занимаются. В футбол играют... Закатали, значит, их под асфальт, на следующей неделе уроки начались. В школе. Парт нет, на дрова пошли. На полу сидели. А на стенах еще пятна крови. Первый урок был - немецкий...
      А я вспомнил, как в 1996 году нам экскурсовод про этот самый дом Некрасова рассказывал, как его немцы пощадили. Дом в смысле, не поэта.
      Цитата:
      '...Тетка-экскурсовод с такой гордостью это сказала, как будто лично гансов на порог не пускала. Дура. Потом повела нас, после осмотра его спальни, во двор. К могилке его любимой собачки. Жену он на охоту взял в первый раз, она сослепу ли, с хитрости ли ее и пристрелила. Чтобы не шатался там по лесам, пока она дома сидит. Впрочем, это его не остановило. Ушел в депрессию, написал пару стихов трогательных, собачку похоронил, и камушек ей поставил. Гранитный. Пока горевал, жена ему рога ставила с его же другом. Но не суть, в общем, привели нас к этой могилке и тетка напыщенно так, глаза в небо вперла и говорит с придыханием: "Постоим же молча у могилы лучшего друга великого поэта Николая... Алексеевича... Некрасова..." А у нас это уже третья минута молчания за день. Но от неожиданности все заткнулись...
       - И чем дело кончилось?
      - А ничем особенным. Виталик воздух испортил громко, и у всех просто истерика ржачная случилась. У бабы тоже. Только не смеялась она. Пятнами пошла. И как давай орать! Что именно орала не помню, но, типа, впервые видит таких бескультурных ублюдков, которым недорога память о России.
      - Так и сказала? - засмеялся Захар.
      - Насчет ублюдков не уверен. Возможно, уродами, - улыбнулся Леонидыч'.
      Жрать было нечего, а говорите - хоронить!
      Лезно. 1996.
      - А я с войны там и не была, сынки, в лесу-то! Как немцы наших побили... Ветер оттуда - дышать нечем. В подвалы залазили и тряпками прикрывались. Гнильем пахло. А ежели корова туда уйдет, так все - почитай, пропала. Взорвется. Пацанята ночами бегали, мясо с коров собирали. Есть-то охота! Сколько их безруких оттуда вернулось... А сколько похоронили... Ой, Боженька...
      Зато деревья хорошо растут на удобрениях...
      Мясной Бор. 1997.
      Поле. Березки. Каждая растет, почему-то, из черепа.
      Парни в березки проросли.
      Сотни березок...
      Синявино. 2007.
      Вырезали парня из дерева. Руки в земле. Ребра. Таз...
      Ноги вросли в дерево. Их приподняло над землей. Прямо из ствола торчат. Выпиливали.
      Синявино. 2009.
      Боец. Безымянный. Четыре березки, какой-то куст. Сам он под корнями. Ищем медальон в косточках. Нет медальона.
      Если лесник придет - за каждое дерево штраф - 500 рублей.
      Не пришел. Сэкономили.
      А ведь ходят и штрафуют...
      Севастополь 2008.
      День работы на 'Вахте' стоит 50 рублей.
      Мы по 50 рублей с носа платим местному леснику, чтобы искать и хоронить ребят.
      Мы живем после войны.
      И большинству - абсолютному! - просто наплевать. Вы спросите - почему парней тогда не хоронили?
      Отвечу вопросом - а почему ты их сейчас не хоронишь?
      Какая разница, сколько времени прошло? М?
      - Это ваше хобби!
      Я это слышу часто.
      Да. Это мое хобби. Увлечение мое такое. Мертвых своих хоронить.
      У вас какие-то претензии есть?
      Я так развлекаюсь.
      Почему после войны не хоронили, говорите?
      А мы сейчас чем занимаемся?

Название: Re: Ягода-малина
Отправлено: tir от 24 Сентября 2013, 21:55:54

6. Поисковый быт.
       
      Вы правы. Это наше хобби. И больше ничего. Не надо думать, что мы все из себя такие - с огнем прошлой войны в глазах.
      Обычные мы. Такие же, как вы.
      Ничем особым не отличаемся.
      Первый день.
      Ставим палатки. Делаем костровище. Землю под костром обязательно надо перекопать. Даже если ты не первый раз на этом месте стоишь. Придурков хватает - ты весной тут стоял - осенью кто-то обязательно кинет в костровище пару патрончиков.
      Был случай - стояли на одном месте года три, кажется. На четвертый - после Вахты - выкопали минометку - 82 мм.
      Не спрашивайте меня, почему она не бахнула. Не знаю. Ангелы помогали...
      Обязательно копаем яму под туалет. Мужской, женский. Бывает, поднимаем бойца. Туалет переносим с этого места.
      Делаем душ. Большой полиэтиленовый мешок. Внизу шланг с 'пулеметом' - душевая воронка. Иногда делаем баню - деревянный каркас, обтягиваем плащами от ОЗК. Рядом костер - нагреваем камни, кидаем в 'чум', там обливаем водой. Можно париться!
      Хочешь помыться?
      Иди, грей себе воду и устраивай 'помоечный' вечер.
      1998 год. Водосье.
      На Первое мая выпал снег. Стоишь под душем. Почти кипяток. С серо-стального неба над тобой порхают снежинки...
      Романтика!
      Кажется там, после того как мы сняли палатки, подняли двух бойцов под ними. Спали на них три недели...
      1997. Лезно.
      До Волхова идти лень. Берем воду из воронки. Она рядом совсем. В двух шагах от костра. Лягуши в ней плавают, по ночам орут - спать не дают. Икру отчерпнешь, лягушачью - можно делать еду. Или умываться. Или зубы чистить.
      Когда лагерь собирали - выкачали ее. Два бойца на дне.
      2009. Синявино.
      Тропа, по которой ходим работать. На одном и том же месте бойцы. Каждый год. По одному. Как будто приходят и ложатся тут. Первого подняли - обыскали все рядом. Чисто. На следующий год - проходили мимо. Кто-то ткнул случайно щупом - есть косточка... На третий год... На четвертый...
      Я о быте рассказывал?
      Утро. Первым встает дежурный. Делает завтрак. Желательно каша с мясом. Через полчаса после него отряд.
      Едим, курим, умываемся, уходим. Чего тут еще рассказывать? Обычно без обеда. С собой берем перекус - банка тушенки или рыбы на двоих. Хлеб. Конфетка. Печенюшка. Чай во фляжке или термосе. Обедаем часа в два. Вот вышеперечисленным и обедаем. Возвращаемся часов в семь вечера. Если есть боец - можем и до десяти-одиннадцати копать. Азарт хватает, на время не обращаешь внимания.
      Возвращаемся.
      Жрем ужин, который приготовил дежурный. Он, кстати, не отдыхал - работал в районе лагеря. Если приходим - ужина нет, потому как дежурный бойца поднимает - сами готовим.
      Потом разбор полетов. Сто грамм наркомовских. И спать.
      Собственно говоря, вот и весь быт.
      Впрочем, все что я написал это не вся правда.
      Так живут 'взрослые' отряды на одиночных Вахтах.
      То есть там, где мы стоим одни. Человек десять-пятнадцать.
      Там, где Вахта большая - несколько десятков отрядов с разных областей и стран - она превращается в карнавал.
      Сегодня у нас посвящение, завтра концерт, послезавтра экскурсия, а потом в баню...
      А работать когда?
      Некогда. Мы, видишь ли, детей привезли. Их воспитывать надо. Военно-патриотическое воспитание. И как-то забывается, что основная цель - искать и хоронить.
      Не, не!
      Детей возить на Вахту! Вот главная цель сегодня поисковых организаций.
      Воспитание, ага...
      Синявино. 2009.
      Костер. Детский отряд у костра. У них 'огонек' идет. Это, типа, каждый ребенок рассказывает - что он думает и что он чувствует о прожитом дне. 'Как Ваня с Машей поругался и как у Пети животик болит'
      Потом песни поют. Под гитару - 'Ничего на свете лучше неееетуууу!'
      Это не Вахта. Это пионерский лагерь пополам с домом отдыха.
      Ребята, мы на кладбище живем.
      Здесь нельзя песни петь. Здесь можно молиться и материться. Потому что те парни, по которым мы ходим, они успевали молиться про себя и материться вслух.
      Есть грех на душе. Тоже, порой, беру гитару и пою песни. Когда окончательно крышу сносит. Когда уже по другому нельзя. Выораться хочется. Мой грех, моя вина. Простите, мужики.
      Но я там не пою веселых песен.
      'Землянку', 'Волховскую застольную', 'Огарочек', 'Меня нашли в воронке'...
      А все орательно-веселые - на потом. На поезд. На дом. Здесь нельзя.
      Понимаю, детишкам надо отдыхать. Песни петь, влюбляться, отдыхать...
      Кто ж против-то?
      Но не здесь.
      Это КЛАДБИЩЕ!
      Нельзя сюда детей возить. На экскурсии.
      Понимаю - одного-двух взять. На отряд из десяти взрослых.
      А вы видели отряд из СТА (!) детей? И двое баб ими руководят...
      Они, мол, детдомовцы, для них в радость Питер посмотреть!
      Ребята, не делайте деньги на костях!
      Так нельзя. Не подменяйте цель и средства.
      Иначе поиск может превратиться в то, что я видел своими глазами 9 мая.
      Невский Пятачок.
      Около 250 тысяч погибших на квадратике 3 на 5 километров.
      Место отдыха под шашлычки.
      Сидят ребятки, водочку пьют.
      - За Победу!
      - Урра! За Победу!
      Рядом валяются человеческие кости.
      Белые. Высушенные ветром.
      Ключица. Бедро. Ребра. Зубы.
      Мы прошли по этому полю. Уже не работали. Отдыхали. Три бойца. Сложили косточки у памятника. 10 мая их заберут местные поисковики.
      Вы хотите, чтобы ваши дети приезжали на такие экскурсии?
      - Деточки - а это череп!
      - Деточки - а это снаряд!
      Я утрирую, конечно.
      Но это мое мнение - детям и бабам на Вахте делать нечего.
      По многим причинам...
       
       7. Поисковые деньги.
           
      На нас делают деньги. Причем это особо не скрывается.
      Выдержка из проекта Федерального закона. Схема проведения всех таких конкурсов для получения откатов неизвестна разве что грудным детям.
      'Поисковая работа обеспечивается уполномоченным федеральным органом исполнительной власти и проводится образованными этим органом поисковыми подразделениями, а также общественными объединениями, допущенными к поисковым работам на основании результатов конкурсов, проведенных в соответствии с требованиями Федерального закона от 21 июля 2005 года ?94-ФЗ 'О размещении заказов на поставки товаров, выполнение работ, оказание услуг для государственных и муниципальных нужд'.
      Тут, кстати, есть еще одна пакость. Поскольку проведение конкурсов подпадает под действие закона ? 94, то любой чиновник местной администрации может попросту отказаться даже проводить подобного рода конкурс, ибо нет муниципальной нужды. А нет конкурса - нет и поиска, поскольку все остальное будет причисляться к нелегальщине и интенсивно преследоваться.
      Особо это касается небоевых регионов. Боевые - это те, где война была. Небоевой - например, Киров (Вятка). Ну нет у нас муниципальной нужды в поисковой работе. Нету.
      Не знают чиновники, что, например, узкоколейка Киров - Слободской, стоит на костях.
      Сорок километров по канавам вдоль железки - немцы, венгры, итальянцы, австрийцы, румыны.
      Их везли из Сталинграда. Умерших выбрасывали из поезда в эти канавы. Сколько тысяч там лежит - неизвестно. Да Бог с ними, с фрицами. Пусть лежат.
      Слободской - моя родина. Вятский Суздаль.
      Кладбище с мемориальными плитами. Сколько себя помню - каждое 9 мая - торжественный митинг на могилах умерших от ран солдат.
      Рита Малых, командир слободского поискового отряда 'Возвращение' выяснила, что это кладбище - немецкое! А наши мертвые лежат совсем в другом месте. Под кладбищенской свалкой.
      Свалку поисковики расчистили. Сделали могилы. Провели панихиду. Пару лет назад митинги стали проводиться на новом месте. Власти эту историю вспоминать не любят.
      Нет у нас нужды в поисковой работе, нету...
      Вообще, проект производит гнетущее впечатление. Для чиновников - лазейка на лазейке. Почти везде формулировки типа "имеют полномочия", "имеют право", "могут" и т.п. Понятие обязанностей и ответственности в тексте не присутствует по определению. А поскольку по проекту планируется создание некоего федерального органа исполнительной власти, то это полный завал - позиция чиновников опять же хорошо известна: 'Прав, возможностей и полномочий я могу иметь сколько угодно, но делать-то я ничего не обязан'. Соответственно, имеем очередное законодательное фуфло, предназначенное только для того, чтобы максимально осложнить жизнь людям, которые хоть что-то хотят сделать.
      Закон пока - пока! - не принят. Думаю, что примут к 65-летию Победы. Деньги вложат, как обычно, на круглые даты. Надо же как-то их отмыть...
      Нам и так выделяет государство копейки.
      На 220 человек - 160 тысяч.
      На одного человека - 700 рублей.
      Проезд до Питера - 1200. В одну сторону. В этом году.
      Эта сумма - 160.000 - не меняется с 1996 года.
      На ежегодный салют выкидывается от 300.000.
      Говорят - слухи! только слухи! - что выделяется в три раза больше. Но из 500.000 до нас доходят 160.000.
      Причем выделяют деньги только на школьников и студентов. Военно-патриотическое воспитание...
      Остальные - за свой счет.
      Командиры отрядов, как правило, начинают искать денег у спонсоров за год до Вахты. На пожрать. На попить. На сапоги.
      Впрочем, это у нас нищий регион. Завидую отряду из Ямала. На десять человек полтора миллиона.
      Недаром в прошлом году, когда в первую же ночь под Гайтолово пошел снег с дождем - вызвали из Кировска такси и уехали в гостиницу. Отогрелись в сауне, дождались хорошей погоды - приехали работать.
      Молодцы! Искренне завидую.
      У нас так никогда не будет.
      Просто здесь, в тылу, мало кто понимает - что это такое. Комментарии, которые я получаю иногда:
      'А чо с Куликова Поля никого не выкапывают, или там со дна Чудского Озера не поднимают, к примеру? Есть чем людям заняться? А то в Беларусь пожалте, там болот тоже много, и партизаны не все еще подняты... Я не стебаюсь, просто если всех поднимать, так давай до 100 колена. Последняя война - ВОВ? А чо в Афган тогда не едем, или в Чечню? Медальон нашел и кости похоронил - молодец, только не продуктивно это - 100 000 человек, погибщих в 1943 - окститесь, 2009 сегодня. Воинская память и Слава павшим за Родину - Вечная. Копать не надо, как и писать про это'
       
      'Проще надо к костям относиться, проще. Опять же без медальонов - не немцы это случаем? Как с экспертизой у Вас, все хорошо? А я и не сомневался:))) - бедренную кость нашли - солдата "подняли". Ушел на войну и не вернулся - дело житейское, мужское. Вычеркиваем просто из списков, и все. Ширее смотреть надо, ширее и проще. Денег, еды, вещей не дам. Не жалко, просто не хочу на такое'
       
      'Деревенских можно понять с их восприятием всего этого шоу. Ну убили вас. Легли вы под родные берёзы. Занесло вас землёй. Очень надо потом кому-то рыть ваши кости, чтобы потом устроить себе слезливую эмо-пати??
      Когда весь этот пиар начинался, моя бабушка, прошедшая с госпиталями всю войну воспринимала это как ДИКОСТЬ.
      Я выросла рядом с полем боя. И у нас было негласное: НЕ ТРОГАТЬ останки. Мы ковыряли осколки, патроны, каски. Но останки было трогать НЕЛЬЗЯ.
      НЕУЖЕЛИ НЕПОНЯТНО ПОЧЕМУ??
      Те, кто выкапывал себе черепа и ставил как предмет интерьера на сервант (БЫЛИ ТАКИЕ) вызывали какое-то нехорошее недоумение... а они оправдывались: 'да я это нашёл под немецкой каской, это немец!' - всё равно это не понималось.
      Не вижу, чем вы отличаетесь от них.
      Уж простите.
      Но этот ваш весь пафос и вся эта ваша публичная ЭМО-выставка себя как-то непонятны'.
      Вот как-то так...
         
           8. Работа. Тактика.
           
      Да все просто, собственно говоря...
      У тебя в руках щуп. Это такая железная штука - штырь, вколоченный в палку. (Мне, кстати, штыком русским нравится работать - тяжелый, мощный, землю хорошо пробивает. К палке примотал и ходишь - в землю тычешь. Еще люблю работать киркой. Удобная штука. Корни на раз-два пробивает. И о камни не сломать.)
      На поясе малая саперная лопатка. На любой стук - копаешь. Хотя я больше руками и ножом предпочитаю.
      На отряд - 10-15 человек - один минак (металлоискатель).
      Только я с ним не люблю работать. Пищит много. Там везде пищит. Щупом мне больше нравится.
      Идешь и постоянно тыкаешь им в землю.
      Звуки не слышишь, рукой чувствуешь.
      Металл - звонкий удар. Чем больше железяка, тем звонче. Чем глубже - тем глуше. Через пару дней работы ты на руку отличаешь маленький осколок от мины.
      Камень - удар тоже звонкий. Но - (это описать трудно, но постараюсь) - звонко-резкий. Не знаю, как сказать. Но при любом ударе о камень, все равно - копаешь.
      Дерево - глухой удар. При этом дерево - корень, например, пружинит. Легкая отдача в кисть.
      Кость - звук неповторимый. Глухой, но звонкий, звонкий, но глухой.
      Очень четко слышен медальон...
      Лезно. 1997.
      День прошел впустую. Стоим курим у воронки. Подняли винтовку только что. Треху. Мосинку. Вскопали по всем правилам - три метра по периметру от нее и пол-метра вглубь. Ничего...
      Стоим курим...
      Злые как собаки.
      Леха Винокуров кидает щуп в сторону.
      Странный звук! Не железо, не кость, не дерево!
      Когда щуп втыкается во что-то...
      Встаешь на колени и ножом вскапываешь землю вокруг щупа. Ну и пальцами. Проверяешь - что там.
      Леха - везунчик. Медальон.
      В трех метрах от винтовки подняли бойца. Я уже не помню - как его звали. Данные есть - можно поднять их.
      Обычно мы бойца поднимаем часа за два-три. Если лежит компактно.
      А может быть и прямое попадание чем-то тяжелым. А могут корни деревьев растащить. А может земля двигаться.
      Этого поднимали долго. Темно уже было, фонариками подсвечивали, когда мизинчики из ботинок доставали.
      Странное дело - когда находишь бойца - время останавливается. Курить забываю. Поднял - оппа! - три часа прошло. Не заметил.
      А остановиться не можешь. Надо всего поднять. Может быть, это азарт. Но в душе понимаешь - надо поднять всего и сейчас. Нельзя так оставлять. Не знаю почему. Знаю только это чувство - надо поднять сейчас.
      Многое зависит от командира экспедиции.
      Поясню - я, например, командир отряда. Приезжаем на экспедицию. Командир ее - он же командир местного поискового отряда. Он обеспечивает инфраструктуру: карты, транспорт, место работы. С нашей стороны только сама эта работа. Не завидую ему.
      За тринадцать лет я работал только в четырех районах.
      Чудово, Демянск, Севастополь, Питер.
      Надеюсь, в этом году еще съезжу в Одессу. На следующий год - в Старую Руссу.
      Надеюсь, но как Бог положит...
      Так вот. Очень многое зависит от командира экспедиции.
      Демянск.
      Павлов Александр Степаныч.
      Вот это настоящий поисковик. Все очень четко. Мы приезжаем. Утром садит нас в 'Урал'. Приезжаем на место. 'Вот отсюда и до сюда - ищем'.
      Чудово.
      Лена Марцинюк - я уже писал о ней - там, в Чудово, ситуация немного проще. Четкая линия фронта. Известные места. В то же Лезно приехали - нам выделяли квадраты. Сто на сто метров. Вот и ходим по этому квадрату - собираем осколки, патроны, каски. Пока все не прошерстим - через каждые десять сантиметров не втыкая щуп - не уходим. Результат порой никакой...
      Демянск 1998.
      Павлов привозит нас на высотку. Командирский отряд! Что ты! Элита! У каждого за спиной уже по пять вахт как минимум! Могу на спор - по запаху определяю - есть в этом окопчике кости или нет!
      Угу...
      Хрен там. НИ ОДНОГО БОЙЦА!
      Демянск 2000.
      То же самое место. Та же самая высотка.
      Восемь бойцов в тех же окопчиках.
      Медальонов тоже не было.
      Расческа. Выцарапано. 'Коля'.
      Лежали они под камнями. Немцы их в траншеи кидали и камнями заваливали. Ходить им так удобнее. Было.
      'Первый пролетарский коммунистический батальон'. Кажется так... Добровольцы. Студенты и профессура из Москвы. Интеллектуальный цвет. Под камнями.
      Про другие экспедиции не буду говорить пока.
      В Севастополе - свои проблемы. Там бестолковые украинские законы власть диктуют.
      В Питере...
      Ребята из питерских отрядов. Простите. Сейчас будет много нелицеприятного...

         9. Черные поисковики.
   
       Когда говорят это словосочетание - 'Черные поисковики' - сразу приходит такая ассоциация. Мрачные суровые мужики, которые прячутся от всех, носят с собой карабины 'Маузера' и отстреливают всех подряд из-за пряжки 'Gott mit uns'. Или мальчики-мажоры из фильма 'Мы из будущего'. Увы. Я вас сейчас сильно огорчу. Может быть такие и есть, но с ними я не встречался за тринадцать лет Вахты. Встречался с другими.
      Есть, наверное, и такие. Но как их вычислить? Представьте себе - семнадцать отрядов на одном месте стоят. Около двухсот пятидесяти человек. Все ходят по участку - пять на пять километров. Копаешь в лесу:
      - Привет, как успехи?
      - Нормально. Вы откуда?
      - Архангельск (Тамбов, Астана, Питер, Мурманск, нужное подчеркнуть) А вы?
      - Вятка. У вас как?
      - Блин подняли пустой, зараза...
      Ты их в лицо не знаешь. Одеты все одинаково - камуфляж, сапоги. Снаряга стандартная - щуп, минак, лопатка.
      Кто это был? Действительно Архангельск (Тамбов, Астана, Питер, Мурманск, нужное подчеркнуть)? А хрен его знает...
      Но 'черные' действительно есть. Правда, черные, они разные...
      Трофейщики.
      Эти поднимают железо, в основном немецкое, на продажу. Работают с апреля по октябрь. В южных регионах - круглогодично. Никогда не имеют дело с огнестрельным оружием, боеприпасами. Только - фляжки, ложки, каски, награды и прочая шняга. Не удивляйтесь - стандартная немецкая ложковилка в хорошем состоянии стоит 100 баксов. Это если с 'курицей' - с немецким орлом, в смысле. У меня вот финская лежит. Стоит дороже. Баксов 200. Не продам, не обращайтесь. Это подарок. Как правило, трофейщики - если находят косточки - либо сдают место поисковикам, либо прихоранивают. Могут работать под заказ от коллекционера. Как правило, столичные жители.
      Хабарщики.
      Эти продают все. Гильзы на цветмет, награды коллекционерам, тол, черт его знает, кому... Чаще всего это жители маленьких райцентров и деревень. Останки раскидывают по раскопу. Это надо видеть. Описать не смогу...
      Водос. 1998.
      Траншея. Свежевскопанная. На дне ничего. Железо выгребено подчистую. По краям - в отвалах - кости в разброс. Собираем. Немцы? Наши? Теперь уже не узнаем никогда...
      Тверь. 2004.
      Тоже самое. В костях три раскрученных медальона. Их нашли, раскрутили, бросили... Записка сгнила. Не в сорок втором сгнила. В две тысячи четвертом...
      Сссуки.
      Это мы.
      В смысле - официальные поисковики. Которые с 'гумажками'.
      Начну издалека...
      Когда находишь личную вещь бойца - это каска, противогаз, лопатка, ремни, магазин, подсумок с гранатами, ложка, котелок, фляжка, оружие - ты обязан - ОБЯЗАН! - вскопать все по квадрату два на два метра и глубиной в штык малой саперной лопатки. Даже если ничего нет больше - КОПАЙ! Квадратом десять на десять все 'щупиться'.
      Синявино. 2009.
      Идут два поисковика из Питера с хорошими, дорогими миноискателями. Которые на тип металла настраиваются, на глубину, на вес... Запищал минак. Остановились. Копнули. Каска. Наша каска. Отопнули в сторону, пошли дальше.
      - Ак хуле мы тут ходим? Тут русские позиции! Пошли на немецкие, они вон там!
      В трех метрах от каски - боец. Мы его подняли чуть позже.
      Не вопрос. Питерский отряд - молодцы! Подняли больше нас в этом году. Зацепились за кость - поднимают. Не зацепились - 'пошли на немецкие позиции!'.
      Немецкая каска тоже сто баксов. Наша - ничего не стоит...
      Практически все отряды из боевых регионов наполовину состоят их таких сволочей, готовых продать все, что угодно и кому угодно прикрываясь - 'Я - поисковик!'
      Демянск. 2000.
      Поднимаем блиндаж. Оказывается немецкий. Почти пустой. На дне ящик с карабинами 'Маузер98'. В ветоши, в промасленных бумагах. Почистили. Постреляли копаными здесь же патронами.
      Помидор - так мы звали того демянского поисковика - так нажрался с радости, что потерял сознание. Мы достали затворы и выкинули карабины в болото.
      А ящик с патронами поставили на костер. Отошли метра на четыре. Легли. Фейерверк смотрим. А патроны-то бронебойно-зажигательные. Они сначала в костре бахают, подлетают и в воздухе шмаляют. Красиво! Один патрон - один бакс.
      Синявино. 2009.
      - Эй, мужики, медальон нужен?
      - В смысле?
      - Сто рублей, покажу!
      Сто рублей - кто-то получит весточку спустя 65 лет... Угадайте, кто такие цены 'ломит'?
      Менты.
      Просьба не обижаться настоящих милиционеров. Я не про вас. Я про ментов. Это разные понятия. Сюда входят все те пьяные уроды, которые могут приехать ночью в лагерь и устроить шмон в палатках. Типа у них спецоперация, ага...
      Синявино. 2009.
      Бухой в говно подъезжает на 'уазике'. Мы из леса вышли. Шмон. В карманах патроны. Статья... Хорошо бухой в говно. Забыл.
      А куда нам эти патроны девать? Обратно закапывать? По правилам техники безопасности мы их должны сдать МЧС. Чтобы сдать МЧС - мы должны принести их в лагерь. Потому что саперам МЧС лениво по лесу ходить... Но по ментовским правилам мы не имеем права приносить их в лагерь.
      Синявино. 2009.
      К столу из кустов вываливается пьяный мужик в камуфляже:
      - Оружие, боеприпасы есть?
      - Ты кто, человече?
      - Группа разминирования МЧС!
      - Эээ... А документы?
      - Майор, тут на меня выеживаются!
      Вываливается второй. Ментовские корочки мне в лицо.
      - Забирайте, чего хотите. 'Лягуша' вот тут стоит, - показываю на карте - здесь три противотанковых мины, тут ящик восьмидесяток, тут...
      - На хер мне в лесу? Чего в лагере есть?
      - Трехи гнутые, дегтярь, пара гранат.
      - Все?
      - Все...
      - Пиши акт, - мне говорят.
      - Бланк давайте?
      - Нету бланков, кончились!
      Вырываю лист бумаги из книги. С задней страницы - знаете там чисты листы зачем-то есть? Книга Пауля Карела 'Восточный фронт. От Барбароссы до Сталинграда'. Пишу.
      'Акт. Составлен такого то числа командиром поискового отряда 'Долг' Ивакиным А.Г. Мною сдано группе разминирования МЧС: 3(три) винтовки Мосина, 1 (один) пулемет Дегтярева, три (три) гранаты ф-1. дата, подпись'
      Надо ли говорить, где я потом этот акт нашел?
      Надо ли говорить, сколько платят за килограмм сданного в милицию тринитротолуола?
      Надо ли говорить, что мины мы обезвреживали сами?
      Впрочем, это уже другой рассказ...
             
      10. Поисковое железо. 
     
      Его до...
      В общем по пояс всем нам будет. В буквальном смысле по пояс.
      Лезно. 2006.
      На участке метр на метр гильзы от французского пулемета 'Гочкис'. Глубина залегания - метр. Кубическая такая яма была... Ага. Гильзы потом собрали - куча по пояс. 'Хорошо' ганс по нашим пошмалял...
      Синявино. 2009.
      Килограмм осколков. С участка метр на метр. Глубина - сантиметров 10. Просто ради интереса копнули. Живого места нет. Земля рыжая...
      Впрочем, этого добра - море разливанное. Пули, осколки, гильзы, минометки.
      Самое безопасное в 'Поиске' - это минометки. Наши, немецкие... Полтинники, восьмидесятки., стодвадцатки... Где почва мягкая - как морковки торчат из земли. Ходи с ведром, собирай. Чтобы шарахнула - надо очень постараться. Смотришь - пробит ли капсюль? Прошла сквозь ствол или нет? Если нет - можно гвозди ей заколачивать. Это только в фильмах 'кажут' как геройский америкос пезтохает миной по железяке и швыряет ей в немцев. В жизни так не бывает. Если минометка ствол не прошла - можно смело снимать ключом взрыватель, затем выжигать тол и... Сувенир жене готов! Чего ржете? Хороший пенал в офис...
      На втором месте по безопасности стоят ручные русские гранаты. Ежели они без взрывателя, конечно... Если РГ со взрывателем - лучше не трогать. Если 'лимонка' с чекой - жопа.
      Демянск. 2000.
      Стук щупом по железу. Дернул грязь лопаткой. Скребнул по металлу. Сунул руку в жижу. Достаю. Лимонка. Взрыватель, чека, кольцо. Зачем то стукнул по ней лопаткой. Грязь хотел сбить, что ли? Взрыватель ломается и начинает шипеть. Столбняк. Дымок пошел. Стою и смотрю на нее. Нет никаких 'картинок из жизни'. Рука, граната, дымок. Прошипел. Выдохся. Жив...
      Если противотанковая со взрывателем...
      Там взрыватель со ртутью. Очень аккуратно складываем на землю. И больше ее никогда не трогаем. Теоретически - надо вызывать саперов. Практически - очень аккуратно несем ее к ближайшему водоему и топим там. Если водка в крови бурлит - можно на месте устроить костерчик и взорвать ее. Накидал бересты, веток. Поджег. И бегоооооом! Потом ждешь - бахнет? Можно прождать долго. Час, другой, третий, ночь... Нах, лучше утопить.
      Был у нас один придурок.
      Находит взрыватель, подкидывает и лопаткой по нему. Или подойдет к дереву - вставит металлическую палочку между стволом и веткой, чуть в сторону отойдет и зажигалкой греет. Смешно ему было, придурку.
      Было.
      Получил вот так вот осколок в задницу. Как - понятия не имею. Но осколок в задницу получил. После чего был исключен из организации. Не за ранение. А за то, что рядом другие ходили.
      Средняя опасность.
      Противопехотные мины. Кроме 'лягуш' и 'кукуруз'. О них отдельно. Как правило, противопехотная мина шестидесятипятилетней давности нажимного действия - уже безопасна. Как правило. Но на любое правило есть исключение. Многое зависит от того - где эта мина 'хранилась'. Если почва сухая - пригорок там, или песок, или камни - может и бахнуть. Случаев таких не слышал. Но видел, как парень побледнел, когда щуп вошел прямо в сгнивший - Слава Богу! - взрыватель противопехотной мины в деревянной оболочке.
      Высокая опасность.
      Снаряды. Любые, прошедшие сквозь ствол. На какой там ржавчинке держится проволочка? Кто его знает... Был случай - его вы можете найти в Интернете самостоятельно - командир отряда пытался плоскогубцами снять взрыватель с неразорвавшегося снаряда немецкой 88-мм зенитки. Двое погибших, четверо раненых. Это отдельная история, я ее опишу еще. Как пацан, раненый в ноги вытаскивал пять километров по лесу своих друзей до дороги.
      Сюда же относятся 'кукурузины' - ПОМЗ. Если стоят на растяжке - считай подрыв. Только эту растяжку невозможно заметить. Кукуруза может быть примотана, например, к колючке. А этой колючки там... Я после каждой Вахты выбрасываю сапоги. Уже не проклеить все разрывы. А под колючкой пацаны и лежат, часто...
      Противотанковые мины. Эти твари ставились на три взрывателя. Верхний - нажимной на танк, боковой - для сапера, и донный. На неизвлекаемость.
      Ага... На неизвлекаемость... Щаз!
      Лезно. 1997.
      Курсанты из Пушкинского училища нашли противотанковую мину. Сделали все как полагается. Огородили ее флажками. Пошли за инструментом...
      Сижу у костра. Рабочий день строго заканчивается в восемь вечера. После этого курсанты подрывы делают.
      Идет мой боец - Сашка по кличке Манник. Пятнадцать лет ему тогда было. Несет тол. Очень много тола. Откуда?
      - Ак там чо? Это... Иду... Глика-чо? Флажки! Ну я зырить. А там чо?
      - Чо?
      - ГРАНАТА! - зловеще выдыхает он.
      - И чо?
      - И ни чо! Я по ней топором - хрясь! Не взорвалась! Ну я ее вскрыл как банку консервную, толу наковырял!
      А тол поисковики ценят, да... Если дожди идут - милое дело им костер разводить. Любые дрова с ним гореть начинают. Да и пахнет вкусно. На мой, извращенный взгляд, конечно... Тол я припрятал, конечно. Хотя так и не понял, что за гигантская граната была...
      А потом пришли злые саперы, которые честно приготовились мину дергать. Дергать - это значит - привязать к мине веревку, отползти метров на двадцать и дергать. А злые они были, потому что рассчитывали тол из мины достать и рыбу в Волхове получить. Втык получил, почему-то не я, а Юра Семененко, командир второго вятского отряда. Впрочем, почему - тоже понятно. Пару дней назад его боец, выходя с поля работы, наткнулся на Лену Марцинюк - чудовского командира.
      - Что несешь?
      - А во чо!
      И радостно бросил ей под ноги снаряд '88', три минометки-восьмидесятки и противотанковую гранату. Лена, наверное, поседела...
      Еще бы не поседеть...
      Лезно. 1996.
      Саперы собрали со всего леса ВОПы (взрывоопасные предметы). Устроили подрыв. Место не рассчитали, потому как были бухие. (Командиры-полковники пили всегда у себя в лагере или у Лены, а курсанты с нами. Курсантам нельзя же пить. Рядом с начальством...)
      Впервые в жизни я слышал, как стучат осколки по деревьям. Страшно стучат. Это очень страшный звук. Глухой... В тебя будто летят..
      В первый раз слышал, не последний...
      Последняя категория опасностей.
      Бутылки.
      Как правило, там коктейль Молотова. Он бывает разных составов. Первый - возгорание только с помощью открытого огня. Второй - при соприкосновении с воздухом.
      Демянск. 2000.
      Две бутылки в окопе нашли. Внутри темная жидкость. Решили проверить на базе. Вдруг шикарное вино? Едем в 'Урале'. Мужики в кузове, я в кабине. Водила достает одну бутылку. Рассматривает ее. Отпускает руль - едем по грунтовке - достает нож. В течение минуты - вы знаете, что такое минута на грунтовке со скоростью 'всего' пятьдесят километров в час? - срезает пробку с бутылки.
      Нюхает. Резко выкидывает бутылку в окно. За ней другую. Внимательно смотрит в боковое стекло... Ничего...
      - Первый молотов, - кратко резюмирует он. Едем дальше. Я, наверное, седею.
      Лягуши.
      Это очень убойная тварь. Она рабочая до сих пор. Сплошное поражение до двадцати метров. Прослойки воздуха между стеной из стали. Говорят, что можно выжить, если упасть на то место, откуда она выскочила. Не пробовал и пробовать не хочу. И вамне советую. Умельцы поднимают. Я не буду никогда. Я их закапываю. Главное, чтобы не взорвалась, когда первый слой земли набрасываешь.
      Ружейные гранаты.
      Этих тварей я даже описывать не хочу. Шанс подрыва - 90%. Я их за последнюю Вахту выкинул в реку четыре штуки.
      А что мне прикажете делать?
      Тут, блятть, дети ходят. Берем двумя пальчиками осторожненько... Теперь вы понимаете, почему я против баб и детей в 'Поиске'?
      1998. Водос.
      Взрыватель хлопает. Сижу на краю ячейки. По колено в воде. Достаю косточки. Чего-то длинное под корешком. Ударил лопаткой по корню. Фонтан воды в харю. Взрыватель был. Осколки мимо. Их будет еще три потом. Один в Демянске, один в Севастополе и еще один в Синявино. О Синявинском скажу. О других не буду.
      1999. Демянск.
      Осень сухая. Горят торфяники. Проходим по горелому месту. Земля дымит. Удар под ногой. Коленом чуть себе в подбородок не заехал. Ногу подбросило взрывом. Лимонка бахнула. Развалилась на две части. Каблук на 'берце' снесла.
      2000. Демянск.
      Какой-то придурок набросал патронов в костер. Хлопают. Весело. Среди них оказался бронебойно-зажигательный. Меня кто-то позвал. Я повернул голову. Пуля ровно на уровне глаза за левое ухо ударила. В затылок. Синяк - ничего больше.
      2009. Синявино.
      ...Взрыватель под лопаткой. Как в Демянске. Осколок царапнул по виску...
      ...Четыре ружейные гранаты. Закусывая губу и писая в штаны, нес до реки двумя пальцами...
      - ...Железо. Большое. Посмотри. -
      -Сейчас...
      Отодвигает миноискатель, чтобы тот не нервничал на щуп.
      Четыре удара лопатой. Вырубаю квадрат в дерне. Снимаю его.
      - Глубже!
      - Знаю...
      Рублю дальше. Вглубь. Снимаю, скрежеща лопаткой по металлу, еще слой земли.
      Сссссука. Снаряд. Семидесятишестимиллиметровка...Наша...
      Четыре раза я ударил по взрывателю.
      Четыре раза.
      Он должен был взорваться.
      Должен, но...
      Аккуратно поднимаю его. Двумя пальцами. Страшно. Несу к реке. До реки метров двести.
      Бросаю в воду. Все...
      Мистика?
      Я должен был погибнуть, как минимум шесть раза. Должен был. Но...
      Но есть ангелы-хранители. Мистика, скажете вы? Да, мистика...

Название: Re: Ягода-малина
Отправлено: tir от 24 Сентября 2013, 21:58:05

11. Поисковая мистика.
       
      2008. Старая Русса.
      - Знаешь, как понять - курил боец или нет?
      - Не понял...
      - Когда могила сделана - прикуриваешь сигарету, втыкаешь ее в могилу и смотришь.
      - И что?
      - Смотри...
      Петрович достает сигарету. Прикуривает. Делает затяжку. Втыкает сигарету в землю могильного холмика. Фильтром вниз, естественно.
      Сигарета начинает пыхать. Как будто кто-то курит там изнутри...
      2000. Демянск.
      Безоблачное осеннее небо. Синее-синее...
      Рита поднимает бойца. Из-под березки. Лейтенант. Один кубарь. Может и не лейтенант. Кости обгорели. Немцы сожгли или послевоенный торфяной пожар? А хрен его знает. Почти весь он на двух ладошках уместился. Сгорел. Личных вещей нет. Только этот необгорелый кубарик. Рита складывает его в мешочек. Полиэтиленовый. С которыми мы в магазин ходим. Сложила. В это время с березки падает капля. Ей на ладошку. Роса днем?
      1999. Водос.
      Хожу один. Щуплю по нейтралке вдоль траншей. Ничего нет.
      Только железо, железо, железо... Осколки, пули, минометки...
      Выглянуло солнышко, пригрело. Холодная та 'Вахта' была. Дождливая и холодная. А тут солнышко. Прилег на полянке. Погреться. Задремал...
      Вдруг из кустов выходят четверо. Трое в форме бойцов РККА, один в командирской форме. Поисковики, что ли? Почему с винтовками? Почему...
      - Спишь? Мы вот тут лежим...
      Просыпаюсь. Сердце бешено колотится. Холодный пот. Убежал с той полянки. Через три дня вернулись. Подняли четверых. У троих винтовки...
      Синявино. 2006-2009.
      Ручеек, вбегающий в Черную Речку. Нет, это не та, на которой Пушкин стрелялся. Это другая. На ней сотни тысяч стреляли друг в друга. С сорок первого по сорок четвертый.
      Так вот... Ручеек...
      В шестом году подняли бойца тут. Обшарили все рядом. Больше нет ничего. Седьмой год. Пришли ставить крест на месте, где подняли бойца. Тут же подняли еще одного. Опять обшарили... Пусто. В восьмом году подняли так третьего. В девятом четвертого.
      Одно и тоже место.
      Четыре бойца каждый год. Все сверху - чуть копни.
      Это не мы их ищем - это они нас ищут. Каждый из них - своего из нас. Они нас находят. Не мы их.
      Мало мистики?
      Тогда приезжайте на 'Вахту'. Увидите сами. Своими... Нет, не глазами. Душой.
      Но почему-то мистическое - не страшно. Страшно совсем другое... Не железо, не кости... Нет...
      Страшного хватает много. Но осознание этого страшного приходит потом, порой через годы. Хотя вот вспоминаю сейчас - ну что такого уж страшного?
      Подумаешь, противогазные трубки из земли торчат... Штук сто... Как черви. Большие черно-зеленые черви, вылезающие из земли. На поляне больше ничего. Только брошенные противогазы.
      В километре от этого места, на самом берегу Волхова - место санбата. Зимнее. Потому как нашли яму - сотня ампутированных ног. В ботинках. Аккуратно распиленные кости. Кто-то из тех, кому отрезали обмороженные ноги, возможно, еще жив. А кости мы похоронили.
      Страшно было, наверное, Толе Бессонову, когда он нашел и поднял своего однофамильца и тезку. Бессонова Анатолия. Когда развернули медальон и прочитали записку- он просто ушел в лес. Один через час, примерно, вернулся. Хмурый, серьезный сосредоточенный.
      Мне всегда жутко - когда поднимаешь санитарное захоронение. Нет. Не кладбище.
      Демянск. 1999.
      Огромная яма - пять на пять и глубиной метра два. Туда немцы поскидывали после боя убитых десантников из 204-й воздушно-десантной бригады.
      Убитых и раненых. У некоторых прострелены черепа. Бинты и пластыри...
      Один боец стоял в углу ямы. Вытянув руки вверх. Хотел выбраться. Не смог. 82 бойца в той яме было. Кто сверху - одни косточки. Ниже - сохранение идеальное - кожа, подкожный жир, волосы, ногти, мясо.
      Мне подают снизу здоровый кусок глины:
      - Леха, посмотри медальоны в карманах!
      Все черное. В органической жиже. На куче этой глины - человеческая лопатка. Хочу посмотреть под ней. Не отдирается. Прилипла, что ли? Поддеваю саперкой кость. Подается. А под ней - мясо. Белое, волокнами. Это не кусок глины. Это человеческое туловище - конечности отгнили, голова тоже. Дурно как-то становится. Сжимаю зубы. Обыскиваю карманы. Вернее то, что от них осталось. Медальона нет. Только остатки какой-то газеты...
      За день мы управились. И пять медальонов все-таки нашли.
      Два раза я принимал участие в подъеме захоронок. И каждый раз не по себе.
      Еще страшно становится, когда поднимаешь бойца... А у него ножки маленькие, размер 35-36. И коса девичья. Вот это страшно.
      А основное чувство - тоска. У меня, по крайней мере.
      Особенно тоскливо было на немецком заброшенном кладбище под Демянском. Сотни могил. Зимних могил. Не глубоких.
      И все вскрыты 'черными'.
      Все обшарили и останки раскидали.
      Мы собрали их в кучу, закидали землей. Постояли молча. Ну, пару сигарет положили. И понимаешь, что к немцам туда - никто и никогда не приедет. Наши, хотя бы, в своей земле лежат. В родной.
      А эти...
      А черт с ними!
      Сюда их никто не звал, вот и пусть лежат там, на заброшенных немецких кладбищах.
       
            12. Поисковый бардак.
      На самом деле нас надо разогнать к чертовой матери. Забудьте то, о чем я писал до этого.
      Мы не святые. Мы похоронная команда и не более того. А как в любой организации - в нашей среде очень много дерьма.
      Помните? - я писал о детях и женщинах в 'Поиске'?
      Так вот...
      На детях делают деньги. Я уже писал об этом. Чем больше детей едет - тем больше денег выделяет государство под статью 'военно-патриотическое воспитание'. Часть этих денег оседает наверху, часть доходит до организаций, часть доходит до людей.
      Синявино. 2009.
      Разговор с Председателем Кировской областной поисковой организации.
      - Леш, чеки на продукты дай.
      - Э? Какие чеки?
      - Леш, дурку не включай. Вы продукты в Кировске покупали?
      - Ну...
      - Товарный чек давали?
      - Не... Счет-фактуру и накладную.
      - Давай сюда.
      - Зачем?
      - Мне отчитываться надо?
      - Перед кем?
      - Перед департаментом по делам молодежи.
      - А он тут причем?? Мы собрали по пять сотен с человека, вот тут еще ребята приезжали, помогли продуктами и деньгами. Это я перед ними должен отчитываться, не перед тобой и не перед департаментом.
      - Иначе финансирования больше не будет.
      - И что? Это мои деньги. Это я их тратил!
      - Леша, дай чеки!
      - Поздно, мать. Я с ними в сортир сходил.
      Остальные командиры отдали ей чеки.
      Я сейчас под угрозой исключения. Да так-то мне насрать на это. Как ездил - так и буду ездить. Думаете - в других областях - исключение? Сомневаюсь... Ой, как сомневаюсь...
      Деньги есть. И они пилятся наверху. Не в кабинетах чиновников. В кабинетах поисковых командиров.
      Знаете как легко отличить поисковика полевого - рабочего - от парадного?
      Да как раньше. По наградам.
      Синявино 2009. Захоронение.
      Несут пацаны гроб с ребятами. Пацаны как пацаны. Камуфляжные, усталые... И у каждого орден Отечественной войны.
      Нет, я не ослеп! Действительно - орден Отечественной Войны!
      Присмотрелся... Слава Богу - я ослеп. В центре, вместо серпа и молота, красное знамя и мелкими буковками название отряда.
      А вот рядом идут...
      Боевое красное знамя! Все честь по чести! Кроме 'СССР' на нижнем ободке... 'КПРФ'. Вот так бывает.
      'Орденами' и 'Медалями' гремим перед могилами...
      Неужели не стыдно перед теми кого хороним? Ведь большинство из них без всего перед нами. Голенькие!
      А мы на них себе медальки самодельные друг другу вешаем.
      Стыдно? Мне да.
      У меня есть смешной почетный знак от МО РФ: 'За активный поиск'. Поиск чего? Может, я водку бегал искать? Или баб?
      Не...
      С другой стороны: 'Активному участнику поиска защитников родины павших в 1941-1945 гг.' Это я дословно воспроизвел.
      Родина - с маленькой буквы...
      И удостоверение еще есть. Я этот знак вешаю только перед журналюгами. Чтоб красивее выглядеть. В остальное время стыдно. Да и перед репортерами-то стыдно...
      А многим нет.
      Гремят броней золотисок на похоронах. Друг другу медальки дают. Грамоты. И все время - подбородком в небеса - да мы, да поисковики, да опасности, да наши павшие, да пока не захоронен последний солдат...
      Господи, как же затерли эту суворовскую фразу.
      Когда он хоронил своих пацанов под Измаилом и Кинбурном - он знал что говорил. Спросите у нас, у поисковиков - где находится Кинбурн? Да большинству - насрать - когда Измаил брали.
      И большинству так же насрать, в чем разница между Гайтолово и Корсунь-Шевченковским.
      Большинству - ой, клево! патрончики в костерчик покидать! Ой, клево, я бойца нашел, а мне банка сгущенки положена, да?
      Тебе, блин, под задницу пнуть надо...
      Со мной и легко и тяжело работать.
      Я ухожу утром в девять и прихожу вечером в девять. Я работаю без выходных, бань, экскурсий и вечерних концертов.
      Моя работа - копать, копать, копать. И между делом пить водку, жрать тушенку и спать в тепле.
      Никогда я этого не пойму:
      - Мы сегодня устали, можно нам баню сделать пораньше?
      - Мы завтра едем в Питер!
      - А когда будет выходной?
      - Ой, я не пойду сегодня работать, у меня месячные...
      Сиди дома, дура!
      Приезжайте. Я покажу, как работают бабы в поиске.
      И не только бабы...
      Водос. 1997.
      В первое утро мы проснулись под 'Хорста Веселя'. Во второе - под 'Дойчен Зольдатен', в третье...
      А в третье утро москвичи собрались и уехали.
      Пятеро здоровых мужиков приехали пить водку и врубать на весь лес, пропахший толом и костями, немецкие песни.
      Вот опять же... Не надо думать, что я тут такой весь из себя святой. Я тоже пью водку и пою 'Лили Марлен'. Кстати, хорошая песня...
      Если я в болотах от поноса не умру,
      Если русский мне снайпер не сделает дыру,
      Если я сам не сдамся в плен,
      То будем вновь
      Крутить любовь
      С тобой, Лили Марлен,
      С тобой, Лили Марлен.
      Лупят ураганным. Боже помоги,
      Я отдам Иванам шлем и сапоги,
      Лишь бы разрешили мне взамен
      Под фонарем
      Стоять вдвоем
      С тобой, Лили Марлен,
      С тобой, Лили Марлен.
      Но как бы то ни было.... Главное - идти и работать. Тыкать щупом в землю. Тыкать, тыкать, тыкать...
      Увы. Поисковая организация превратилась в пионерский лагерь.
      Второстепенное стало первичным...
      Жаль. И все чаще появляются мысли - стать черным поисковиком. Ездить самостоятельно. Хоронить самостоятельно. Обезвреживать самостоятельно.
      Спасибо мне за это никто и никогда не скажет.
      Да и сейчас-то никто не говорит...
      Ах да... Забыл.
      Это мы говорим спасибо. Спонсорам. Ну и нам, иногда. На митингах...
      Терпеть ненавижу это:
      - Вы делаете такое святое дело!
      Нет...
      Нет!
      НЕТ!
      Мы не святые. Поверьте. Мы ездим туда только ради своего удовольствия. Остальные объяснения - от лукавого.
       
              13. Поисковики и милиция.

      Да что тут рассказывать...
      Ничего особенного.
      Я уже говорил, есть поисковики черные, есть серые, есть красные.
      Типа красные - это мы.
      Это те, которые с документами катаются. Дебилы мы...
      Интересно. Мне припаяют статью о 'дискриминации социальной группы' как это было с блоггером Терентьевым?
      1996. Лезно.
      С нами стояли курсанты из Пушкинского высшего военного инженерно-строительного училища. Ох, блин, и оторвались они там...
      Подрывали всяко-разно-безобразно.
      Был там и милиционер-капитан, в чьи обязанности входило отслеживать расход боеприпасов, приемка ВОПов (взрывоопасных предметов) и стволов.
      Мы все честно сдавали ему. Когда он был трезв...
      А трезв он был, наверное, только по утрам.
      Нашли винтовку. Треху. Приклад и цевье, понятно, сгнили. Витёк - наш мастер по оружию - снял затвор, вымочил его в масле из-под рыбьих консерв, прочистил ствол, выточил приклад...
      Шомпол мы тоже подобрали.
      В последний день подарили винтовку местным поисковикам. Патроны тоже были. Стреляли 'до усери', как выражалась моя бабушка, Царствие ей небесное.
      Не надо волноваться, не надо... Ствол они потом просверлили, говорят, висит в местном музее. Я, правда не видел, врать не буду. Но говорят.
      А мент спал... Спасибо ему, что спал. Он же и рассказывал, как в восьмидесятые года они приехали по плану антиалкогольной кампании в это же Лезно - изымать самогонные аппараты. Дедок один как раз перепил. Высунул из чердачного окна 'Максим' и давай поливать Ментов! 'Фрицы не пройдут!' - орал. Фрицы-то не прошли который раз, по причине дедовской белой горячки. А вот менты отобрали и пулемет и аппарат. Ну и шее накостыляли. Как без этого. Погрозили пальцем и уехали. Что с контуженного возьмешь?
      В том году я вместе с пушкинскими курсантами увез в 'Урале' в Питер мешок железа. Каски там, штыки, гранаты...
      Причем гранаты целые. То есть с толом.
      Ну и патроны. Куда ж без них.
      Приехал. Понес это барахло в местный музей. Сначала там отнекались. Мол, директора нет. Я честно все утащил домой.
      А через час за мной пришли...
      Слава Тебе Господи, что я родился и вырос с теми пацанами, которые ко мне пришли. А что? Городок-то тридцать пять тысяч...
      Я им все радостно показал - 'Вот штык, вот граната!'
      Выпили мы тогда много. Очень много. А железо конфисковали. В том числе и тот самый котелок с восемнадцатью фамилиями... У кого-то он сейчас на даче валяется...
      1998. Демянск.
      Сентябрь это был...
      Для многих это ничего не значит. Сентябрь и сентябрь.
      Мы в ту ночь ждали поезда до станции Лычково.
      А в это время взорвали дом на Гурьянова. Да. Именно в ту ночь. 8 сентября.
      Через пять дней взорвут дом на Каширской.
      Мы спокойно уехали работать. Мы ничего не знали. И ничего не знали, когда возвращались обратно. Пока не приехали...
      Понимаю ФСБ и УВД. Все каналы надо отследить. Но, как обычно у нас, все превращается в фарс.
      С того года нас шмонают по страшному.
      2000. Демянск.
      Стоим на Московском вокзале в Питере. До отправления - десять минут.
      - Ваши документы.
      Протягиваю паспорт. Два молоденьких, лет восемнадцати, мента. Стажеры. Рядом кинолог с овчаркой.
      У собаки истерика - она исходит слюной, бросаясь на меня, падает на спину, закатывает глаза...
      Для нее кошмарный угар пороха, тола и трупов.
      - Мы поисковики! - гордо так! Ребята, мы же свои, мы же...
      - Пройдемте!
      Рядом пацаны затаскивают рюкзаки в вагон.
      - Провожающие, выходим!
      - Мужики, поезд... Я командир, вот документы!
      - Пройдемте! - железный голос в ответ.
      Из поезда, что стоит на другой стороне платформы, выпадывают два пьяных в говно азербайджанца. Или армянина. Или дагестанца. Или... Да не понимаю я в них!
      Что они там делали? Тот поезд стоит уже полчаса, если не больше!
      Троица ментов кидается в обратную сторону. Забирают под 'белы' рученьки кавказцев и уводят. Старший ухмыляется, обернувшись. Я заскакиваю в вагон.
      Сашка, белея мордой лица:
      - Командир, прости!
      Достает из верхнего клапана рюкзака полкило тринитротолуола:
      Играю желваками. Прячу взрывчатку в пакет. Жду, жду, жду... Через два часа выкидываю пакет из окна туалета в привыкший ко всему Волхов.
      Не люблю ездить с детьми. Следи не следи...
      2009. Старая Русса.
      Ехали домой уже они. Пересадка в Новгороде. Подходит наш к местным. Пьяный в драбадан:
      - Мужики, а где здесь сортир? Я тут поисковик...
      Мужики оказались ментами в штатском.
      Тридцать три патрона и 'лимонка' в рюкзаке.
      Срок...
      2001. Волховстрой.
      - Рюкзак снимите, пожалуйста.
      Снимают рюкзак.
      Поездные милиционеры делают обыск - 'Антитеррор'! - штык. Три патрона. В рабочей одежде.
      Дали девчонке два года условно. Вот так.
      Сами виноваты. Не люблю ездить с детьми...
      2008. Синявино.
      Часа три ночи. Сирена. Выскакивают все из землянок - кто в чем.
      Облава.
      Менты по периметру лагеря. Обыск в землянках и палатках. Ничего не нашли. Дураки...
      Когда копали для себя землянку - подняли две гранаты. Выжгли.
      Делается это просто.
      Когда поднимаешь гранату - 'эфка'-то или 'РГД' - немецкие реже встречаются - сначала смотришь - есть там взрыватель или нет?
      Лимонки - они если без взрывателя, то с пробкой. РГ - там сложнее. Сверху дырочка, закрывается она такой защелочкой. Вот, чтобы понять - есть в этой дырочке взрыватель? - красная палочка - сбиваешь грязь лопаткой. Может и бахнуть, между прочим... Одному так в ягодицу осколком прилетело... Но это другая история!
      Если взрывателя нет - технология такая. Откручиваешь пробку (если это 'лимонка') или пробиваешь дырочку под ручкой (РГД) и кидаешь в костер.
      Ага! Вот так прямо и кидаешь!
      Минут через пять-десять тол начинает кипеть и гореть. Полчаса - и он выгорел. Граната готова к безопасному употреблению.
      Две 'Лимонки' или три 'РГД' - и восьмилитровый котел вскипел! Впрочем, я это уже писал...
      Дома у меня сейчас лежат 'ПОМЗ', полтинник и 'лимонка'.
      Минометки так же, кстати, уничтожаются. Надо только посмотреть на донышко - есть ли там удар по капсюлю? Если нет - можно честно снимать ключом взрыватель и в костер!
      Вот какой дурак 'ПОМЗ' снял и выжег я не знаю. Я ее в Севастополе пустую нашел. И привез домой. Так же, впрочем, как и немецкую шток-мину. Это такая бетонная хрень, начиненная гвоздями. Какой-то идиот нашел, обезвредил и выбросил. А мы подобрали.
      У меня дома нет ничего. Только полный дебил повезет с собой из поиска стволы или мины с гранатами.
      Потому как нас пасут от дома до дома.
      В любой момент могут приехать и обыскать.
      Я к этому уже привык.
      И вот она, странность... Можно ехать одному туда. В июне, июле, августе... И вплоть до следующего мая. Тебя не тронут. А вот нас шмонают. Красных по-черному... Ровно так. С двадцать второго апреля по восьмое мая. В это время у ментов 'Антитеррор'...
      Потом он заканчивается...
           
          14. Заключение.

      Я не знаю, смог ли я рассказать - что такое для меня война. Для меня - не служившего в армии и никогда не воевавшего.
      Для меня и для моих друзей.
      Вряд ли смог. Потому что это невозможно рассказать. Я сейчас пишу эти строки и снова ком в горле. У меня снова сегодня приступ поискового синдрома. Так я это для себя называю. Я не укоряю вас в том, что вы это не можете понять. Мне это и не надо. Более того.
      Любой, кто начинает мне сочувствовать и 'понимающе' кивать головой - становиться для меня - почему?!? - врагом. А тот, кто меня начинает хаять за это - того я понимаю... Почему? Я не знаю.
      Лучше молчать, да... Так я себя честнее чувствую. Не знаю почему. Не спрашивайте. Иначе мне стыдно. Что так, что так - стыдно. Поэтому - лучше промолчать.
      А я все равно - говорю!
      Многие ли из вас могут понять - как это? - заходить живым к убитому домой? Я и сам это не понимаю. Я не люблю встреч с родственниками.
      Нет. Не так, как это делают офицеры, чьи пацаны легли под бандитскими пулями. Им гораздо тяжелее.
      Наши родственники радуются. Радуются тому, что их прадеды - от которых остались лишь редкие фотографии - вдруг нашлись.
      Странная вещь эта жизнь...
      Есть те, кто плачут, есть те, кто радуются. А есть те, кто выпячивают себя на фоне своих убитых дедов... Есть. Я видел. Не хочу об этом говорить. Но это есть.
      Я понимаю. Легче хоронить деда, чем внука. Отца, чем сына.
      Если к тебе, читатель, придет поисковик и протянет весточку из прошлого...
      Помни. Твой дед погиб пацаном. Он успел малое в своей жизни.
      Он не успел слетать в космос или написать книгу. Он мало, что успел.
      Он успел только сделать твоего отца и поймать в грудь пулю. Пулю, которая не досталась тебе.
      Да, да... Именно тебе! Потому что иначе он бы вместе с тобой сгорел бы в концлагере... И никто не знает - как бы этот лагерь назывался? Аушвиц? Балаково? Котельнич?
      Не смотрите с ухмылкой на пацанов, одевающих дома камуфляж. Не стоит. Этот камуфляж - единственное звено между ними и нами.
      Не стоит нас понимать. Не надо.
      Есть простые вещи в этом мире. Очень простые.
      Я.
      Ты.
      А между нами ведро с костями твоего и моего деда.
      Нашего деда.
      Знаешь, читатель, я завидую им. Да, именно тем пацанам, чьи куски мы носим в мешках из-под сахара, каждую весну. Я завидую им.
      У них была жизнь.
      У нас, вроде бы, тоже есть.
      Бегаем за деньгами по городам и весям. Пыжимся, стараемся.
      Я бы хотел иметь смыслом жизни - поймать ту пулю, которая не достанется другому. Я идиот, правда? Да не стесняйтесь. Я - идиот. Я не хочу бегать за баблом. Мне надоело. Я устал выживать. Я хочу жить. Пусть хотя бы одну секунду.
      Иногда мне кажется - нет! Это не я! Это не мы! Это не я лежал под танками на Лезнинском плацдарме. Это не я шел в атаку на кинжалы пулеметов под Водосом. Это не я жрал толовые шашки в Демянске. Это не я вытекал кровью в снег под Тверью. Это не я бежал с палкой в руке на Синявинские высоты. Это не меня накрыло минометами на Мекензиевых горах.
      Это не меня. Жаль.
      Это не нас...
      Сны... Почти четыре утра сейчас. Сегодня опять присниться поисковый сон. Я знаю. Я привык к этому. Я чувствую их. Почти под утро я лягу спать. Когда проснусь - первое, что мне захочется - выпить. Потому что...
       
      ...- Сержант, ты че, охуел что ли?
      - Не подходить, уроды, не подходить!
      Я лежу на сухой, серой от жажды траве. В руках сопло огнемета. Рядом бойцы. Иссохшие языки облизывают черные губы.
      - Сержант! Может, обойдется, а? - просит кто-то из толпы почти очумевших рядовых.
      В колодце трупы парней, заколотых немцами штыками в госпитале. Мы уже неделю тащимся по балкам прихарковья. Единственное что у нас есть - утренняя роса на винтовках... Винтовках без патронов. И только у меня на самом дне ранца остатки горючки...
       
      ...- Горит! Смотри, горит! - Парень в новенькой, еще не выгоревшей пилотке, тычется в землю, пряча взгляд от сгорающего в небе 'Ила'.
      А я смотрю.
      Стиснув зубы и сощурив глаза - я смотрю. Письмо из дома вчера пришло. Братан стрелком сгорел вот так же...
       
      ...Смотрю только на руки себе. Из блиндажа вытаскиваем частями - рука, нога, таз...
      Еще дымятся мужики. Прямое попадание.
      Голова в моих руках. Улыбается мне. Глаза открыты. Кажется, подмигивает.
      Обшариваем кровавые, склизкие карманы в поисках документов...
       
      ...Молча смотрю на пепелище дома. Мелкий снег падает с сурового русского неба. Между землей и небом болтаются на виселице четыре трупа.
      Отец с редкой, седой бородкой.
      Мать, с лицом расцарапанным в кровь.
      Мальчик и девочка. Десятка еще не выжили...
       
      ...Граната шипит и крутится под твоими ногами. Еще миг и взорвется. А я почему-то смотрю на нее. Смотрю и падаю. Нет, не падаю. Ложусь и не успеваю. Не успеваю...
       
      ...- Комиссарен, юден, коммунистен! Выйти из строя!
      Я не комиссар, не еврей, не коммунист. Но почему-то делаю шаг вперед. Рядом чувствую плечо друга. Плюю в лицо немцу и прыгаю на него. И ловлю автоматную очередь...
       
      ...Глажу по головочке маленькую белобрысочку. 'Нихт шиссен, нихт шиссен!' - бормочет в кулак ее мать. Я подмигиваю ей. Даю шоколадку девочке. Выскакиваю на улицу. Тупая дура фаустпатрона летит в меня...
       
      ...- Девочка моя..
      - Любимый мой...
      Окоп. Рядом снайперка. Четыре зарубочки на прикладе.
      Срываю с себя и с нее телогрейку, гимнастерку, нижнюю рубаху.
      Приникаю губами к синяку на правом плече.
      - Война все спишет, милый мой...
      - Война все спишет!
      Мы вдвоем на дне окопа. Остальные убиты. Она и я. И рядом немцы. Сейчас они пойдут, сейчас, хорошая моя, потерпи...
      Война все спишет!
       
      Вы думаете это я вот прямо сейчас придумал?
      Вот сел и придумал эти сны?
      Думайте как хотите.
      Я после каждого такого сна не могу нормально жить. Я просыпаюсь - и мне хочется нажраться в хлам.
      Я включаю военные песни.
      Я смотрю военные фильмы.
      Я - ненормален. У меня поисковый синдром.
      Я живу не сегодня и не завтра. Я живу в ту войну и она мне снится каждую ночь.
      Об этом знаю только я и только я об этом рассказал.
      Субъективно. Неправильно. Все не так... Все не так...
      Я знаю.
      Не хотите - не верьте.
      Мне все равно.

Название: Re: Ягода-малина
Отправлено: tir от 24 Сентября 2013, 23:53:45

Меня нашли в воронке

Меня нашли в воронке. Большой такой воронке - полутонка хорошие дыры в земле роет. Меня туда после боя скинули, чтобы лежал и воздух своим существованием больше не портил. Лето сменилось зимой, зима летом, и так 65 подряд лет. Скучно мне не было, тут много наших, да и гансов по ту сторону дороги тоже хватает. В гости мы, конечно, не ходили друг к другу. Но и стрелять уже не стреляли. Смысла нет. Но и война для нас не закончилась. Все ждем приказа, а он никак не приходит...

А нашли меня осенью. Листва еще была зеленая, но уже готовилась к тому, чтобы укрыть нас очередным одеялом. Хотя мертвые не только сраму не имут, но и холода не боятся. Чего нам бояться то? Только одного... Нашли меня случайно, молодой парнишка, чуть старше меня, лет двадцати, наверно. Сел на краю воронки, закурил незнакомым ароматным табаком, и с ленцой ткнул длинным щупом в дно. И надо ж, прямо в ногу мне попал.
Он прислушался к стуку металла о кость, ткнул еще несколько раз, и, отплюнув в сторону недокуренную папиросу с желтым мундштуком, спрыгнул вниз. Расточительные у нас потомки. Мы самокрутку на четверых порой делили.

В несколько взмахов саперной лопатки, он снял верхний слой почвы надо мной.
"Есть!" - воскликнул он, когда его лопатка отвратительным звуком ширкнула мне по черепу. Больно мне не было. Было радостно и удивительно - неужели?

Пацан отложил инструмент в сторону и достал немецкий штык-нож. Интересно, где он его взял? На той стороне подобрал? Не похоже, вроде... Блестит, как новенький. Не то, что мой, от трехлинейки. Тот после последней моей атаки так и заржавел нечищеный.
По косточке он начал поднимать меня, а я пытался подсказать ему, где, что лежит. Конечно, мне все равно - подумаешь, зуб тут останется, или там палец, но как-то не хотелось часть себя оставлять. Ну не хотелось...

Жалко медальон осколком разбило. Хоть бы весточку моим передали, где я да что я. Впрочем, вряд ли бы она дошла. Брату, сейчас наверно уже лет 70... Где он сейчас? Жив ли? Или ждет меня уже там? Ну а Ленка точно не дождалась. И правильно сделала.
Эй, эй! Парень! Куда глину кидаешь? Это ж сердце мое, пусть и бывшее! Не услышал.
Хотя сердце тогда в лохмотья разорвало.

Когда мы бежали по полю, к дороге, земля в крови, кровь на сапогах, тогда и шмальнуло. Я сразу и не понял, пробежал еще метров сто, траншея с фрицами приближалась, хочу прыгнуть уже, смотрю, а винтовки нет, и граната из руки будто выпала...
Оглянулся, а тело мое лежит, голова вдрызг, грудь разворочена и только ноги в ботинках еще дергаются.
Сейчас даже смешно. А тогда страшно было. И чего делать - не знаю. Упал, пополз обратно, пытаюсь винтовку схватить, а не могу. И мычу, мычу...
Мне б дураку "Отче наш" вспомнить... А как его вспомнить, если я его и не знал никогда. Комсомольцам религиозный опиум ни к чему. Это мне еще отец объяснил, когда колокола с церкви сбрасывали и крест роняли.

Ну, а наши немцев из траншеи тогда все-таки выбили. Покрошили не мало, но и нас полегло - почти весь батальон.
Потом половину оставшихся собрали, и они ушли над лесом на восход.
Как были - с пробитыми касками, в бинтах оторванными ногами они шагали над землей. Красиво шли. Молча. Не оглядываясь.
А мы остались.

А парень нашел осколки медальона и матюгнулся так, что с рябинки над ним листочки посыпались. От расстройства снова закурил, разглядывая находку. И тут подошел второй. Первый молча протянул ему остатки медальона. Второй только вздохнул: "Эх, блин, еще один неопознанный"
Первый молча кивнул, докурил и снова спустился ко мне. Да ладно вам, ребята, хотелось мне сказать, не переживайте. Я без вести пропавший, обычный солдат. Таких, как я, много. Только подо мной в воронке еще 10 наших. Из нашего взвода. И все рядовые, которых никогда не опознают. У кого потерялся медальон, у кого записка сгнила, а кто и просто не заполнил бумажку. Мол, если заполнишь - убьет. А войне похрену на суеверия.
Она убивает, не взирая на документы, ордена, звания и возраст. Вон рядом совсем, сестричку с нашим лейтенантом накрыло одной миной. Она его раненного уже вытаскивала с нейтралки. У комвзвода, кстати, медальон есть. Я точно знаю.

Мужики! Найдите их! Вместе мы тут воевали, потом лежали вместе. Хотелось бы и после не расставаться.
Так думал я, когда наше отделение пацаны в грязных камуфляжах тащили в мешках к машине.
Так думал я, когда нас привезли на кладбище, в простых сосновых гробах - по одному на троих.
Так думал я, когда нас тут встретили ребята с братских могил. В строю, как полагается.
Так думаю я и сейчас, уже после того, как они проводили нас над лесом на восток.
И оглядываясь назад, я прошу - мужики! Найдите тех, кто еще остался!

 

Название: Re: Ягода-малина
Отправлено: МАСЛОПУП от 25 Сентября 2013, 00:00:30

http://mirknig.com/audioknigi/audioknigi_belletrisrika/1181403389-ya-zhivu-v-tu-voynu-audiosbornik.html

Название: Re: Ягода-малина
Отправлено: tir от 04 Октября 2013, 20:30:29

Штрафники

    Конец марта 1943 года. Закончилось наступление Центрального фронта. Моя 354 стрелковая дивизия  после боев у Лукинки встала в глухую оборону. Станцию Комаричи взять не удалось. Людей - третья часть, скудный солдатский паек. Выдохлись и немцы. Грязь, слякоть, траншеи полные воды. Держим оборону от Березовца до Марса. Ежедневно тиф косит десятки людей, а пополнение все не приходит.

    Вызывает меня, молодого 18-ти летнего лейтенанта, начальник штаба дивизии, подполковник Френкин. Загадочно прищурясь предлагает должность, а какую– не говорит. «Оклад, как у командира батальона, выслуга 6 лет за один год. Получишь людей – узнаешь».

     В составе полутора десятка грузовых автомобилей едем в Курск за пополнением. И приезжаем в местную тюрьму. Народу - человек 500 стоит в строю во внутреннем дворе. Начальник тюрьмы вышел на середину и говорит: «Приехал за пополнением лейтенант. Кто хочет воевать?». Шагнули все, без исключения.

     Так я стал заместителем командира 257 отдельной штрафной роты 65 армии генерала Батова. Или попросту «Шура», как называли роту. Полтора месяца непрерывной тренировки, стрельбы.  И первая разведка боем. Половина не вернулась, осталось на голом, выкошенном свинцом поле перед Малыми Прутками, севернее Березовца. Так набирались опыта. Неделю зализывали раны, пополнялись и жаждали реванша .А  у немцев - веселье. Крутят наши советские пластинки, а пьяные полицаи или власовцы предлагают сдаваться. Звереют на глазах штрафники.  « Когда?».

    И 3 июня 1943 года, чуть-чуть забрезжил рассвет, в начале четвертого утра выползла штрафная рота из траншей  напротив Тростенчика. Во главе со своим командиром  капитаном Карипановым . Без артподготовки, без единого выстрела. Мимо мин и фугасов, обозначенных саперами на нейтральной полосе. Только шелест мокрой травы, тихий шум сотен ползущих тел и пронзительное пение местных соловьев. И навались на спящих немцев, устроив резню и побоище. Страх и ужас творился в немецких траншеях. Уцелело всего несколько человек, взятых в начале боя в качестве «языков». Два дня отбивали атаки пехоты и самоходок. И только по приказу отошли обратно в свои окопы,  оставив сотни немецких трупов в Тростенчике и вокруг него. Мы отомстили…

    Много написано о штрафниках правды и небылиц, много выдумано. Но под Комаричами и Севском летом 43, да и позже, не стояли сзади нас заградительные отряды с пулеметами. Нас вооружали  как и обычные стрелковые подразделения: винтовками, пулеметами, автоматами. Но в «Шуре» воевали отчаянные солдаты-осужденные. Воевали лучше остальных. С первых боев мы всегда захватывали огромное количество оружия и продовольствия. Особенно много немецких  прекрасных пулеметов. Каждый имел в запасе немецкий автомат. И все это оставалось у нас. Никто не отбирал и просто не смог бы этого сделать. В роте 15-20 человек постоянного состава, офицеры и сержанты. И 400-500 человек переменного состава осужденные за разные преступления солдаты, окруженцы, уголовники, бывшие полицаи. Офицеры наравне со всеми остальными ходили в атаки, поднимаясь в числе первых,  питались с одной ротной кухни, не прятали и не ели втихоря свои доппайки. Все делилось на всех поровну. И радость и горе. Поэтому пользовались у штрафников непререкаемым авторитетом.  Берегли  они нас, как могли. В  безисходные  моменты боя, матерые зэки – уголовники хватали, как котят за шиворот  нас мальчишек-командиров и бросали в воронки, сверху закрывая собой. Спасали наши жизни, сами погибая. Большинство воевало до первого ранения или через два месяца со снятыми судимостями за проявленную храбрость уходили в другие части по предписанию командования роты. Многие получали ордена и медали, многие просили оставить воевать в «Шуре». Воевали в роте и несколько  вольнонаемных. Одна из них, фельдшер Лена Поевская из Дмитриев - Льговского, спасла в боях сотни раненых…

     После Тростенчика ощетинились немецкие траншеи новыми рядами колючки, дотами и дзотами. Узнав,  кто перед ними, почуяв малейшую опасность, немцы боеприпасов не жалели. Своим огнем выкосили все кусты на нейтральной полосе. А штрафники рвались в бой: свою вину искупить, снять судимость, себя испытать. Да и командование требовало «языка».

     Дивизионный инженер майор Евстратов предложил план, как миновать нейтралку.

     Напротив Березовца проходит глухой овраг. Три недели  по ночам с его склона метров 150 в сторону немецких окопов саперы рыли тоннель и в вещмешках за два километра выносили землю, чтобы не обнаружил и не сфотографировал немецкий самолет-разведчик «Рама». Командовал старшина Иван Еремин - бывший шахтер. Работа ювелирная,   тонкая. Уже слышна немецкая речь, губная гармошка. Спустилась рота в тоннель вместе с дивизионными разведчиками. Старшина шахтер выбил в конце тоннеля бревно, подпирающее потолок. Образовался провал. И в эту дыру из подземелья  хлынула штрафная рота. Я выскочил одним из первых. Перед глазами удирающиий немецкий артиллерийский наблюдатель, бросивший рядом с провалом свою карту, бинокль и секундомер. Снова всё повторилось. Первые пленные и рукопашная на истребление. Через полтора часа всё закончилось. Стало тихо-тихо. Я ходил вдоль немецких траншей полного профиля и не мог в них спуститься. На две трети они были завалены погибшими немцами и моими солдатами-штрафниками. Жуткое, печальное зрелище. До сих пор ноет сердце. Не смогли похоронить своих ребят по-человечески, они остались в тех окопах.  Мы отбили три немецких контратаки и, получив приказ, ушли из Березовца, взорвав тоннель, захватив с собой только  раненых. За этот бой со всех штрафников роты была снята судимость, и большинство были награждены орденами и медалями. А я получил редкий орден Александра Невского. Лично по приказу генерала Батова.

    После Березовца -бои за Шведчики и Галчинский. Бросок через Севск и Подлесные Новоселки в Хинельские леса на Хутор Михайловский. Моя рота, моя «Шура» первая врывалась  в Шостку, первой вышла на реку Сож.

    На высоком берегу этой реки меня  ранило осколком танкового снаряда. И после госпиталя я попал в другую часть, закончив войну в Кенигсберге. Я много прошел, много видел. До 1981 года служил в Советской армии, защищая интересы своей страны во многих точках мира.

     Но Березовец и Прудки, Тростенчик и Марс, Лукинка и Шведчики, Юпитер и Василек останутся в памяти, как время  моей военной молодости, чистых искренних отношений. Названия этих деревень - это память о моей 257-й отдельной штрафной роте, моей «Шуре», о моих однополчанах-штрафниках, погибших на Вашей земле.

С уважением: Дебольский Дмитрий Владимирович
Заместитель командира отдельной армейской  257-й штрафной роты.
Под Комаричеми и Севском в марте-августе 1943г-лейтенант

Название: Re: Ягода-малина
Отправлено: goldvik от 05 Октября 2013, 02:20:25

tir Cпасибо !

Название: Re: Ягода-малина
Отправлено: 90 nord от 06 Октября 2013, 17:08:00

Спасибо !

Название: Re: Ягода-малина
Отправлено: tir от 06 Октября 2013, 21:35:57

да не вопрос...
если кто то считает что всё это "ПОПСА" и при этом  знает лучше "  техническую сторону вопроса " с "более гуманными советами"!!! - ПРОШУ НЕСТЕСНЯТЬСЯ В ВЫСКАЗЫВАНИЯХ
за флуд буду минусовать....

Название: Re: Ягода-малина
Отправлено: Хабаров от 06 Октября 2013, 22:19:01

Прочитал, правда, невнимательно, "по-диагонали"( слишком большой обьем для одного раза)....Мда...Я бы никому не советовал выжигать тринитротолуол из боеприпасов.  Конечно все это делают, а некоторые считают, что это безопасно, только это не совсем верно...Это своего рода русская рулетка, только барабан с очень большим количеством  пустых камор. Безопасно можно выжигать тол только из небольших боеприпасов типа граната. Из боеприпасов покрупнее типа "летучка" я категорически не советую пользоваться авторским способом, особенно дожидаться, "когда  тол закипит". Если уж приспичило для каких то своих странных необьяснимых целей заполучить пустой корпус снаряда, то пихайте его в костер только головой , ни в коем случае ни целиком, и уж ни при каких обстоятельствах- задницей. Во первых, мы не знаем , какая температура создается в костре до того, когда тол полностью выгорит( при горении тол действительно не взрывается, только это правило верно для горения на открытом воздухе, в замкнутом корпусе температура многократно растет). Также при нахождении в стальном корпусе образуются соли -толуоляты, примесь которых значительно повышает чувствительность смеси к внешним воздействиям. В-третьих же, когда тол начинает неравномерно плавиться и закипать на дне снаряда, при этом в голове снаряда оставаясь еще  твердым, внутри замкрутого пространства значительно повышается давление, и создаются условия для детонации. Во всяком случае, мне известен по крайней мере один подрыв, когда возникшую детонацию можно было обьяснить именно этими составляющими.
В общем, выскребайте тол, если приспичило, а остатки выжигайте, если уж у вас такие странные желания.....
PS: выжигать ПОМЗ нет необходимости, они и так пустые  :) автор возможно не знает, что ПОМЗ снаряжаются в момент установки. Т.е. имеется пустой рифленый литой открытый снизу цилиндр , в момент постановки достается из специального пенала( деревянный брус с просверленными 3-х сантиметровыми отверстиями, куда вставляются 75 гр круглые толовые шашки)  взрывной заряд, снизу вкладывается в корпус и подпирается круглым деревянным колышком, на который мина и устанавливается. При нахождении мины ( если она стояла на боевом взводе, чаще валяется просто так, неснаряженная) выжигать тол нет необходимости, достаточно вынуть из донца колышек( остатки колышка) и вынуть толовую шашку. Детонатор стальной и отгнивает чаще всего задолго до момента обнаружения мины.

Название: Re: Ягода-малина
Отправлено: BALU от 07 Октября 2013, 00:28:18

 _! _! _!

Название: Re: Ягода-малина
Отправлено: Dimon air от 24 Октября 2013, 15:55:27

прочитал все сразу"на одном дыхании"  !!! очень круто. пот впечатление. _! _! _!

Название: Re: Ягода-малина
Отправлено: tir от 03 Декабря 2015, 20:14:36

Евгений Кукаркин. Трофейщик

ЛЕС.

Июль 1987г.

- Ну, здравствуй, Самсонов.
Из кустов вышел одетый в гражданское капитан Николаев. В руке он держал
 недоеденную булку с колбасой.
- Давно тебя жду. Никак ты сегодня с большим уловом?
Сзади меня хрустнула ветка. На тропинке стояли два здоровых парня, с
 равнодушными физиономиями.
- Ты не снимай рюкзак, пройдемся до машины и там разберемся.
В почетном окружении, с нехорошим предчувствием, я двинулся к дороге. У
 черной "Волги" мы остановились.
- Ну, что там у тебя, показывай.
Я снял рюкзак и раскрыл его.
- Ого, - сказал капитан и вытащил за ствол "шмайсер", - Ты посмотри
 только, в каком отличном состоянии.
Он передернул затвором и, сунув другую руку в мешок, вытащил второй
 автомат.
- А вот и рожки, - заглянул он на дно рюкзака, - Раз..Два... Восемь
 штук. Ну все, засыпался ты, Самсонов.
- Я шел сдавать в милицию.
- Конечно, нашел на дороге. Подобрал и пошел сдавать в милицию. Ведь
 так?
- Все правильно.
- Сейчас мы акт составим. Съездим в управление, а там посмотрим что с
 тобой делать.
Добры молодцы запихали автоматы в рюкзак и сунули меня в машину.

- Где же ты нашел оружие?
- На дороге.
- И где ж оно так свободно валяется?
- На той тропке, где вы меня поймали, метрах так в 500.
- А тебя вчера в Березовке видели, это километра два вправо.
- Я там тоже вчера был.
- И решил до станции сделать крюк по дороге?
- Давно по лесу не ходил, соскучился.
- Неделю назад, тебя соскучившегося, видели тоже здесь и тоже с
 рюкзаком.
- Ну и что?
- Рюкзак-то твой тоже был полный.
- Там были мои шмотки. Не каждый же день оружие на дороге валяется.
- Ну что ж, Самсонов, дело я передаю в прокуратуру. Хватит, третий раз
 хватают тебя с поличным.
- Дело ваше, но оружие я шел сдавать в милицию.
- Слушай, Самсонов, заливай бабки другому, только не мне. Впрочем... -
он вытащил из кармана сигарету и покрутив ее в руках затянулся, - У тебя
 есть еще шанс, если ты подскажешь мне кое-что.
- Я всегда помогаю нашему родному комитету.
- Слушай тогда, помощник. В Березовке, ты, по пьянке, проговорился, что
 нашел какие-то документы и даже вытер ими свою задницу.

Так где ж они эти
 документы?
- Вот сволочи. Настучал кто-то. А еще друзья до гроба. Какая же дрянь
 накапала? Ладно, Сергей Николаевич, договоримся. Я вам место где документы,
а вы меня отпускаете, без всяких оговорок.
- Вроде договорились. Завтра с утра мы к тебе заедем домой и поедешь с
 нами. Покажешь место.
- Только, пожалуйста, не врывайтесь в квартиру скопом, а то
 переполошите соседей.
- Хорошо. До свидания, Самсонов. Вот тебе подписанный пропуск.

Я еду с Николаевым и еще незнакомым мне мужиком в газике, и показываю
 дорогу. Сзади нас ревет крытый "КАМАЗ", полный солдат.
- Вот здесь мы выйдем. Остановите машину. Отсюда еще идти метров 800.
Солдаты высыпали из машины, взвалили на плечи инструмент и я повел
 цепочку, по знакомым мне приметам. На лесной поляне мы остановились.
- Вот здесь.
Я ткнул ногой в холмик.
- Снимите дерн, он легко снимается. Под ним ступеньки и вход.
Солдаты начали копать, я и офицеры отошли в сторону.
- Это землянка?
- Да.
- Когда нашел?
- Неделю назад, - соврал я.
- Автоматы оттуда?
- На дороге нашел.
- Ладно тебе. Завел пластинку.
- Товарищ капитан. Вход откопали, - к нам подлетел прапорщик.
- Ты отдохни здесь, Самсонов. Мы уж без тебя там справимся.
Офицеры пошли к вырытому черному провалу в земле и, включив фонарики,
исчезли там.

Сижу на ветках второй час. Солдаты оцепили поляну. Возле входа в
 землянку суетятся военные и гражданские, которые прибыли по вызову рации.
Наконец, обо мне вспомнили. Капитан и двое гражданских подошли ко мне.
- Самсонов, сколько было ящиков с документами?
- Два.
- Ты вскрыл оба ящика?
- Я.
- Ты вытаскивал оттуда что-нибудь?
- Нет. Только посмотрел что там такое.
- А чего хвастался, что подтирался?
- Да соврал просто. Чего по пьянке не наговоришь.
- А что в остальных ящиках, знаешь?
- Да, все вскрывал.
- В земляку втаскивали ящики, недавно.. Не вы ли Самсонов, причастны к
 этому делу? - спросил один из гражданских.
- Нет.
- Из ваших слов явствует, что кто-то еще до вас побывал в землянке?
- Я об этом не задумывался.
- Хорошо. Капитан, отпустите его.
- Но до станции далеко, - запротестовал я, - Подвезите хоть немножко.
Гражданские не стали слушать меня, они ушли. Капитан подвел к цепи и
 вытолкнул за спину солдата.

Сижу у Горбатого, так кличут Сергея, моего лучшего друга.
- Как перевод? - спрашиваю Горбатого.
- Вроде ничего. Дословный перевод первого документа следующий.

 "Совершенно секретно. 225/438

Командующему группы армий "Север"
генерал-фельдмаршалу фон Леебу.

В соответствии с вашим распоряжением о создании промежуточных баз
 снабжения войск, мною предложены три основных участка.
- Район Тосно. Три склада: ГСМ, продовольственный, артобеспечения.
- Район Лужский. Четыре склада: ГСМ, оружейный, транспортный и зап.
частей, минный.
- Район Ижорский. Три склада: артобеспечения, медикаментов,
продовольствия.
Кроме того рассмотрены возможности создания промежуточных складов у
 Мясного бора, Погостья и Березовки.
Прошу указания полковнику Бергману на выделение 11000 военнопленных для
 проведения инженерных работ на указанных объектах.

Генерал-квартирмейстер
 Кесельман.

Март 1942 г."

- Здесь есть еще один документ, - продолжил Горбатый. - Вот, послушай.

 "Совершенно секретно. 125/1346

Полковнику Бергману.

В случае наступления русских, возможны варианты перегруппировки наших
 войск.
Рассмотрите вопросы, связанные с уничтожением или захоронением складов
 снабжения войск, находящихся в непосредственной близости возникновения
 военных действий.
Хочу предупредить, захоронение складов должно быть связано с повышенной
 секретностью с вашей стороны.

Командующий группы армий "Север"
генерал-фельдмаршал фон Лееб.

Ноябрь.1943 г. г."

- Так где же все-таки склады? Ты внимательно просмотрел все документы в
 ящиках?
- Обижаешь. Перелистал все. И нашел кое-что. На первый взгляд и не
 стоит обращать внимание. Это сметы работ. Здесь инженер-майор Кофман
 подсчитал, что для постройки подземного хранилища длинной 110 метров, нужно
245 пленных, 100 кубометров леса, 400 скоб и т.д. Примет нахождения склада
 нет. Но здесь указаны дороги, где подвозят материал. Таких складов,
рассчитанных Кофманом -6.
- И все наименования дорог в разных точках Ленинградской области?
- Да.
- Вот и давай от этого плясать.
- Надо пройтись по этим участкам. Посмотреть рельеф местности,
расположение линии фронта и привязки к дорогам.
- Давай начнем завтра. Кстати, я продал КГБешникам землянку. Кто-то из
 Березовки заложил меня, пришлось ей отделаться. Ты теперь там не появляйся.
Мало ли что.
- Ну хрен с ней. Жалко правда, мы барахла столько натащили, но самое
 важное у нас. Как ты углядел тогда документы?
- У нас еще несколько перевалочных пунктов. Но не в этом сейчас дело. У
 меня появился заказчик, на автоматы и пистолеты. Сейчас я вынужден вскрывать
 следующую базу. Как ты думаешь, с какой начать?
- Со Мгинской.
- Я тоже думал, что это лучше.



СЛЕДОПЫТЫ

 Май. 1982 г.

Нас всего 12 и все школьники. Две девушки Мира и Галя и 10 парней. Мы
 роемся на Невском Пятачке под руководством представителя райкома комсомола,
такого же возраста парня, как и мы, Михаила.
Я, Горбатый и Мира раскапываем воронку, а Михаил сидит на корточках
 наверху и читает нам лекцию.
- Существует два вида раскопщиков. Это красные следопыты и черные.
Отличаются одни от других тем, что красные, делают все официально и имеют
 права на раскопки, черные нет. Черных не интересуют убитые, им необходимы
 шмотки и оружие.
- Вот такое.
Горбатый заметил кончик штыка, чуть-чуть подкопал вокруг и, потянув за
 штык, вытащил Мосинскую винтовку, без приклада, облепленную комьями
 слипшегося коричневого песка. Он швырнул его Михаилу.
- И такое тоже. Лучше всего оружие сохраняется в глине, а в песке не
 очень. Вот смотрите.
Михаил немецким ножом, соскоблил несколько комьев со ствола. Под ними
 мы увидели еле заметные, оспинки разъеденного металла.
- Это оружие еще ничего. Если его почистить, то даже можно стрелять.
Осторожней, Мира, копай внимательно. Это кости. Так вот, черные делятся на
 три категории. Это чердачники, которые ходят по деревням и собирают или
 покупают оружие и всевозможные трофеи у местных. Следующая категория -
помойщики, которые раскапывают немецкие помойки и находят в них уникальные и
 даже антикварные вещи. Немцы грабили музеи и дома и обставляли свои блиндажи
 фарфором, хрусталем, коврами и всякими прочими вещицами, скрашивающими
 окопный быт. Потом это барахло либо билось, либо не нравилось и выкидывалось
 в ямы. Немцы народ аккуратный и не разбрасывали все по территории. Ребята,
глядите внимательно, нет ли гранаты, либо на поясе, либо в руке.
- Да здесь не один, здесь несколько черепов, - сказал Горбатый.
- Хоронить было некогда, здесь везде так. В каждой воронке по несколько
 человек и все наши. Ищите медальоны. Вот возьмите.
Михаил скинул два громадных полиэтиленовых мешка.
- Сюда складывайте кости. Дальше вам рассказывать?
- Давай, давай, - попросил я. - Так хоть отвлекаемся от этих неприятных
 вещей.
- Последняя категория черных, и самая многочисленная - это копалы. Эти
 копают все - землянки, окопы, кладбища, наши или немецкие, им все равно.
- Куда же они сбывают раскопанное? - спросила Мира.
- Перекупщикам, коллекционерам, бандитам, да и разным любителям острых
 ощущений. - А кости солдат, что с ними?
- Им наплевать, все перемешают или куда-нибудь выкинут. Их ловят,
сажают, но от этого количество черных следопытов не уменьшается.

Так я прошел ликбез. Раскопки меня захватили. Я узнал много. Как
 разряжать гранаты и мины, как выплавлять тол, как пристреливать оружие и
 многое другое. Я окончил школу и через два года перешел в черные следопыты,
в копалы.

Июль. 1988г.

Была светлая ночь. Мы воровато пробрались к холму и дружно принялись
 копать. После часа работ, я понял, грунт нетронут.
- Горбатый, кончай. Мы ошиблись.
- Может пробьем шурфы по холму.
- Давай, но чувствую холм не тот.
Мы проработали еще два часа. Пусто. Начало светать. Где-то зарокотал
 трактор и начал занудно шуметь по холмам.
- Ладно, пошли, Горбатый.
Мы спустились с холма и пошли к кромке леса, где была раскинута наша
 палатка.

Разбудил меня чей-то голос снаружи палатки.
- Эй, есть там кто-нибудь?
Я откинул полу и вылез наружу.
- Ба... Да это сам Самсонов.
Передо мной стоял Николаев.
- Здравствуйте, Сергей Николаевич.
- Здорово, если не шутишь. Ты с кем? Да это же Горбачев, своей
 собственной персоной.
Из палатки выполз, с заспанной физиономией, Горбатый.
- То-то я думаю, выбрать столько земли за ночь, Самсонов не мог, нужен
 помощник. Ошиблись вы ребята. Всего на 51 метр.
- Вы о чем Сергей Николаевич? - невинно спросил я.
- Склад-то от вас был на другом холме, всего 51 метр. Два часа тому
 назад трактор провалился. Не повезло вам ребятки. Ну да ладно, давайте
 собирайтесь. Поговорить мне надо с вами серьезно.
Мы собрали палатку все несложное хозяйство и сели в газик, который
 стоял в метрах 10 от леса, за канавой. Машина пошла к раскопам. На вершине,
соседнего от нашего, холма было много народу. Сам холм был окружен
 солдатами. Мы подъехали к цепи и остановились.
- Посидите здесь, ребята, - сказал Николаев и, пройдя оцепление солдат,
пошел на вершину холма.
Мы сидели минут 40, когда вернулся Николаев с, незнакомым мне,
полковником.
- Итак, - начал полковник, - откуда вы узнали, что надо копать здесь?
- Мы ничего не знали... - начал Горбатый.
- Не дурите ребята, дело серьезное. Мы все время запаздываем за вами,
только сегодня повезло и то, если бы не трактор.
- Мы копали червей, - брякнул я.
- Вот что, в городе появилось много оружия, причем трофейного в хорошем
 состоянии. Экспертиза выявила, что оно относится к той партии, с которой
 поймали вас, Самсонов. Было совершено несколько убийств и вооруженных
 ограблений. Четно говоря, я считаю, что вас зря тогда отпустили. Если бы вас
 засадили, этого безобразия не было бы. Мы подозреваем, что по грамотности
 ваших раскопов, вы знаете места баз, складов, бункеров и блиндажей немцев.
Вы обязаны передать нам все данные.
- Мы ничего не знаем.
- Хорошо. Кто вскрыл Тосненский склад ГСМ? Вас там видели. Ваши ручки и
 следы остались там. Конечно, бензин и масло, превратившееся в камень, вам
 нужны не были, но помпы вы продали в нескольких деревнях. Скажете не так?
Кто вскрыл артсклад у поселка Телези? Опять вас там видели. Мы не досчитали
 там несколько ящиков патронов, динамита, мин. Местные вас засекли, когда вы
 перетаскивали ящики в "Москвич".
- Мы там не были, - упрямо стоял Горбатый.
- Капитан, - обратился полковник к Николаеву, - попросите у прокурора
 ордер на обыск у этих двух молодцов. Документы и обоснование для этого
 представьте ему.
- Это ушлые мерзавцы, товарищ полковник. Даже порховинки вы у них дома
 не найдете. Все прячут на своих базах.
- Выполняйте, товарищ капитан.
- Есть. Ну, поехали, ребята.
Как хорошо, что только позавчера, мы оставили все карты, документы у
 Миры, где как раз разрабатывали план поисков вот этого холма и где по нашим
 данным, было обмундирование немецкой армии.

Август. 1984 г.

Березовцы нас засекли, когда наша компания раскапывала немецкое
 кладбище.
- Ей, - сказал пьяный мужичонка с взлохмаченной бородой. - Зря копаете,
здесь уже любители прошли, да и бульдозер все сравнял. Лучше скажите, водка
 у вас есть?
- Есть, - за всех сказал Андрей. Он отбросил лопату, - А ты, отец,
знаешь где копать?
- Да ведь, везде можно копать.
- Ладно, ребята. Кончаем. Пойдем дед, выпьем.
- Вот это дело, - обрадовался тот.
Мы пошли в Березовку, одну из деревень, которую не сожгла война.
В избе набилось человек десять. Пришло трое деревенских, хозяин с
 хозяйкой, да нас пять копал. Пять бутылок водки мы выпили мгновенно. Языки у
 наших хозяев развязались и полились беседы и воспоминания о тех кто выжил,
кто знает, где прошла война и что она запрятала в земле.
- К нам все уполномоченный ездит. Сейчас зачастил. Спрашивает не нашли
 ли мы, а может у кого видели какие документы. Немцы, говорит, здесь много
 чего по оставляли. А вы что ищете оружие, или бляхи с ножами?
- Все, что попадется, - вырвался вперед опять Андрей.
- В болоте, что отсюда за километр, вот по этой дороге, - мужичонка
 махнул влево рукой, - наши матросики лежат. Как погнал их Ворошило, так их
 всех и перестреляли в болотине. Там только карабины Симонова валяются, да и
 те, даже в войну не стреляли.
- Зато в сторону фронта есть полоса, километров 10, - заговорил другой,
- там наши ополченцы лежат, один на другом. Немцы их из пулеметов и
 минометов расстреляли, когда те в атаку безоружными шли.
- Как так? - не выдержал Горбатый.
- У нас генералы такие. Оружия не хватало. Дали каждому по гранате, да
 по винтовке, одной на десять человек, и погнали вперед. Так в руке с
 гранатами и лежат. Так что там осторожно ребята, у большинства гранаты на
 взводе были, рванет, если пошевелите...
- Нашим на этом участке очень не везло. Даже когда прорывали блокаду,
какой-то идиот послал танковый полк на минное поле. Оно сзади нас километра
 четыре. Весь полк погиб. Кто из подбитых танков вылез, немцы достреляли.
- Все количеством пытались взять, - подал реплику Андрей.
- У вас деньжата есть? - спросил один из местных мужичков - А то у
 Машки самогон есть, можно купить.
Горбатый вытащил деньги. Мужики оживились, среди них сыскался
 доброволец, который тут же исчез из избы.
- Самая жуткая мясорубка была на Невском пятачке, - сказал Горбатый. -
Мы там были. Это ужасно. В четыре ряда лежат и все наши.
- Да везде так. Вся Ленинградская земля пропитана нашей кровью. Мы так
 считаем, что счет немцев и наших один к десяти.
Пришел мужик с двумя бутылями самогона. Пьянка началась по новой.
После второго стакана самогона, наш хозяин сказал.
- Вот здесь, в излучине ручья, есть горка с молодым леском. Так это -
немецкое кладбище СС. У подошвы горы - рядовые, а вся гора забита высшими
 чинами. Где-то тут же, но не знаю где, были блиндажи и землянки командования
 дивизии СС. Вот там по шуруйте, ребята.
- Это не Земляничная горка?
- Да вроде, все ее так называют.
Пьянь пошла своим чередом. Мужики замолотили языком.

За земляничную горку я купил себе машину. Одни кинжалы СС и палаши
 стоили у коллекционеров столько, что можно было каждому из пяти копал год не
 работать. С конца 1941 г. и до середины 1942 г. немцы хоронили свих элитных
 товарищей еще в гробах при полной амуниции и вооружении. Прекрасные
"парабеллумы" так хорошо сохранились, что мы тут же их пристреляли. Все
 бляхи, значки, ордена, каски - все что представляло интерес для продажи, мы
 собрали и либо продали, либо спрятали по своим базам.
Но начиная со второй половины 1942г., немцы хоронили своих кое-как. Без
 гробов, без оружия, иногда даже без всего. Редко удавалось сорвать даже
 паршивый крестик с прогнившего трупа.
Следующий год мы искали блиндажи и землянки. Перелопатили тысячи
 кубометров земли. И все же нашли их. В большой землянке, раздавленной
 накатами бревен, от взрыва бомбы, находились два ящика с документами,
которые потом и прочел Горбатый.



КОПАЛЫ

 Август. 1988 г.

За мной следят. Это я обнаружил, разъезжая на машине по городу. Тут же
 предупредил всех наших. По цепочке ребят мне пришел заказ на десять
"вальтеров". Деньги предложили бешеные. Решил рискнуть.

В районе Мги, во время войны, была жуткая бойня. Прошло столько лет, а
 следы войны разбросаны и проступают повсюду. То из размытого склона,
выглядывает ржавый ствол пулемета или проявляются человеческие кости, то
 подрывается внезапно, на сто раз хоженой тропе, человек, а то в огородах
 садоводы выкапывают черепа, каски и разные весточки войны. Вообще, дачные
 участи все больше и больше расплываются по местам боев.
Вот и сейчас, я пробрался к своей скрытой базе, а шум машин и визг пил
 напоминают, что рядом человеческое жилье. Место раскопа не узнать. Все
 заросло травой. Даже лопату, завернутую в полиэтилен, я нашел с трудом.
Расстелил большой лист полиэтилена и начал на него складывать аккуратные
 кубики дерна и выбрасывать землю и песок. Это все для того, чтобы не
 оставлять следов за собой.
Наконец появился черный провал, дыхнувший на меня залежалым воздухом и
 гнильем. Прежде всего освещаю фонариком потолок и с облегчением обнаруживаю,
что бревна переката еще держат, хотя и прогнулись. Вся землянка забита
 ящиками, натасканными в разное время мной и Горбатым из складов, блиндажей и
 других раскопанных землянок, а также барахлом: касками, противогазами,
оружием всех систем, цинками и прочей мелочью.
Выбираю небольшой ящик и выволакиваю его на воздух. Внутри лежат по
 десять штук, слева и справа, аккуратно проложенные войлоком, "вальтеры".
Масло немножко загустело на них, но стрелять можно, хоть сейчас. Достаю
 ветошь из рюкзака и обматываю десять пистолетов в виде куколок, потом
 складываю их в рюкзак. На дне ящика, в гнездах, уложены запасные обоймы,
завернутые в промасленную бумагу. Беру также десять штук и завернув их,
бросаю в рюкзак.
Ящик уношу на место. Между ящиками с гранатами лежит офицерская сумка,
которую я давно хотел взять. В ней карты, где наши разведчики отмечали
 объекты неприятельских позиций. Я ее нашел еще в 1984г. в осыпавшейся
 землянке, здесь недалеко, где она преспокойно висела на стене. Эту сумку я
 тоже отправил в рюкзак.
Теперь пора все закапывать в обратом порядке. Трамбую землю сапогами и
 закладываю дерном, кубик к кубику. Все. Помятую траву, посыпаю табаком.
Завтра это место будет не узнать.

Их я услышал сразу, вдали зашипела на приеме радиостанция. Я сразу же
 упал. Ползком, извиваясь между деревьями и кустами, пробрался на звук. У
 дороги два милиционера с короткоствольными АК, прижавшись к деревьям,
изучали лес. За дорогой "козел", запрятанный в кустах, шумел звуками эфира.
- Тише, ты, - зашипел один из милиционеров в сторону машины.
Звук убавился. Я пополз от этого места к изгибу дороги и напоролся на
 второй пост, тоже с двумя милиционерами. Отползаю назад, между постами и,
забравшись в яму, жду момента.
Прошло минут 30. Из машины выскочил офицер.
- Цепью! - заорал он. - Пошли цепью, направление - Гнилое болото.
Милиционеры вышли из-за деревьев и стали рассредотачиваться. Один
 подошел ко мне так близко, что его сапог можно было достать рукой, но на мое
 счастье он смотрел в сторону леса.
- Пошел! - опять заорал офицер.
Цепь стала углубляться в лес. Я подождал немного и бросился бежать
 через дорогу, в направлении поселка.
- Вот он! - заорал чей-то голос со стороны, спрятанной машины. - Назад,
мать вашу! Все назад!
Кусты хлестали по бокам. Я несся, как мог и понял, что с таким тяжелым
 рюкзаком мне далеко не убежать. Вот и поселок. Я помчался через него, мимо
 домов, участков, изумленных людей и детей. Появился дохлый забор, я рванул
 через него, потом через другой и только перемахнув через третий, свалился у
 большого парника.
Напротив парника стоял дом, обшитый вагонкой. На крыльце сидела девушка
 с длинной, светлой косой и ошалело смотрела на меня.
- Простите меня, - выдохнул я. - Не могли бы вы меня спрятать? За мной
 гоняться...
Где-то раздался топот и голоса, бегущих людей. Я не докончил говорить и
 бросился в парник. Скинув рюкзак, упал между вытянувшимися кустами
 помидоров.
- Гражданка, вы не видели здесь мужчину с рюкзаком?
Топот остановился.
- Да, видела, - пропел мелодичный голос.
Сердце у меня упало. Я чуть не застонал.
- Он выскочил здесь и побежал по дороге туда, в сторону озера.
Шум бегущих людей стал удаляться.
- Они ушли. Вы можете встать и пройти в дом.
Девушка стояла на пороге парника.
- Спасибо.
- Меня зовут Оля.
- Спасибо Оля. Меня зовут Юра.
Мы вошли в дом.
- Вы сбежали откуда-нибудь или... - она замялась.
- Не сбежал, не убил, не украл. Я копатель кладов.
- Неужели милиция из-за этого устраивает облавы на одного человека?
- Я копаю остатки войны.
- Так вы трофейщик?
- Вроде этого.
- Теперь мне все понятно. Брат удивлялся, чего это милиция сегодня
 разъездилась, а это оказывается все из-за вас.
Хлопнула калитка. Ольга выглянула в дверь. Мужской голос возбужденно
 заговорил.
- Ой, что было! Прислали курсантов, милиции полно. Пошли цепями левее
 озера. Говорят бандита ловят.
Крупный парень вошел в дом и с удивлением уставился на меня.
- А это кто?
- А это - тот бандит, которого ловят.
У парня отвалилась челюсть.
- Да не бойся, это не бандит, на самом деле это - трофейщик. Накопал
 оружия, теперь милиция за ним гоняется.
- Я не боюсь. Это правда? - обратился он ко мне.
Я залез в рюкзак и вытащил куклу ветоши, потом протянул ему.
- Посмотри.
Он стал разворачивать тряпье и вытащил за ствол пистолет.
- Вот это да! - восхищенно протянул он. - Неужели здесь, в окопах?!
- Здесь.
- Дай мне потрогать.
Ольга решительно взяла пистолет.
- Он какой-то липкий. И из него вовсе не стреляли, он новенький.
- Ладно. Отдай, - брат взял пистолет обратно и стал заворачивать его в
 тряпье, - Мне такие игрушки нравятся. Возьми.
Он вернул мне куклу.
- Так как же ты будешь теперь выбираться? Милиция везде: на дорогах,
станции.
- Не знаю.
- Может он переспит у нас ночь, - заметила Ольга, - а утром, все
 уляжется, и он вернется в город.
- А что, идея. Как ты?
- Я не против.
- Мы так и не познакомились. Меня звать Николай.
- А его Юра, - сказала Ольга.

За столом мы разговорились и у Николая появилась новая идея.
- А что если ты поедешь в город без рюкзака? Я поеду раньше и привезу
 его к себе домой. Потом ты его у нас и возьмешь.
- Идет. Дайте только адрес.
- Запомни.
Он продиктовал адрес. Я запомнил. Потом мы играли в карты и домино и
 очень поздно легли спать.

Николаев появился на платформе неожиданно.
- Самсонов, подойди-ка сюда.
- Здравствуйте, Сергей Николаевич.
Он подозрительно оглядел меня.
- А где мешок?
- Какой мешок?
- А ну, пойдем-ка в машину.
Мы спустились с платформы, к стоящему недалеко газику. Там меня
 обыскали.
- Что вы ищете, Сергей Николаевич? Может я чем-нибудь могу вам помочь?
- Катись к чертовой матери. Помогальщик.

Пистолеты я продал и приобрел замечательных друзей в лице Ольги и
 Николая.

Сижу у Ольги и разбираю карту неизвестного разведчика с координатами
 целей. Весь фронт от окопов до дальних тыловых точек лежит передо мной. Вот
 знакомые места, здесь я копал. А вот и моя землянка, где я храню оружие, у
 нее значок "шт." А что же в тылу у немцев? Я так и подскакиваю, слабым
 карандашом отмечено "шт. кор?". Это не в деревне, это в лесу. Здесь мы еще
 не были.
- Нашел что-нибудь? - спрашивает Николай.
- Да. Пожалуй, даже очень интересное местечко.
- Возьми меня с собой.
- Пойдем, только это дело опасное.
- И я пойду, - заявляет Ольга.
- Черт с вами, пойдем. В субботу выедем, возьмем палатки и еду. Может
 нам и повезет.
- Ура, - дурашливо закричал Николай, за что получил по затылку шлепок
 от Ольги.

Все члены группы, для конспирации, выезжают раздельно. В электричке я
 их не видел, только деревеньке в Димитровка мы собираемся вместе. Километров
 пять идем по лесу, затянутому мхами и выходим к старой заросшей дороге.

 От
 нее отсчитываю метров сто к громадному лесистому холму.
- Здесь, ребята, мы поставим палатку.
- Неужели весь холм будем копать? - удивилась Ольга.
- Зачем. Мы будем пробивать шурфы на отлоге холма, по всему периметру.
После несложных хозяйственных дел я разметил, начиная от центра холма,
колышками места, где надо пробивать шурфы.

Везет неумехам. Первой наткнулась на бревенчатое перекрытие Ольга. Она
 прыгала и визжала, как недорезанный поросенок. Мы бросились к ней и я начал
 новую разметку к подошве холма, чтобы пробить вход. К вечеру мы его
 откопали, выкинув около 10 кубометров земли и камней.
Перед входом лежало несколько, затянутых в труху мундиров, скелетов. Я
 проверил их лопатой и они развалились. Фонарик охватил глубину темного
 склепа. Несколько столов, телефоны, карты, бумаги. Слева две койки, справа
 две койки. На одной скелет в мундире, с красными разводами лампас.
- Какой ужас! - вскрикивает Ольга.
- Пойдемте отсюда. Пусть помещение проветрится, - сказал я. - Взрывом
 завалило вход. Их никто не откапывал, а они себя откапать не могли и
 задохнулись в этой могиле. Завтра рассмотрим все внимательно.

Утром мы вошли в бункер. Я попросил Николая собрать оружие, пистолеты,
автоматы, кинжалы и вынести их к палатке.
- Что это? - Ольга с изумлением уставилась на стены.
- Ковры. Немцы не могли жить без уюта. Ты лучше посмотри, что творится
 там.
- Да это же посуда! Господи, да откуда же такая красота могла взяться?
- Вот и займись ей. Только аккуратно. Все вынеси отсюда.
В углу, на ящике из-под снарядов, стоял массивный сейф. Дверца его была
 приоткрыта. Ключи болтались в замочной скважине. Я открыл дверцу. Папки с
 документами лежали стопочками. Складываю все в рюкзак, теперь очередь за
 столами. На большой карте лежит массивный портсигар. Подношу к нему фонарик,
блеск желтого металла мигнул за фонарем. Кладу портсигар в карман. Складываю
 карты и лежащие на столах документы, тоже в мешок. Теперь пора просмотреть
 карманы ветхих мундиров. Армейские книжки, расчески, часы, кольца - все
 сыпется в рюкзак. Подошел Николай.
- Все оружие собрал.
- Теперь надо собрать эмблемы, ордена, бляхи, все, что видишь.
- Хорошо.
- Юра, здесь картина, а вот еще одна. Они какие-то белесые.
- Ольга, пусть Николай снимет их. На свет не выносите, сразу краски
 погибнут. Сходите в палатку, возьмите мою рубаху и принесите сюда. Замотайте
 картины от света и так вынесите на место сбора.
- А ковры снимать?
- Бесполезно. Лучше даже не пытаться.
Мы очищаем бункер и засыпаем вход камнями и землей. Перед палаткой
 разложено многочисленное богатство.
- Ольга, выбери самую лучшую посуду и подготовь к отправке. Я там
 ветошь вывалил, в нее заверни. Учтите, нам палатки тащить и еще это барахло.
Николай, забирай оружие, пойдем туда в лесок.
Загружаемся оружием, берем лопаты и идем в лесок. Я лопатами вырубаю
 метки на соснах, и сняв дерн, выкапываем яму. Кладем на дно полиэтилен и
 высыпаем оружие. Потом возвращаемся к палатке, забираем всякую мелочь -
бляхи, каски и другие превратности войны и тоже уносим в ту же яму. Затыкаем
 все полиэтиленом и засыпаем яму.
Ольга отобрала посуду. Мы собираем палатку, запихиваем в рюкзаки
 тарелки, салатницы, всякую дребедень и отправляемся в обратный путь.
- Почему мы не взяли ни одного пистолета, ни одного кинжала? -
будоражится Николай.
- Доверься моему опыту. Сейчас этого делать нельзя. Если нас остановят
 и обыщут, за каждый пистолет всыпят по первое число. Вынос оружия всегда
 тщательно продумывается. Это другая операция. И потом, оружие надо
 продавать, хранить трофейщику оружие нельзя.
Мы без всяких проишествий приехали в город.




ДОКУМЕНТЫ

 Горбатый долго читал документы.
- Интересное местечко вы нашли. Этот пункт, который указан на карте
 разведчика, обстрелян тяжелой артиллерией и видно очень удачно. Но я хочу
 тебе сказать, что этот бункер здесь один быть не может. В холме, наверняка,
землянки охраны, писарей, поваров, телефонистов, обслуживающих командный
 пункт, а может и еще какие-нибудь. Странно, что они не откопали своих
 командиров, неужели вся обслуга погибла?
- Заросшая дорога в лесу идет от Псковского шоссе. По ней на машине не
 проехать, поэтому мы пошли с другой стороны, через лес.
- И правильно сделали. В следующем году мы основательно займемся этим
 холмом. А сейчас, я тебе прочту интересные документы, от которых ты можешь
 упасть. Слушай.

 "Копия на русском. Строго конфиденциально.
Господину Жданову А.А..
Маршалу Ворошилову К.Е.

Немецкое командование понимает, что вы являетесь заложниками вашей
 системы и попали в ситуацию, когда безнадежность положения является
 очевидной. Поэтому, чтобы не осложнять и так ухудшающуюся обстановку,
предлагаем вам вступить в переговоры о сдаче города на следующих условиях:
- Вы, ваши родственники или знакомые, которых вы укажите, переходят на
 нашу сторону с личным имуществом и пользуются полным покровительством и
 неприкосновенностью немецкого командования.
- Вам предоставляется право жить в любом государстве, находящегося под
 эгидой Германии или нейтральном государстве, с предоставлением персональных
 домов, участков и рабочих сил для ведения фермерского хозяйства. Если вы
 захотите заниматься в другой области, то германское правительство
 гарантирует вам помощь в этом деле.
- Вам предоставляется компенсация в 5000000 марок в любом банке Европы.
Все это вступает в силу после договоренности о сдачи города.

Уполномоченный ставки
 генерал-полковник Рейнгардт

 Сентябрь. 1941 г."

- Ну как, здорово?
- Здорово. А ответ есть?
- Есть. Ты только послушай.

 "Уполномоченному ставки
 генерал-полковнику Рейнгардту

 Мы согласны принять ваше предложение с условием:
Если положение города не улучшится до марта 1942 г.
Наше положение не позволяет открыто сдать город. Поэтому немецкое
 командование должно усиливать нажим на внешнем обводе рубежей, особенно в
 районе Пулково.

Член военного совета Жданов А.А.
Маршал Ворошилов К.Е.
Сентябрь. 1941 г."

- Да, за каждый документ, нас точно посадят.
- Здесь есть последний из этой серии.

 "Уполномоченному ставки
 генерал-полковнику Рейнгардту.

В связи с приездом генерала армии Жукова, обстановка и положение на
 фронте резко изменились. Наши переговоры придется прервать.

Член военного совета Жданов А.А.

Март 1942 г."

- Что еще есть интересное?
- Видно Ворошилов проболтался или Берия дознался о переговорах другим
 путем, но в этой папке есть еще один весьма странный документ.

 "Уполномоченному ставки
 генерал-полковнику Рейнгардту.

Правительство СССР хотело провести с вами переговоры о мире на
 следующих предварительных условиях:
1. Передача Германии в территориальное пользование части земель СССР, а
 именно: Литвы, Латвии, Эстонии, Украины, Молдавии и части Белоруссии.
2. Использования экономической мощности Союза для нужд Германии.
3. Компенсации Германии за потери в войне в денежном выражении или
 золотым запасом.
4. Сохранении единства оставшихся народов СССР.

Уполномоченный правительства СССР
 Министр внутренних дел
 Берия Л.П.....

Февраль 1942 г."

- Ты заметил, что Берия послал письмо раньше письма Жданова, это
 значит, что он пользовался одним каналом и, наверняка, знал о переписке
 городской верхушки.
- А еще есть что-нибудь интересное?
- Много. Хотя бы взять приказы по армии, личную переписку. Вот.

 "Копия.
В канцелярию фельдмаршала Геринга.
Бригаденфюрреру Кинстеру.

Совершенно секретно. 756/2456

По поводу ценных произведений искусства, находящихся в Гатчине,
Павловске, Пушкине, Ломоносове.
Сообщаю вам, что рейх-министр Гиммлер прислал своих уполномоченных для
 реквизита ценных произведений искусства из музеев и дворцов этих городов.
Наши представители не сумели договориться с ними о разделе и вынуждены,
использовав тыловые части полковника Даймера, вывезти часть сокровищ на
 тыловые склады армии под их охрану.
Сейчас жандармерия и другие охранные части Гиммлера, стоящие на
 дорогах, вокзалах и в городах, не представляют нам возможности для вывоза
 этих сокровищ в Германию.
Прошу вас, еще раз, может быть лично фельдмаршалу, переговорить с
 рейх-министром об окончательном разделе сокровищ и разрешения их перевозки.

Уполномоченный канцелярии
 полковник Альберт.

Февраль. 1942 г."

Здесь есть ответ, но от самого Геринга и, притом, открытым текстом.

 "Телефонограмма.
Полковнику Альберту.

Пошлите их в жопу. Ждите сигнала и инструкций для вывоза имущества.

Фельдмаршал Геринг.

Февраль. 1942 г."

- Выходит, что часть награбленных произведений искусств Геринг прятал
 на складах армии.
- Я хочу сказать тебе еще одну вещичку от которой, ты ахнешь. Я
 рассказывал тебе о том, что у Ольги лежат две картины, вытащенные из
 бункера. Она вызвала знакомого старичка реставратора. Он сказал, что это
 картины русского мастера Никитина, крепостного графа Шувалова, которые
 находились в Екатириненском дворце в Пушкине. А посуда, которую мы
 приволокли, оказалась из музеев Павловского дворца. Мало того, в бункере
 были ковры, ручной выделки с мифологическими сюжетами, явно вытащенные из
 музеев.
- Выходит, что немецкие офицеры потихонечку грабили сокровища Геринга и
 они находились недалеко от бункера.
- Я думаю, что Геринг мог и не вывезти сокровищ. Во-первых, ему Гиммлер
 не дал, во-вторых, наши перешли в наступление и пришлось их оставить тут,
вот на этих скрытых складах.
- Если это так, то здорово. Слушай, исследуя и переводя некоторые
 тексты, вот в этой папке, я обнаружил, что полковник, а потом генерал
 Альберт, занимался промежуточной деятельностью, как бы связным между неким
 генералом НКВД Николаевым и одной из разведок Германии. Это не относится к
 Абверу, адмирала Канариса или Гестапо.
- Постой. Не понял. Что в Германии было много независимых разведок?
- Да. Что-то около 7. Так вот об этом-то канале знал Берия, Геринг и
 еще кое-кто. Воюющие стороны обменивались разведанными, письмами, просьбами
 и другими вещами. Вот например, в папке к шифровке приложен перевод:

 "Генералу Альберту.

В обмен на данную нам информацию от 12.01.42 г. о попытке покушения на
 И.В.Сталина, мы со своей стороны предлагаем вам следующее:
В пригороде Брюсселя, на улице Цветов 6 находиться резидентура
 советской разведки, относящаяся к группе "Красная капелла", осевшая в высших
 эшелонах власти.

Генерал Николаев."

- Еще несколько переводов с просьбами.

 "Генералу Альберту.

Через Ладогу 17.05.42 г. в сторону Кобоны в 12.00 выйдет тендер со
 спецгрузом для Смольного. Прошу пропустить.

Генерал Николаев."

 "Генералу Альберту.


20.03.42 г. Над Ладогой с 15 до 18.00 пролетит спецрейсом ЛИ-2 в
 сторону Ленинграда. Прошу пропустить.

Генерал Николаев."

- Здесь еще много таких шифровок. Немцы видно честно выполняли все
 просьбы с нашей стороны, хотя в этой папке нет того, что просили немцы. Во
 всем этом зловещую роль играет генерал НКВД Николаев, который осел в
 Ленинграде. Но вот к концу 1942г. связь резко обрывается.
- А теперь я тебе скажу почему прервалась связь. В бункере, что мы
 нашли, на кровати в генеральских лампасах лежала мумия, у которой я извлек
 из кармана документы. Вот она воинская книжка. Узнаешь?
- Генерал Альберт?
- Это еще не все. В бункере я взял со стола портсигар, а когда дома его
 раскрыл, то нашел вот эту записку. На, переведи.
- Ну-ка, ну-ка.

 "Николаев, ты подлец. О нашем месте дислокации знал только ты.
Сегодня "Киров" нас уничтожил. Чтоб ты сдох. Альберт."

- Здорово. И концы в воду. Может быть поэтому КГБ так усиленно рыщет по
 раскопам, пытаясь скрыть оставшиеся следы.
- Может быть. Кстати, меня фамилия Николаев смущает, так и
 напрашивается связь между нашим Николаевым и тем.
- А как инициалы того Николаева. Наш - С.Н., а тот?
- Постой, постой. Ага, вот нашел. Николаев Н.А. Действительно
 интересно, но мало ли совпадений.
- Черт возьми! У меня даже мурашки по коже идут от всего этого. Неужели
 это так? Ну ладно, давай вернемся к таинственным складам, о которых Алберт
 доносил Кистнеру. Давай еще раз исследуем карты. Просмотрим окружающую
 местность.

Май. 1989г.

Нас накрыли.
Мы с Горбатым, действительно, нашли на месте прошлогодних раскопок с
 Ольгой и Николаем два разваленных блиндажа, с раздавленными внутри немцами,
но мы еще нашли и большой бункер, где была легковая машина и старый немецкий
 бронетранспортер с гусеницами на задних колесах. И, как раз, только мы
 пробили лаз через сгнившие ворота с наваленной землей, как появились они.
- Спасибо, ребята, что помогли, - в спину нам раздался знакомый
 насмешливый голос, - Все уже раскопали?
Перед нами стоял Николаев с двумя помощниками.
- С трудом до вас добрался. Ого, сколько добра! Ну, теперь вы посидите
 здесь, а я посмотрю, что там.
Рядом с нами остался один из спутников Николаева, другой вместе с ним
 исчез в темной дыре на склоне холма. Вскоре они появились и Николаев
 прошелся вдоль склона, рассматривая наши раскопки. Он подошел к нам.
- Здорово. Ну что, ребятки, теперь с вами делать?
Мы молчали.
- Может быть опять договоримся? Вы что-нибудь мне, только посерьезней,
а я вас не видел. Так как?
- Пойдет, - сказал Горбатый. - Мы только соберем шмотки и скажем после
 этого вам.
Под внимательным взглядом Николаева и его спутников, мы собрали
 палатку, рюкзаки и Горбатый подошел к офицеру.
- Вот, возьмите, - он вытащил из кармана рубахи карту разведчика и
 протянул ее Николаеву, - По ней копали.
Николаев рванул карту, развернул и впился в нее глазами.
- Ах, сволочи, ну как они ловко. Ты посмотри, точно эта точка отмечена
 и эта. Да. Не жаль отдавать?
- Жаль.
- Еще бы. Теперь дуйте отсюда. Мы еще с вами в городе поговорим.
Где-то назойливо шумел трактор. Шум его становился все ближе и ближе.
Он пробивался по старой заброшенной дороге, ломая молодняк почти
 пятидесятилетней давности.

Мы шли по лесу и ругали этого недоноска Николаева.
- Надо перепрятать документы и карты, - сказал я.
- Сейчас не лезь. Если мы их приведем к дому Миры - это конец. Надо
 предупредить Миру, чтоб спрятала. Я может потом, когда будет поспокойней,
возьму все у нее и перепрячу.
- Договорились.

Июнь. 1989 г.

Меня и Горбатого вызвали в Большой дом.
Николаев был не один. Знакомый строгий полковник сидел на диване и
 презрительно разглядывал нас.
- Мы карту изучили, - начал Николаев, - Прошлись по всем местам.
Хорошая карта. Так где вы ее нашли?
- В нашей землянке, под Мгой.
- Так, так. Тут вот какая к вам просьба, ребята. Верните все документы,
что вы нашли и у наших, и у немцев.
- У нас их нет.
- А это что, как вы думаете?
Николаев бросил на стол фотографии бункера с пустыми столами и сейфом.
- Рядом с вашими раскопами мы нашли уже ограбленный пустой бункер.
Только ковры, скелеты и мебель остались нам. Я не сомневаюсь, что вы уже
 побывали в нем. Наши эксперты уверены, что это был крупный штаб.... корпуса
 и кто-то недавно залез туда.
- Мы там не были, - угрюмо ответил Горбатый.
- А вас, Самсонов, в прошлом году ловила милиция, кажется здесь.
Ко мне, оторвавшись от дивана, подошел полковник. Он взял карту со
 стола Николаева и ткнул пальцем в отметку разведчика.
- Что вы, меня никто не ловил. Сергей Николаевич может подтвердить, он
 меня видел на платформе, мы поговорили и я уехал в город.
- Где ж вы там были, тогда?
- На берегу Мги, костерок разжег, проспал всю ночь и сюда, в город
 выехал.
- Эх, Самсонов, Самсонов. Вы же влипли. По карте разведчика мы нашли
 вашу базу и в ней ящики с оружием. В одном ящике не хватает десять
"вальтеров". Да, да, тех самых "вальтеров", что по своим каналам мы заказали
 у вас. Вот акты экспертиз, которые подтверждают идентичность пистолетов всей
 партии в этом ящике.
- А причем здесь я?
- Притом, что ваши пальчики были в той и другой партии. Вот и здесь,
акты экспертиз.
- Что вы от нас хотите? - поняв, что я попался, спросил Горбатый.
- Документы, что вы стащили в этом бункере.
- Они будут послезавтра.
- А почему не сегодня?
- Надо ездить по городу и в разных местах собирать документы у друзей и
 других людей.
- Ну, что ж. Мы ждем вас послезавтра.

Когда мы вышли, Горбатый сказал.
- Хорошо они тебя раскрутили. Вот сволочи. Но мы с тобой, то что нужно
 не отдадим.
- А насчет переписки Жданова, Геринга, Альберта и прочих бумаг?
- Ни в коем случае не отдавать. Сейчас мы торгуемся и нас не сажают, а
 за эти документы нас не пощадят. Просто уничтожат.
- Как ты думаешь, за нами следят?
- Не знаю, но мой совет - ни кого из наших знакомых постарайся не
 навещать. В случае необходимости, постарайся пройти из своего дома, чердаком
 и крышами. Так же возвратись.

Мы с Горбатым опять в знакомом кабинете у Николаева. Полковника нет, но
 в кабинете сидит молодой, незнакомый нам парень.
- Вот принесли, Сергей Николаевич.
Горбатый вытряхнул мешок, документы и папки разлетелись по всему столу.
Молодой парень поднялся со своего места и подошел к нам. Он начал смотреть
 документы и сортировать их по пачкам.
- Ну как, Виктор Афанасьевич?
- Подлинные, Сергей Николаевич, но того что мы ожидали, нет. Зато есть
 воинские книжки и фамилии в них, именно тех, о ком вы не раз упоминали.
- Вот как? Так это все ребята? Вы не обманываете?
- Нет, Сергей Николаевич.
- Хорошо. Вот что напоследок я вам скажу. Чтоб больше мы вас на
 раскопах не видели. Это наше последнее предупреждение. Поняли?
- Сразу дошло до нутра, - вырвалось у Горбатого.
- Раз поняли, валяйте отсюда.
СКЛАД

 Август. 1989 г.

- Горбатый, я кажется нашел. Смотри, эти накладные указывают, что грузы
 со станции Волосово направлялись на Бегуницы и здесь они уходили в лес. На
 этой немецкой карте, между Волосово и Бегуницам в левой стороне дороги,
стоит крестик у просеки. Здесь сплошные горки и холмы. По нашей фотокарте,
снятой с самолета, просеки уже нет, сплошные массивы обработанной земли,
среди лесов. И это, я думаю, вот здесь, у холма.
- Я тоже пришел к такому выводу. Так как, рискнем?
- Рискнем. Выезжаем без палатки. Лопаты берем только железом. Палки
 срубим там. Встреча в Волосово, на краю поселка.
- Я пошел готовиться. До завтра.

Половина горки была засеяна клевером, на другой рос березовый лес. Мы
 начали шурф в лесу между берез. Два метра сплошной нетронутой глины.
- Пошли отсюда, - предложил я.
Мы пошли вниз к лесистой подошве холма. Не доходя метров десять до нее,
я начинаю снимать дерн. Первые полметра прошли с трудом и я хотел уже
 бросить, как вдруг пошел песок. Дергаю Горбатого за рукав и мы начинаем
 остервенело выкидываем грунт. Лопаты одновременно ударились в дерево.
Большие бревна показались наружу.
- Нашли, - почему-то шепотом сказал Горбатый.
- Нашли, - как эхо повторил я.
Мы сориентировались относительно направления бревен и помчались к
 подошве холма. Лопаты мелькали с выброшенной землей. Мы пробивали траншею в
 холм и вдруг... Лопаты ударились в дерево.
- Бери топор, я оголю два ствола, - скомандовал Горбатый.
Бегу за топором на вершину и обратно. Две лесины оголены уже на метр
 длинны. Лесины сохранились из-за глины неплохо, несмотря на то, что прошло
 больше сорока лет, и я потрудился на славу, превратив в щепу древесину. Лаз
 готов, и первый с фонарем, в него влезает Горбатый.
Большая площадь склада забита ящиками, между ними ровными рядами
 дорожки. Некоторые из ящиков разбиты, торчат ковры, гобелены, фарфоровая
 посуда. Вход с другой стороны. Возле него знакомые ящики с оружием и
 патронами.
Подхожу к большим потемневшим ящикам и пытаюсь лопатой сковырнуть
 крышку с одного из них.
- Стой, - говорит Горбатый.
Он подходит ко мне с фомкой.
- Нашел в канцелярском столе, у входа. Дай попробую.
Крышка легко отваливается. Скидываю слой стружки и под лучом фонаря
 зажелтел бугорками янтарь.
- Юрка, это плиты, наверно, из янтарной комнаты.
- Не может быть, они утоплены в Калининграде!
- Ты что, не видишь?
Горбатый приподнимает одну плиту, длинной где-то полтора метра и кладет
 ее на край ящика. Под следующим слоем стружки появилась другая янтарная
 плита.
Мы забрасываем плиты в ящик и накидываем крышку. Начинаем взламывать
 все ящики подряд. Там картины, здесь серебряные сосуды, в другом иконы. Боже
 мой, теперь мы знаем - это награбленные полковником Альбертом произведения
 искусств.
Меня трясет за плечо Горбатый.
- Уже много времени, пора уходить.
Мы выползаем на воздух. Солнце висит с боку и до боли режет глаза,
несмотря на то, что мы смотрим на свои тени.
- Сходи за завтраком, - просит Горбатый.
Я неторопливо забираюсь на холм, где у первого шурфа брошены наши
 шмотки и начинаю из рюкзаков вытаскивать завтраки. Мой взгляд скользнул
 между берез на ближайшие холмы и я замираю...Вдали мелкими точками движется
 живая цепь.

 Горбатый, - кричу я, скатываясь с холма, - Там менты.
Горбатый бросился наверх. Он вернулся с нашими шмотками и бросил их в
 темную дырку лаза. Затем сам скрылся там. Через 2 минуты он вернулся, в
 руках у него был "шмайсер" и рожков 5 за поясом.
- Юрка, зарывай склад. Я попытаюсь их отвлечь. Пробегу леском, вон
 туда. Как закопаешь - иди на станцию, я потом приду.
- Ты с ума сошел Горбатый. Они будут стрелять.
- Я буду осторожен. Давай, Юрка, время нет.
Горбатый понесся, как лось через лес. Я схватил лопату и с яростью стал
 закапывать траншею. Через минут пятнадцать в стороне раздалась стрельба. Шум
 ее усиливался. Еще минут двадцать стреляют, а я уже закончил и выравниваю
 дерн. Бегу к соседнему шурфу и заваливаю его тоже. Стрельба реже, но она
 продолжается. Первый шурф тоже замаскирован.
Бегу по лесу к Горбатому. Стрельбы не слышно. Куда-то далеко зашвыриваю
 мешавшую лопату, бегу и бегу...
Горбатый лежит на животе, на вершине холма. Кругом стреляные гильзы.
Поднимаю голову Горбатого.
- Юрка, - тихо говорит он, - Меня убили.
Я сажусь на корточки и кладу голову на колени.
- Что ж ты наделал, Горбатый?
Я глажу его волосы.
- Юрка, - он уже хрипит, - Бросай копать, мы уже давно взрос...
Горбатый затих, а я все глажу и глажу его волосы.

- Руки вверх!
Меня окружает толпа в милицейской форме. Я их не слышу. Я все шепчу:
 "Горбатый, что ты сделал?"

Николаев монотонно постукивал карандашом по столу.
- Так что теперь будем с вами делать, Самсонов?
- Мне все равно.
- Что вы там делали?
- Зачем вы убили Горбачева?
- Он оказал вооруженное сопротивление.
- Он муху не убьет.
Николае молчит, только стук карандаша отдается в ушах звуком молота по
 наковальне. После длительной паузы он продолжил.
- Я понял только через пять минут, что Горбачев отвлекал нас от тебя.
Но остановить людей было невозможно. И вообще, я считал, что ты с грузом уже
 на станции и был ужасно поражен, увидев на холме.
- Я пойду домой, Сергей Николаевич.
- Иди, - вдруг согласился он.

Домой не пошел, а поехал к Ольге и выплакал ей всю горечь происшедшего.
- Юра, тебе уже много лет. Зачем и для чего ты рискуешь?
- Горбатый тоже высказал мне эту мысль перед смертью.
- Так что же ты решил?
- Пока ничего.
- Отдай ты им этот склад. Что нам делать с этим антиквариатом,
картинами, янтарем и прочей мишурой. Продать никому невозможно. Это не
 Запад.
- Может ты и права, но Горбатый рисковал из-за этого склада и погиб.
Только это мне и не позволяет сдать его.
- Подумай еще, Юра.

 Все, что вы нашли - это все государственные
 ценности, за кражу которых, бьют.
- Я подумаю, Ольга.

Мы похоронили Горбатого и на следующий день, утром, я взял переписку
 Геринга и пошел в Большой дом. К Николаеву меня пропустили быстро. В
 накуренном кабинете сидело три человека. Уже знакомый мне Виктор
 Афанасьевич, Николаев и моложавый капитан.
- Здравствуй, Самсонов, - приподнялся Николаев.
- Я пришел сдать то, что мы нашли с Горбачевым. Вот, возьмите.
Николаев взял документы, просмотрел и отдал молодому - Виктору
 Афанасьевичу.
- И что же там есть? Вы видели? - взволновано проговорил молодой,
пробежав документы глазами.
- Там янтарная комната, картины, ковры, антиквариат.
В комнате наступила тишина. Документы перешли к капитану.
- Вы хотите передать нам склад? - спросил капитан.
- Когда поедем? - ответил я.
- Сейчас, - сказал Николаев, - Кузнецов, срочно вызовите солдат, машин
 пять с лопатами. Вы, - обратился он к молодому, - дозвонитесь до Эрмитажа,
пусть вышлют двух экспертов, но примерно, через два часа, после нашего
 отъезда. Идите, подготовьтесь к отъезду.

Николаев поднял трубку телефона.
- Товарищ генерал, разрешите зайти по очень срочному делу. Да. Иду.
Я остался в кабинете один. Прошло полчаса. Влетел Николаев.
- Поехали Самсонов.

Опять едем впереди колонны, на газике. Сзади караван машин. Доезжаем до
 Бегуниц и сворачиваем налево, в сторону Волосова.
Вот и проклятый холм, едем к нему прямо по клеверу. Машины
 останавливаются. Мы выходим.
- Вот этот холм. Мы взломали дыру сзади, поэтому вход здесь.
- Кузнецов, - закричал Николаев, - оцепи это место.
Часть солдат по выпрыгивала из машин и цепью окружили холм. Другие с
 лопатами подошли к подошве холма. Я разметил участок и они начали копать.
Когда показались ворота, все сгрудились вокруг них. Меня отозвал в
 сторону Николаев.
- О янтарной комнате никому ни слова. Сейчас пойдешь с нами и покажешь,
где эти ящики.
С яркими фонариками, только пять человек, шли проходами к заветным
 ящикам.
- Вот, - я показал на темные однообразные громадины.
Один из сопровождавших скинул уже выломанную крышку ящика и вытащил
 панель.
В свете фонариков янтарные плиты меняли окраску, становясь то
 оранжевыми, то красными.
- Это они, - сказал один из присутствующих.
- Кузнецов, - опять приказал Николаев, - Эти ящики сейчас вынести, в
 машины и срочно отвезти в управление. Как только освободишь место, приглашай
 экспертов. Оружие здесь есть? - обратился он уже ко мне.
- Да. Справа у входа. Ящиков пять, а слева - ящики с патронами,
по-моему двадцать два.
- Хоть один ящик вскрыт?
- Да. Горбачев брал автомат.
- Ах да. Кузнецов, выноси ящики вперемежку с оружием. Нечаянно уроните
 ящик или крышку от него при выходе. Пусть все, кто у входа, увидят оружие.
Говорите всем солдатам и окружающим, что выносите оружие. О янтарной комнате
 ни слова. Понятно?
- Так точно.
- Давай, действуй.
Закипела работа. Приехало еще несколько важных шишек. Походили по
 складу, по цокали языком.
- А это что? - спросил один из них, ткнув пальцем в наши с Горбатым
 шмотки, брошенные у пролома стены.
- Грабители, - ответил Николаев.
Они по возмущались и ушли.

Название: Re: Ягода-малина
Отправлено: tir от 03 Декабря 2015, 20:22:24

ПОДСЛЕДСТВЕННЫЙ

 Меня не отпустили. После того, как распотрошили склад, меня повезли в
 управление и посадили в камеру, где я просидел три дня. Наконец днем привели
 в один из многочисленных кабинетов управления. В комнате сидел, уже не раз
 встречавшийся со мной полковник, а за столом - гражданский с острыми и
 спрятанными глубоко под дугами бровей, глазами.
- Гражданин Самсонов Юрий Александрович. Здравствуйте. Я - ваш
 следователь Карманов Григорий Степанович.
- Как, разве я под следствием?
- Да, вот постановление прокуратуры.
Григорий Степанович протянул мне бумажку. Действительно, это было
 постановление о содержании меня под стражей.
- Но за что?
- За незаконное хранение оружия.
- Но у меня нет оружия.
- За незаконное хранение оружия в тайниках, базах, землянках и складах.
- Ничего не понимаю. Я отдал вам, причем добровольно, самый крупнейший
 склад и в благодарность меня загоняют сюда. Что за чушь?
- Хватит, гражданин Самсонов. Перейдем к делу.
Началась процедура дознания. После длительного установления моей
 личности, пошли главные вопросы.
- Как вы нашли последний склад?
- Откопали.
Следователь невозмутимо листал документы.
- А предыдущий склад?
- Откопали.
- Вот объяснительная майора Николаева Сергей Николаевича в которой
 говориться, что вы ему в присутствии двух сотрудников управления передали
 карту с координатами раскопов и некоторых своих баз. Вы передали карту?
- Передал.
- Значит ваш последний склад вы тоже взяли с помощью каких-то
 документов?
- Мы все копали, что бы что-то найти.
- Естественно. Я в этом не сомневаюсь. Перейдем к следующему вопросу.
Вы находили на месте раскопов какие-нибудь документы?
- Да.
- И где они?
- Переданы Николаеву.
- Вот докладная Николаева, в который утверждается, что вы передавали
 ему документы по частям, когда вас ловили на месте преступления. Вы
 подтверждаете это?
- Я еще не видел документа в нашем государстве, запрещающего копать
 землю и поэтому не считаю преступлением вдруг неожиданно что-то раскопать. А
 то, что я ему передавал, так это степень нашего сотрудничества, между мной и
 КГБ.
- Ваша степень сотрудничества документально подтверждена?
- Нет, это негласное сотрудничество.
- Майор Николаев это не подтверждает.
- Это его дело.
Поднялся полковник и подошел ко мне.
- Самсонов, лучше передайте нам документы. Помните, я вас просил давно
 об этом и сейчас прошу. Отдайте.
- Я не видел никаких документов.
- Хорошо. Григорий Степанович, я настаиваю на проведении дознания с
 использованием химически-активных средств.
- Что ж, я не имею возражений. На сегодня допрос окончен.
Следователь нажал кнопку.

Через день меня притащили в стерильно бело-кафельную комнату, где
 прикрутили к койке. Напротив стояли: полковник, следователь и врач.
- Давайте приступим, - предложил полковник.
Следователь кивнул головой и врач вкатил мне укол в вену. Моя голова
 поплыла по волнам. Жуткий страх охватил все клеточки тела.
- Самсонов, вы находили документы при раскопах?
Сквозь облачность дымки страха прорвался звук человеческого голоса.
Отвечай, отвечай, стучали пульсирующим молоточком толчки в голову.
- Да, находил.
- Где они?
- Их Горбатый отдал Мире.
- Адрес Миры.
- Новокузнецовская, 10, пятый этаж.
- Вы сами знаете содержание этих документов?
- Да.
- О чем они.
- Это секретная переписка, между генералом НКВД Николаевым Н. А. с
 генералом Альбертом, переписка фон Лееба со Ждановым и Ворошиловым, а также
 попытки Берии связаться со ставкой Гитлера.
- Это вы сами читали?
- Мне переводил Горбатый.
- Вы кому-нибудь говорили об этих документах?
- Их содержание знали я и Горбатый.
- Вы сами разломали ящики с янтарной комнатой?
- Вместе с Горбатым.
- Кто был свидетелем переноски ящиков из склада в машины?
- Я, Николаев, Кузнецов и два неизвестных мне гражданина.
- По каким документам вы нашли склад с янтарной комнатой?
- По накладным, немецкого строительного батальона и трофейным картам.
- Что вы нашли в бункере штабного корпуса?
- Сейф с документами, карты, портсигар, оружие и несколько немецких
 трупов, один из которых генерал Альберт.
- Вы сказали портигар?
- Да.
- Что было в портсигаре.
- Записка Николаеву, что он подонок.
- Он сейчас отойдет, - прервал мою пытку посторонний голос.
- Да, пожалуй, достаточно.
Мое тело вдруг расслабилось и я провалился в глубокий сон.

Два дня меня не вызывали и вот опять у следователя. Он уже один.
- Юрий Александрович, мы провели расследование. Вы перед судом должны
 пройти медэкспертизу. Распишитесь вот здесь.
- Но я даже не читал дела и не знаю в чем меня конкретно обвиняют.
- Сейчас это не обязательно. После медэкспертизы, вы ознакомитесь с
 делом.
- А что я должен подписать?
- Вот эту бумагу, что вы отдали все найденные вами документы Мире С. и
 дальнейшей судьбы их не знаете.
Я подписал этот странный документ.

В камерах Большого дома меня продержали еще неделю и, наконец,
отправили на медэкспертизу.
Это было шестиэтажное здание, с решетками на окнах до последнего этажа.
Каждый вход на этаж запирался на такие же могучие прутья. Сквозной коридор,
с палатами слева и справа, упирался опять в решетки черной аварийной
 лестницы. Охранники сидели за столиками на лестничной площадке только
 парадной лестницы, врачи и санитары размещались в центре коридора, в светлом
 проеме, огражденном барьером. Когда я вошел в палату, то ахнул. На одной из
 кроватей сидел в больничном халате сам Николаев Сергей Николаевич.
- Вы?
- Я, я. Занимай эту койку, она свободна.
- Ничего не понимаю. Как же вы здесь?
- Благодаря тебе.
- Мне?
- Ну а кто же моего папашу, выдал. Святой дух что ли?
- Причем здесь папаша и вы?
- Вышло, что я охотился за документами своего папаши, чтобы прикрыть
 его.
- Чушь, ваше КГБ сошло с ума.
- Оно-то не сошло. Это все ширма обвинений, за ней стоят дела
 посерьезней.
- Это янтарная комната и компрометирующие документы.
- И янтарная комната в том числе. Кто-то пытается похоронить ее и
 сведения о содержании документов насовсем, да так, чтоб не было свидетелей.
- Что, что? Ты говоришь, похоронить свидетелей?
- А ты что, не понял куда ты попал?
- Меня прислали на экспертизу.
Сердце у меня упало от нехорошего предчувствия.
- Ха...ха...ха... Да знаешь где ты находишься? В психоневрологической
 больнице Министерства Внутренних Дел.
- Ну и что?
- А ты когда-нибудь читал книгу "Пролетая над гнездом кукушки"?
- Читал.
- Слыхал там такое слово - "лоботомия"?
- Не может быть? Неужели и нас хотят сделать идиотами?
- Ты отстал, парень. Наука давно ушла вперед. Здесь стирают память.
Здесь тебе сотрут все - и документы, и янтарную комнату и даже меня. Выйдешь
 зато живой, не идиот, и не полуидиот, но с дырой в голове.
- Но я не хочу этого.
- Тебя и спрашивать не будут.
- И тебя тоже, так искалечат?
- А для чего ж я здесь.
Я не мог прийти в себя. Ужас охватил меня.
- Но ведь надо что-то делать?
- По моим данным, из этой конторы еще никто не убегал. Кстати, знаешь
 кто в соседней палате? Там сидит капитан Кузнецов, что с нами был на
 янтарной. Как видишь загребли всех, кто занимался твоим делом.
- О боже, - застонал я.

Ночью я почувствовал себя плохо, температура подскочила до 40 и в почти
 бессознательном состоянии, я пробыл два дня. Когда я очнулся, Николаева не
 было. На его койке лежал черноволосый мужик.
- А где Сергей Николаевич? - спросил я его.
- В реанимации, - ответил он, почесывая живот.
Я стал подниматься с койки. Голова закружилась и я чуть опять не упал.
Посидев полчаса, я немножко отошел и, натянув халат и шлепанцы, пошел в
 туалет. По коридору мне навстречу шла знакомая женщина в больничном халате.
- Мира, - позвал я, - Мира.
Она с недоумением посмотрела на меня.
- Простите, но я вас не знаю.
- Мира, неужели ты меня не помнишь, Мира?
Женщина с испугом обогнула меня и часто оборачиваясь исчезла в палатах
 женского отделения. Мне стало горько. После туалета я заглянул в прозрачные
 стекла реанимационного отделения. На койке лежал Николаев с раскрытыми
 пустыми глазами. К нему подошла сестра. Он приподнял голову и что-то с ней
 стал говорить, потом посмотрел вокруг, встретился взглядом со мной и опять
 заговорил с сестрой. Я понял, он тоже меня не помнит и пошел в палату.
Врач определил у меня грипп и пожалуй это задержало садистов делать мне
 операцию.
Мы были на последнем, шестом этаже, и сверху все время стучали по
 кровле рабочие, которые ремонтировали крышу. Ходили они по черному ходу и
 иногда дразнили нас через решетку коридора.
- Эй, идиотик, - орали они кому-нибудь - Где твой хвостик?
Часть идиотиков начинала оглядывать себя в поисках хвостика.
Вот мне в голову и пришла мысль удрать через черный ход, но как открыть
 эту чертову дверь-решетку. Однажды врач наорал на нянечку за грязь на
 лестничной площадке и она пошла к дежурному врачу и вынесла из его кабинета
 ключ. Ее сопровождал санитар. Нянечка убрала мусор и отнесла ключ дежурному
 врачу.
Мне с каждым днем становилось лучше и однажды врач на обходе бросил
 сестрам.
- Готовьте завтра на операцию.
Они ушли, а я искал лихорадочно выхода из создавшегося положения.
Вечером решил, терять мне нечего, либо изуродуют, либо убьют. Когда все
 заснули, я тихонечко встал и приоткрыв дверь палаты, заглянул в коридор.
Тихо и пусто. Посреди коридора, где дежурят сестры, только яркий свет.
Охранник за решеткой, дремлет на своем стуле. На цыпочках продвигаюсь к
 барьеру. Тихо. Дежурная сестра, прикрывшись одеялом, спит на стульях. Я
 прохожу ее и прокрадываюсь к комнате дежурного врача. Дверь открылась без
 шума. Врач спал, положив голову на стол. Я подошел к столу и, взяв большую
 медную пепельницу со стола, с силой опустил ее на голову спящему. Крак... и
 опять тихо. Кровь медленно расползалась по бумагам и стала стекать на пол. Я
 осторожно оттащил врача к стене и обшарил стол. Ключ был в третьем ящике
 стола. И вот опять коридор. Вроде все в порядке.
Крадусь вдоль стены и, наконец, проклятая решетка. Замок громко щелкнул
 от поворота ключа. Охранник, на той стороне коридора дернулся, и открыв
 глаза, тупо посмотрел в провал лестницы и... опять задремал. Железные ворота
 не пискнули при перемещении и вот я на лестничной площадке. Закрываю дверь
 на ключ, по полмиллиметра опуская собачку замка, что бы не было повторного
 щелчка. Только на чердак, вниз нельзя, там наверняка не выйти.
На плоской крыше гуляет ветер. Он чуть не сбивает меня с ног. Мелкий
 дождь порывами воды хлещет в лицо. Ветер разметал кучи мусора, небрежно
 сваленные в неожиданных местах. По центру крыши хлопает наброшенный на
 ведра, мешки с цементом, алебастром и инструментом, большой кусок брезента.
Чтоб его не снесло ветром, он по краям зажат кирпичами и тяжелой железной
 тачкой. Мысль пришла мгновенно. Стягиваю один конец брезента и подложив под
 его центр мешок, лопатой прорубаю дырку. Брезент рвет из рук. Еле-еле
 перехватываю четыре угла и встаю спиной к ветру. Встряхиваю брезент кверху и
 тут же неведомая сила сдергивает меня с места и тащит на край. Я чуть не
 заорал от страха и закрыл глаза. Ноги повисли в пустоте. Вдруг ветки упруго
 захлестали со всех сторон и, задевая сучки тело грохнулось на землю. Брезент
 застрял в ветвях дерева.
Я бегу по саду, ограда после пережитого, далась очень легко. Я опять
 бегу мимо сонных домов, все дальше и дальше от страшного места. Зеленый
 огонек такси призывно замаячил на дороге. Поднимаю руку.
- Тебе куда?
- В Купчино.
- Залезай. А чего ты в таком наряде?
- Решил удрать на денек из больницы.
- А... У меня брат тоже, несколько раз бегал. Ничего, сейчас вылечили.
Уже ни грамма в рот водяры второй год не берет.

Стучу бешенно в дверь. Как они там долго спят. Наконец, сонный голос
 Ольги спрашивает: "Кто там?".
- Оля, это я, Юра.
Дверь открылась
- Юрка, где ж ты был?
- Ольга, дай 25 рублей, мне с такси рассчитаться надо.

Мы сидим за столом и я рассказываю Ольге обо всем, что со мной
 произошло.
- Что же теперь делать, Юра?
- Мне надо отсюда исчезнуть, но куда, я сам не знаю.
- Знаешь, я думаю они хватятся тебя утром. Пока ничего не перекрыто,
уезжай в Сибирь, к моей маме, в город Билембай. Я тебе одежду брата и деньги
 на дорогу дам. А через неделю приеду сама.
Я подтянулся и поцеловал Ольгу в мягкие губы.



ПОСЛЕДНИЙ

 Март. 1993 г.

Вот уже 2 года, как я вернулся со своей женой Олей в город. Меня никто
 не тревожил за это время и я спокойно работал в одной коммерческой
 структуре.
Но однажды, ко мне домой позвонил Виктор Афанасьевич и предложил
 встретиться в ресторане "Прибой".

Виктор Афанасьевич был не один, с ним сидел гражданин кавказкой
 национальности.
- Господи, сколько лет прошло. Вы ли это, Самсонов?
- Я, Виктор Афанасьевич. А где же Сергей Николаевич?
- Спился Сережа. Знакомьтесь, Зураб, а это - Юрий. Мы с ним знакомы уже
 много лет. Так, Юрий?
- Вроде, так.
- У Зураба к тебе есть деловое предложение. Он попросил меня
 встретиться с человеком, который может ему помочь, - Виктор Афанасьевич
 сделал паузу, - Ты еще имеешь в заначке склады с оружием?
- Как вам сказать. И да, и нет. Нет - потому что не занимаюсь этим
 много лет, да - когда занимался склады были, но столько времени прошло,
может их нашел другой трофейщик.
- Не прибедняйся, Самсонов. Все это время ты держал на пульсе весь
 южный район области. На тебя сейчас работают десятки трофейщиков, добывая
 тебе оружие и другие сувениры войны. Человек пришел за делом. Так есть или
 нет склад?
- Хорошо. Скажите, что нужно. Конкретно.
- Скажи ему, Зураб.
- Дорогой, нужно оружие, много оружия. Ты скажи, что у тебя есть, я
 скажу, что я возьму.
- Давай, решим по-другому. Если я вскрываю склад, ты берешь все, иначе
 ничего не дам.
- Говори, что у тебя есть, я записываю.
- 15000 винтовок, типа "Маузер". Оружие пристреляно. Тройной комплект
 патронов к ним.
- Слушай, откуда у тебя столько винтовок? - удивился Виктор
 Афанасьевич.
- Немцы воевать-то начали не с автоматами, как нам вбивали в голову
 историки и мемуаристы, а с обыкновенной винтовкой. В 1942 и в 1943 годах
 началось перевооружение пехоты на автоматы и старые винтовки сдали на
 склады.
- Дорогой, винтовки хорошо. Давай дальше.
- 576 пистолетов "парабеллум", первый выпуск.
- Что значит первый выпуск?
- Пистолеты модернизировались и самые ранние выпуски, заменялись на
 новые.
- 57 пулеметов МГ, только 34-го года. Где-то около 80 "люгеров" и
"вальтеров". 150 противопехотных мин, 120 автоматов "шмайсер" и 2000000
патронов.
- Сколько берешь за оружие?
- 20 долларов за винтовку, 50-за "парабеллум", 30-за "вальтеры", 40-за
"шмайсеры" и пулеметы, 5-за мину и, наконец, за каждую цинку-20 долларов.
- Не спеши дорогой, не спеши. Дай я посчитаю. Дорого берешь за старое
 барахло.
- Не хочешь, не бери.
- Виктор, скажи ему, пусть сбавит.
- Юра, очень круто берешь. Сбавь на десять процентов.
- А сколько, ты возьмешь, Виктор Афанасьевич?
- Десять процентов от сделки, как посредник и организатор перевозки.
Так, Зураб?
- Ох так, дорогой. Режете меня. Юрий, давай на десять процентов, за
 счет срока давности.
- Черт с тобой. Только плати наличными и в течение недели. Мне еще
 склад надо проверить. Деньги вперед-склад твой. Вывози как знаешь.
- Не ругайся дорогой. Сейчас я подсчитаю сколько это, а потом мне надо
 позвонить и согласовать деньги.
- Только не брякни в телефон про оружие, - сказал Виктор Афанасьевич.
- Зачем обижаешь, дорогой, меня хорошо там поймут. Вы подождете минут
20, я результат переговоров принесу.
Зураб долго шевелил губами, подсчитывая общую сумму. Наконец, он встал
 и пошел к выходу ресторана.
- Виктор Афанасьевич, я хочу вас спросить об одной вещи. Что стало с
 янтарной комнатой?
- Ничего. Ее нет.
- Как нет? Я ее сам видел, трогал вот этими руками.
- Вся наша беда в том, что есть вещи, о которых надо молчать, кода
 появляется большая политика. Все уверены, что янтарь либо в Калининграде,
либо в Германии и никому в голову не придет, что он может быть здесь. Наши
 играют, на варварстве немцев, на компенсации потерянных ценностей и в глазах
 мира, мы пострадавшая сторона. Нам не хочется потерять этот имидж. Недавно
 президент заявил на весь мир, что комната спрятана на полигонах Германии.
Поэтому комнаты считай, в России нет и ты ее не видел.
- Но это же достояние нации.
- Не трепли зря языком. Достояние..., смех это. То что сейчас во всю
 разворовывается достояние России ты не видишь, а комната, которая спрятана
 для России - у тебя как бельмо на глазу.
- Ладно, Сергей Николаевич. У меня другая точка зрения на достояние и
 не будем проводить дебаты по этому поводу. У меня еще к вам вопрос. Много
 лет тому назад вы это искали?
Я вытащил из кармана переписку с немцами Жданова, Берии и Николаева.
Виктор Афанасьевич перечитал и кивнул.
- Где же вы хранили все время эти документы?
- Горбач перед смертью зашел к Мире и перетащил все другому человеку.
- Вот почему Мира, даже под наркотиками не могла ничего сказать.
Кое-что я у тебя возьму, с твоего разрешения конечно, а это... Это никому не
 нужно. Можешь взять и вытереть задницу. Сейчас такими партийными вывертами
 никого не удивишь, все давно поняли, что партия гнила сверху и это привело к
 развалу страны. Так что бери, что хочешь, то и делай с ними.
Он перебросил мне листки с Ждановскими и Ворошиловскими переписками. В
 это время появился Зураб.
- Дорогой, все согласовано. Деньги будут через три дня. Склад берем
 через неделю, как только придут машины.
- Погоди, Зураб, - сказал я. - Это еще не все.
- Что еще? - забеспокоился Зураб.
- Деньги, ты мне передашь в установленном месте, взамен получишь карту,
по которой и будешь копать.
- Это кто ж рискует? Ты или я?
- Мы оба. Но у меня риск предпочтительней. Если ты меня хоть одной
 банкнотой обманешь, то будут перестреляны у склада все.
- Зураб, он не шутит, - высказал Виктор Афанасьевич.

После ресторана мы выходили вместе с Виктор Афанасьевичем.
- У тебя есть еще что-нибудь?
- Остался склад с нашим оружием.
- Откуда? Я точно знаю, что наши складов здесь во время войны не
 делали.
- Наши не делали, а немцы собирали и складировали.
- И много там?
- Много.
- Если я найду покупателя, ты не будешь против?
- Конечно нет. У меня к вам тоже просьба. Сейчас наши ребята
 организовали ремонт трофейного оружия, найденного в земле. Вы зацепили одну
 мою мастерскую. Нельзя ли закрыть дело, а ребят выпустить?
- Это на Ижоре?
- Да.
- Попробуем помочь.
- Кто б мог подумать, что четыре года назад мы были врагами.
- Время меняется, Юра.

Ольга взволнованно встретила меня на пороге дома.
- Юра, в Николая стреляли. Я боюсь за него.
- Ранен?
- Немного задело.
- Где он?
- Там, в комнате.
Николай сидел за столом и пил чай.
- Привет. Ну, рассказывай, что у тебя?
- Юрий Александрович, обстановка сейчас на раскопах изменилась. Сейчас
 копают все, кому не лень. Всем вдруг стало нужно оружие. Раньше, с твоей
 легкой руки, весь южный район Ленинградской области был поделен на 9 частей
 между копалами. Соглашение соблюдалось до 1992 г. Теперь появились новички,
но опаснее, чем нормальные бандиты. Они изымают оружие из земли, отнимают от
 копал, иногда покупают его. Вот я и нарвался на такую группу. Отрыл немецкие
 окопы и нашел "парабеллум". Тут же решил его пристрелять и они пришли на
 звук выстрела.
- Ну и кретин же ты, Коля. Дальше можешь не продолжать. Только ответь,
стрелял в них?
- Да.
- Оля, надо спасать этого дурака. Давай собирайся, мы через три дня
 уезжаем.
- Куда?
- Опять в Билембай.
- У тебя тоже не все в порядке? Опять старый хвост тянется за тобой?
- Да и может все произойти, если я не исчезну.
- Что ж делать. Поехали.
- Николай, с тобой мы проведем последнюю операцию. Садись я тебе все
 расскажу.

Зураб приехал на встречу на двух машинах.

Я стоял на лесной дороге и
 они остановились рядом. Из машин вышли: Зураб, Виктор Афанасьевич и 5
здоровенных кавказцев.
- Где чемодан? - спросил я.
- Ей, принесите.
Зураб махнул рукой. Подошел парень с чемоданчиком.
- Открой.
Он открыл и положил на капот машины.
- Теперь отойди.
Парень отошел. Я подошел и стал раскрывать и щупать каждую пачку
 долларов. Краем глаза увидел, что один из закавказцев пошел мне за спину.
- Стоять! - рявкнул я. - Стоять! - и махнул рукой.
С холма ударил пулемет, старый друг - МГ. Пули прошили строчку недалеко
 от кавказцев и пулемет замолк. Тишина зазвенела в ушах.
- Я ж говорил не делайте глупостей, - раздался голос Виктора
 Афанасьевича. - Я предполагал, что он всегда подстрахуется. У тебя все в
 порядке, Юра?
- Да. Деньги вот в этой пачке фальшивые. Зураб, ты можешь заменить?
Зураб вытащил из внутреннего кармана другую пачку и с неприязнью в
 глазах обменял ее.
- Так вот ребята, - закончил я, - Вы будете еще стоять так 15 минут
 после моего ухода. Если куда-нибудь тронетесь, вас прикончат. Вот твоя
 карта, Зураб. Смотрите и вы, Виктор Афанасьевич. Видите вот этот крестик,
это честно заработанное ваше оружие. Объясните ему все, Виктор Афанасьевич.
Я пошел от машин в лес с чемоданом. Оглянувшись, увидел толпу людей над
 картой, постеленной на капоте.

Мы едем в "КАМАЗЕ". Николай за шофера, я и Ольга, как пассажиры. Сзади,
на спальном месте лежит пулемет МГ и чемодан с деньгами.

До Билимбая, ох, как далеко...

Февраль, 1995 г.

Название: Re: Ягода-малина
Отправлено: anatoliynik66 от 03 Декабря 2015, 21:51:20

Война не моя тема но почитать было интересно.

Название: Re: Ягода-малина
Отправлено: Геннадий от 04 Декабря 2015, 02:34:35

tir _! Продолжение будет?

Название: Re: Ягода-малина
Отправлено: maksutta от 05 Декабря 2015, 15:35:20

я требую продолжения :)

Название: Re: Ягода-малина
Отправлено: Хабаров от 06 Декабря 2015, 01:49:26

Бред. Фантастика

Название: Re: Ягода-малина
Отправлено: tir от 30 Июля 2016, 21:56:19

Всем привет! так как это моя тема, то продолжаю выкладывать фантастику  :)

Третья мировая. Прелюдия
Сила в ПРАВДЕ

Очередной президент Соединенных Штатов Америки сидел у себя в овальном кабинете Белого дома, задрав ноги на стол, то потягивая виски из стакана в левой руке, то затягиваясь косячком в правой. Если честно, то это был совсем даже не косячок, а прямо настоящий косячище, всем косякам косяк, ну в конце концов, он же президент, кто ему запретит? Внешне эта сцена могла бы представлять собой идеальную зарисовку на тему «жизнь удалась». Если бы не одна маленькая деталь – вот уже третий час он довольно тупо пялился в бумагу, лежавшую перед ним на столе и мучительно размышлял.
С самой бумагой все было просто и понятно – это было очередное распоряжение, полученное им через своего куратора в Сенате, от настоящих хозяев США – пресловутых «ста богатейших семей Америки».

Да, да, этот президент, как и его предшественник Обама, как и многие до него – например, актер Рональд Рейган, был простым профессиональным политиком. А профессиональный политик, это человек получающий деньги за хорошее исполнение той роли, которая была нужна его спонсорам. С самой же ролью могло и не повезти, как тому же Обаме, тут от марионетки ничего не зависит. А хозяев судьба использованных кукол не заботит – вокруг полно новеньких, надеющихся на удачу – повезло же с ролью тому же Рейгану. Ну да, что уж о грустном – кому не подфартило родиться в правильной семье, да вот хоть Бушей, когда можно косячить как угодно и все равно остаться милым и непосредственным обаяшкой, тому выбирать не приходится. Так вот, суть распоряжения была простая – все планы распланированы и спущены на места, все приготовления сделаны, хватит мяться – ВПЕРЕД.

НО… Но что-то его смущало. Причем никаких видимых причин для этого не было. Ну, ведь действительно – посудите сами: Россия обнаглела – придумала какие-то «свои национальные интересы», это раз. Угрожает священной корове – самому, страшно подумать, ДОЛЛАРУ, это два. Оставлять противодействие планам хозяев мира без последствий нельзя, а то и другим понравится, не успеешь оглянуться, как тебя подвинут, это три. Все страны-сателлиты и в Европе и по всему миру сплочены, мотивированы и вооружены, ведь не самим же лезть в костер – на то шестерок и содержат. А это – вложенные деньги и не маленькие, не пропадать же им вхолостую, в самом деле, это четыре. Экономика самой России подорвана, по мере сил, что, кстати, тоже стоило не самых малых денег, это пять. Так, с этой стороны все хорошо.

Теперь про риски. Вообще оценка рисков была когда-то темой докторской работы будущего президента и теперь он с правом считал себя экспертом в этом вопросе. Итак, начнем. Во-первых, у России, черт ее побери, крупнейшие (после США, конечно) ядерные вооруженные силы, и никакие игры в разоружение не привели к их безопасному уровню. Слава Создателю наш славный ВПК создал, благословенную систему ПРО Иджис, с ее сотнями эсминцев по периметру России и тысячами гиперзвуковых противоракет на их бортах. Сомнительный каламбур получился, подумал президент, а вот о том, что Иджис может оказаться таким же «роспилом», как и незабвенные истребители 5-го поколения, причем оба – и F-22, и F-35, он даже запрещал себе думать, так это было страшно. Во-вторых, … во-вторых…, а пожалуй и нету тут никаких «во-вторых», успокаиваясь подумал президент. Их обычные вооружения не чета нашим, вообще, ни по количеству, ни по технологичности, например, у нас на танках и броня, и снаряды аж из урана. Население не большое и вымирает. Союзников нет. Китайцы в этом смысле – прям азиатские евреи, присоединятся к тому, с кем будет выгодно. Остальные боятся.

Вообще то, все выше изложенное, если подумать – даже вторично, детали так сказать. Самый же главный показатель при сравнительной характеристике можно получить если посмотреть на список 1000 или 500 крупнейших банков мира – там крупнейший российский банк занимает место где-то во второй, что ли, сотне, второй, вроде, в пятой, остальных вообще не видно. Т.е. капиталы наших стран просто не сопоставимы и, если бы не непонятный гонор их президента, то уже давно бы все, что там есть ценного, из активов, стало бы нашим, почти бесплатно. Причем, на бумаге все было бы прекрасно оформлено, как купленное у их «олигархов» со всей возможной чистотой, а что там было при «приватизации» нас бы не касалось, как добросовестных приобретателей. Ну да это дела давно минувших дней, что о них вспоминать, я же реалист и прагматик, не без гордости, подумал о себе президент. Сейчас же сравнение капиталов говорило только о ничтожности потенциала России, как страны-противника.

Так что же его напрягает. Наверное сами русские, вдруг осенило, измученный напряженными копаниями в себе, разум президента. И действительно, имея некий опыт личного общения с ними, он для себя решил, что они какие-то «неправильные». Не очень конкретно получилось – не правда ли? Но что конкретно было не правильно, не удавалось уловить. Не то чтобы по каким-то качествам они были лучше или хуже других – вроде, нет. Например, это могли быть просто удивленные взгляды, когда ты предлагал вполне эффективное решение или некая тень саркастической усмешки, когда объяснял какие-нибудь побудительные мотивы своих действий. В общем, это были такие вот эфемерные моменты, которые в целом, наверное, создавали неприятное впечатление, что тебя и твои действия видят насквозь. Очень неприятное, надо сказать, впечатление.

Обрадованный тем, что нашел, наконец, причину своего беспокойства президент расслабился. Еще большее расслабление принесли хороший виски и недурственная трава. На этой сытой и довольной волне его сморило, и приснился президенту очень странный и непонятный, но жутко реалистичный сон:


На горизонте в легкой туманной дымке расстилалась неизведанная Россия с ее несправедливо спрятанными от честного демократического англосаксонского капитала богатствами. Единственной помехой для получения этих богатств были наглые местные аборигены. С целью устранить это досадное недоразумение на Россию надвигалась Великая и Непобедимая Американская Армада.

Поистине это было эпическое зрелище – флот, состоящий из 20 авианосных ударных групп и кораблей усиления. Всего около 500 боевых единиц, не считая вспомогательных судов. В небе в несколько горизонтов выстроилась авиация, в размере более 2000 самых современных самолетов, не считая вспомогательных вертолетов. Во втором эшелоне, в качестве десантных, двигались тысячи судов мобилизованных из неисчислимого торгового флота Америки. На них в полной экипировке, похожие на римских легионеров в тяжелой броне, выстроились доблестные американские солдаты и морские пехотинцы. В трюмах рычали моторами лучшие в мире урановые танки и прочая боевая техника. Если оглянуться с мостика флагмана на всю эту силищу, то дух захватывало – до горизонта, насколько хватало глаз, не было видно ни одного чистого от кораблей кусочка моря и небо было черно от самолетов.

Флагманом же всего этого строя был новейший авианосец «Джордж Буш». На мостике которого и располагался, гордый собой, президент Соединенных Штатов. Весь в белом. Такой красивый и важный, что у него временами аж дух перехватывало от собственной крутости. А справа от него, стоял в полевой форме времен Второй мировой войны Брэд Пит, собственной персоной. А слева – Капитан Америка, со своим знаменитым щитом и в элегантных голубых лосинах. Поистине, на свете не могло быть картины, более символизирующей воплощение силы, чем эта.

Президента настолько распирало от гордыни, что он всерьез опасался, как бы не лопнуть, даже если и не наружу, как пузырь, то внутри какому-нибудь сосуду это действительно угрожало. Сосредоточившись на сбережении своей жизни от такой напасти, он не сразу уловил некоторую неприятную смену обстановки на мостике. За его правым плечом появился некто, вносящий диссонанс в столь возвышенный момент, явственно веявшим от него холодком. И хотя этот некто еще ничего не говорил и даже не смотрел в его сторону, настроение президента резко упало на несколько делений и уже не грозило разорвать его на массу маленьких президентиков. Наоборот – где то в затылке зашевелился червячок сомнения – не упустил ли он чего из виду, отдав приказ выдвигаться, что, по сути, означало начало вторжения.

Справившись с собой, президент повернулся и прямо посмотрел в глаза незнакомцу, намереваясь потребовать от того объяснений – кто он такой, откуда здесь появился, почему без его разрешения, чтобы в итоге поставить наглеца на место. Но встретившись с ним взглядом, президент поперхнулся словами и все мысли вылетели у него из головы. Ничего особенного не было в стоявшем перед ним пожилом человеке, однако от его взгляда появлялось стойкое ощущение, что тон, которым предполагал воспользоваться президент был явно выбран неправильно. Незнакомец же, нагло улыбнувшись, спросил:

- А почему, собственно, Вы так верите в свою победу?

- Просто потому, что нет никаких оснований к обратному. Нет ни одного довода, о том, что наших сил недостаточно – не собираясь начинать разговор, тем не менее, начал президент с пафосом – Превосходство в силах иногда достигает десятикратного, а в средствах так и стократного. Ничто на земле не сможет устоять перед Великой и Непобедимой Американской Армадой.

- Ах, ну да, ну да. Тут не поспоришь – с непонятным выражением сказал незнакомец, - а хотите пари, неожиданно закончил он – ставлю доллар против рубля, в любых количествах, на русских.

- Я сразу понял, что Вы оригинал, но не от мира сего – с чувством собственного достоинства сказал президент.

- Нет, Вы меня не поняли – действительно в любом количестве. Вот сколько у Вас денег – незнакомец прикрыл глаза, как будто что-то подсчитывая. – Так, 47 654 187, 84 $, в рублях, возьмем, например по 50, для круглого счета, будет 2 382 709 392 рублей. Итак, дружище, предлагаю Вам ставку в 2 382 709 392 $, с Вашей стороны пусть будут все Ваши сбережения. Вот чек от Вашего же банка, мы можем сейчас же позвонить в банк и его подтвердить. Так как? – с надеждой спросил этот тип. И показал чек на названную сумму.

Президент несколько впал в ступор – во-первых, если он и не помнил своего состояния до доллара, не говоря уж о центах, то в 47 миллионах, был уверен точно. Во-вторых, чек был весьма убедительным, и проверить его, действительно, не составляло труда. Первой мыслью было, а действительно, почему бы и нет – ведь 2,3 миллиарда, это ж «ух». А второй, проскользнула противная мыслишка, что столь осведомленные люди, а сумму сбережений президента не каждый знает, вряд ли будут деньгами разбрасываться, просто за красивые глаза. Даже если это глаза президента США. Тяжело вздохнув, он, несколько надменно, спросил: – у Вас есть какие-то новые данные, которых нет у меня?

- Данные у меня, в общем то, те же, что и у Вас, но Вы видимо не учили историю в школе?

- У меня была оценка «А» по предмету «Изучение Америки», - гордо сказал президент.

- Что там изучать, в двухсотлетней истории то? - язвительно усмехаясь, заявил наглец. – Но не будем препираться, - поспешно продолжил он, заметив недовольство на лице собеседника. - Попробуйте взглянуть на ситуацию, не увязая в деталях, а несколько со стороны, как сторонний наблюдатель. Например, зная, что одна страна никому не проигрывала за 1200 лет своей истории, причем за это время ни одна большая война не обошла ее стороной, а вторая никого толком не побеждала за 200 лет своей, то на кого из них Вы поставите? Не торопитесь с ответом – не персонализируйте эти страны, - добавил он.

… преодолев возмущение от столь наглого передергивания фактов, президент опять пошел на поводу у этого проходимца, последовал его просьбе и сказал:

– Если бы такой расклад имел место в действительности, то, конечно, выбор был бы очевиден. Но к чему такая не корректная абстракция? На самом деле мы всегда побеждаем и, если даже брать только самые громкие военные победы, то мы выиграли в обеих мировых войнах, вот… - запальчиво закончил он.

Незнакомец, который в это время потягивал через трубочку, неизвестно откуда взявшийся у него в руке коктейль, аж поперхнулся.

– Мда… справившись с собой протянул он – вас погубит собственная же пропаганда, боюсь, что вам самим она промывает мозги даже быстрее и качественнее, чем тем на кого направлена. Ну вот о чем Вы говорите? – горестно всплеснул он руками – давайте разбираться: Япония была на тот момент даже не второразрядной, а третьеразрядной страной, если сравнивать ее промышленный потенциал с вашим, а именно он является решающим в битве флотов. Свой же воинственный человеческий ресурс, который действительно был ее большим плюсом, Япония расходовала в основном в Китае. Вот и результаты ваших победных сражений на Мидуэйе, Гуадалканале и Филиппинах не впечатляют – всего несколько сот тысяч убитых и пленных японцев из их пятимиллионной армии, готовой к самопожертвованию. Так?

Президент негодовал – этот негодяй все выворачивал шиворот-навыворот. Он пытался вспомнить что-нибудь полезное из курса «История Америки», но ничего убедительного не приходило ему в голову. Между тем незнакомец продолжал:

- Теперь про немцев. Победа в войне, это результат побед в сражениях – какими же победными сражениями в мировых войнах гордится американская армия? Про Первую мировую можно и не вспоминать – там, по сути, у вас и не было самостоятельных действий. А про Вторую могу Вам подсказать – высадка в Африке, высадка в Италии и высадка в Нормандии, ах да и Арденны, от поражения в которых вас спасло наступление русских. Но, так как высадки, хоть и технически сложные операции, однако во̍йны ими не выигрывают. Наверное, Вы попытаетесь мне напомнить про пленение в Северной Африке 100 тысяч человек из африканского корпуса Роммеля и сравнить это с пленением 100 тысяч человек 6-й армии Паулюса в Сталинграде – продолжил он и выжидательно посмотрел на президента, явно приглашая того к диалогу. Президент не знал в чем тут подвох и просто надменно кивнул головой. – А вот и зря. В этих случаях только численность похожа, но сравнивать ударную группировку из лучшей армии вермахта и тыловую обслугу на 80% состоящую из итальянцев, это как, например, сравнивать айфон с его худшим китайским клоном. – Ха-ха. - Так, может быть, надо искать другую причину того, что вы оказались в числе победителей?... И я знаю ее, с пафосом закончил он – вы вовремя присоединялись к победителям. Па-паамм… Фокус не сложный, когда сидишь за океаном, и весьма эффективный.

Президент чувствовал, что его уши уже начинали гореть то ли от наглых инсинуаций этого проходимца, то ли от того, что он сам не мог подобрать достойных возражений его доводам. Как-то этот тип все переворачивал с ног на голову – освещения событий в таком ключе, он, пожалуй, никогда и не слышал. А негодяй выжидательно смотрел на него и, кажется, в глубине глаз язвительно ухмылялся. Тогда, чтобы прекратить этот невыносимый момент президент решил сменить тему:

- Но вот про 1200 лет истории без поражений у русских – это уж точно полный бред. Даже я знаю, что их история началась то, толком, только после Петра 1, лет триста назад. После чего они и начали свою экспансию, поназахватывали всего, что плохо лежало, от Украины до Дальнего востока и Средней Азии. А до этого сидели в лаптях у себя по лесам под татарским игом.

- Ну и каша же у тебя в голове, милок. Ладно, давай разберем по порядку, - сказал незнакомец, взглянув с некоторым сомнением на собеседника. – Начну с самого начала. Представляешь, русские, кроме того, что никому не проигрывали, еще и, создав самую большую страну на земле, ни на кого, вообще в своей истории, не нападали. Есть ли здесь прямая взаимосвязь? Не знаю, но факт. Все земли, которые русские присоединили, они присоединили – защищаясь.

То есть, если подробно разбираться, то все земли, что входили в Российскую империю или Советский Союз, были присоединены, в свое время, или при отражении нападений, как раз с этих земель, или как не освоенные ранее никем «края земли», как тундра, или, сами просились, спасаясь от врагов, как Грузия. Вот начнем с татаро-монгольского нашествия, пожалуй, самого страшного и опустошительного во всей их истории. Кстати, я вот думаю, что для своего времени оно было гораздо опаснее вашей Великой и Непобедимой. Ха-ха. Так вот, трехсоттысячная конница кочевников, хорошо слаженная, сплоченная в передовое, для своего времени, и закаленное победами войско, почти стерла с лица земли многочисленные, но небольшие, города раздробленных русских княжеств. Да, славное было времечко, тогда у меня было много … - на мгновение он запнулся и мимоходом покосился на президента. - … кхэ, так вот, тут ключевое слово – «почти». Почти уничтожив одну из самых развитых культур своего времени, почти истребив ее население, монголы все же не смогли полностью покорить эту страну – наложить дань и разрешать княжение, это не то же самое, что захватить. Тем более в то, можно сказать, примитивное время. Поясню – больше в огромной империи монголов не было территорий с таким статусом, это раз. Они не смогли пронести свою экспансию дальше, это два. И, даже, не могли дотянуться до всех русских земель – Новгорода и той их части, что называлась «Великим княжеством литовским», хотя литовцев там, между нами, было меньше всего, это три. И тем не менее около 300 лет понадобилось русским, чтобы переварить такое вторжение. Любой другой народ, я так полагаю, в этот момент и закончился бы. А эти в последующие еще 300 лет захватили почти все земли, принадлежавшие Золотой Орде. Такой вот ценой Руси достались Сибирь, Средняя Азия и Дальний Восток. Большая ли, малая ли это цена – не знаю. Но теперь эти земли, обильно политые кровью их предков, являются памятью и даром этих предков, живущим ныне. Отказаться от них – значит предать своих предков. Что-то я не представляю ни одной ситуации, при которой это стало бы возможным.

Что еще? Финляндия им досталась, как часть напавшей на них Швеции. Прибалтика – это была земля, родственных славянам, прибалтов, пока их всех не уничтожили или ассимилировали германские и датские оккупанты. Калининград – результат вторжения Гитлера. Польша и Литва – сами виноваты, что в смутные времена пытались урвать кусок у, слабой тогда, Руси. Валахия и Тьмутаракань – древние русские земли, кстати, русские в Крыму раньше татар появились. Северный Кавказ, как и причерноморские степи – земли племен, ведших набеговое хозяйство. Южный Кавказ – сам присоединился, спасаясь от притязаний соседей. Все? Ничего я не забыл? Ах, да – Сахалин и Курилы – натуральные «края земли», ну а после того, как Япония их захватывала в прошлом веке, то уж теперь их точно никому не отдадут. Ну и про Украину пару слов – Украи̍на, Укра̍ина, Окраина – это, вообще, просто край общих русских земель в свое время. А еще раньше – это Красная Русь, то есть в любом случае это Русь. Отделять ее от России, что детскую комнату в квартире отделить от всего остального – наверное, можно, теоретически, но долго такая неудобная всем конфигурация не продержится.

Причем, надо заметить, что вы – практичные англосаксы, выстраиваете строго иерархические структуры с вами на вершине и далее по нисходящей в зависимости от степени вассалитета. На практике же это, согласно принципу – «кто не с нами, тот против нас» означает, что тех, кого вы не можете подчинить, тех безжалостно уничтожаете. Особенно кровавыми и циничными во всей истории, на мой взгляд, являются два эпизода. Во-первых, это планомерное и почти полное истребление североамериканских индейцев, а это ведь была, почти что, целая раса, и тут мой любимый метод – это дарения, зараженных болезнями, предметов. Во-вторых, опиумные войны против китайцев, судя по динамике численности населения, вам удалось вытравить не менее 100 000 китайцев, как тараканов, право слово. Блестяще, просто шедеврально. В этом смысле история не знает, пожалуй, народа, более эффективного в деле уничтожения окружающих себе подобных, чем вы – англосаксы. Именно народа, я не имею в виду отдельных особо выдающихся персонажей, типа Гитлера…

Вернемся к русским. Русские же живут по принципу – «живи сам и дай жить другим». Как в одной песенке у них выражена «правильность» персонажа:

…С людьми в ладу – не понукал, не помыкал,
Спины не гнул, прямым ходил,
И в ус не дул, и жил как жил,
И голове своей руками помогал…

Если их не трогать, то им вообще ничего, пожалуй, не надо будет – будут заниматься только собой – дом, дети, рыбалка, работа – куда ж без нее… Человека ценят скорее по характеру, чем по стоимости. Этот общий принцип распространяется и на отношения между народностями внутри страны. Поэтому, у них в стране даже самые малые народности сохраняются, если ему следуют. Единственные исключения из добрососедских отношений появлялись, если какие-то народы не желали следовать этому самому общему принципу и не могли отказаться от исторической традиции жить за счет соседей. И то, крайней мерой в этом случае являлась депортация, а не истребление.

- Как я посмотрю у Вас, прямо, любовь к этим русским, - непроизвольно кривя губу, процедил президент. На него произвела неприятное впечатление речь незнакомца. – Кстати, а кто Вы, собственно, такой будете?

- Дурашка, - с почти отеческой заботливостью ласково начал тот, - если бы я был за русских, я бы сейчас запасался попкорном, колой и выбирал место получше, чтобы наблюдать очередную драму в двух частях. Часть первая – отступление до Москвы. Это уж как водится – сначала они не готовы, потом раскачиваются. Часть вторая – русские танки в Вашингтоне. И не смейся - я серьезно. Если от Москвы до Вашингтона можно добраться сухим путем, это я про северный полюс, то, значит, его могут пройти и русские танки. Немцы, вон, тоже считали непроходимыми болота Белоруссии в 44-м году, а потому были очень сильно и неприятно удивлены – когда потеряли всю группу армий «Центр». Это у вас в голове такие варианты не укладываются, как невозможные, а русские думают по-другому – для них это просто «то, что еще никто не делал» и «почему бы не мне быть первым». Для них нет такой проблемы, которую нельзя было бы решить с помощью стакана водки, мата и кувалды. Эти и «железку» смогут протянуть для первоначального снабжения, а потом – плацдарм в Канаде – и, вуаля, снова появляются «русские американцы».

Я вообще, всю эту эскападу с появлением здесь, общением с тобой и предпринял то только потому, что вы и есть мои любимцы. Вы уникальны в своем роде: давно уже никто не приносит мне столько жертв, как вы, тем более прикрываясь именем Бога. Я имею в виду ваши девиз, гимн и деньги. Имя Бога на деньгах мне особенно нравится – я бы сам не смог придумать шутки лучше. Кстати, мне всегда было интересно – вы искренне не знаете, что есть вещи, которые, произнесенные вслух, изменяют свою суть на противоположную? … Да, по глазам вижу – не знаете.

- Ну что ж, наверное, пора представиться – неожиданно изменил тему этот словоохотливый наглец. – Вообще, у меня много имен у разных народов, я порядком поколесил по свету, да и покуролесил тоже не мало. Пожалуй, можешь называть меня Мефистофель, это имя мне нравится больше всего.

- Вы еврей что ли? – поинтересовался президент.

- Нет, совсем – от удивления лицо незнакомца вытянулось. – Но если тебе нравятся еврейские мотивы – то можешь использовать имя Самаэль.

- Не понимаю, тогда вы из латиносов, что ли?

- Нет, ну такой беспросветной дремучести даже я не ожидал – всплеснул руками этот тип. – Хорошо, попробуем с другого конца – ты же верующий?

- Конечно.

- Ну вот. Тогда пусть я для тебя буду Люцифер. Это то имя ты хотя бы знаешь?

- Я не католик, - гордо выпятив подбородок, заявил президент – и имен ваших Пап не знаю.

В какой-то момент показалось, что незнакомца сейчас хватит апоплексический удар – он сначала побледнел, потом покраснел. Наконец, справившись с собой, он произнес – Пожалуй, я был не прав. Хоть в незнании и есть ваша сила, но, в конце концов, вы бесперспективны – ваша спесивая некомпетентность в итоге вас, все же, погубит. Может быть, ты слышал имена Вельзевул или Иблис? – с надеждой поинтересовался он.

- Может быть что-то и слышал, но не припомню. Так что Вы в итоге – араб? – спросил сбитый с толку президент.

- Нет. Но уже – все равно. Просто можешь звать меня – Мефистофель.

На какое-то время этот странный Мефистофель потерянно замолчал и задумался о своем. А президент тем временем осознал, что вся картинка мира уже какое-то время статична. Не шевелились окружающие люди, не слышался шум голосов или ветра, застыли в воздухе птицы, а на море – волны. Живыми в окружающем мире были только они вдвоем. Насколько бы это обстоятельство ни выглядело удивительным, в тот момент оно не повергало президента в шок и воспринималось отстраненно, как нечто странное, но не выходящее за рамки возможного. Скорее, каким-то внутренним чутьем он понимал, что сейчас самое важное понять смысл послания, которое пытался донести до него собеседник. Важно буквально на уровне вопроса «быть или не быть», жить или умереть. Причем, даже, речь не о его персоне – любимой, но маленькой, а о всей нации США. Наверное, это осмысление, непроизвольно пришедшее уже некоторое время назад ему в голову, и примиряло сознание президента с крайне неприятной манерой подачи материала этим, прямо скажем, неприятным типом.

- Ладно, - тяжело вздохнул Мефистофель и посмотрел, как смотрят на безнадежного двоечника на экзамене – попробую все-таки закончить свою мысль, авось, что-то и дойдет по назначению.

Итак, перейдем от присказки к сказке. Еще раз повторюсь, как говорится, «повторение – мать учения» - русских никто в истории не побеждал. При том, что это не раз были Непобедимые и Великие Армады и Армии. Могу даже сразу объяснить почему. Вот как себе представляют войну американцы? Собраться толпой, красиво снарядиться, понавесить на себя массу сверкающего оружия, став похожими на пингвинов, и отпинать кого-нибудь одного, желательно слабого. А как представляет средний русский? Он, весь в крови, своей и чужой, остался один прикрывать отход раненых, вокруг убитые товарищи. Патронов нет. У него – в левой руке последняя граната, в правой – саперная лопатка, а со всех сторон прут, как раз такие здоровые и вооруженные до зубов, пингвины. И, понимая, что никто не узнает каким был конец у бойца, он думает, тем не менее, как бы побольше тварей забрать с собой. Поэтому главная присказка у предыдущего поколения русских – «все ерунда, лишь бы не было войны» означает не желание избежать войны любой ценой, а осознание того, что, если «придется», то придется платить огромную цену, в том числе и жизнью. При том, что жить всем хочется, есть слово – «надо». И в первую очередь «надо» себе, своей семье и своим мертвым.

А теперь в подтверждение своих слов хочу пробежаться по основным эпизодам, без вашей пропаганды. Вот какое поражение русских приходит тебе на ум первым?

- Афганистан, - не задумываясь ответил президент.

- Вот – отличный пример того, что нужно думать своей головой, а не повторять, как попугай, вбитые в эту голову штампы. У меня, вообще, такое впечатление от вашей прессы, что они убеждены в том, что если какую-то глупость часто повторять, то она становится правдой. Но этот прием может работать только на идиотах, право слово. Где поражение то? То что ушли? Решили уйти и ушли - сколько можно было сидеть там и строить им инфраструктуру и налаживать мирную жизнь, одновременно уничтожая выращиваемый вами джихад? Ведь русские, в отличии от вас, не сидели просто за стенами своих баз. По результату, в Афганистане остались сотни объектов инфраструктуры, включая школы, больницы, электростанции. Такое спонсорство не вечно, тем более, когда дома начались экономические проблемы. А что касается Талибана, так русские получше вас с ним справлялись. И это при том, что Талибан тогда, с вашими миллиардными в них вложениями, и сейчас – это две совсем разные вещи. Сейчас это просто сборище диких горцев, использующих еще ваши запасы оружия и боеприпасов. Представь, что русские сейчас стали бы их обучать и снабжать, хоть на 10 % от того, что делали вы, в свое время… Вот была бы потеха, для всего мира – посмотреть на драпающих янки. – Мефистофель аж прищурился от удовольствия, видимо представляя это зрелище в голове. – А как они ушли – это ж был самый красивый уход, просто идеальный. Дай вам Бог так выйти, как они. А пришли как красиво. Вообще, я думаю эта операция в целом одна из лучших в истории колониальных войн. 10 тысяч погибших русских? Да это есть. Но тут, я думаю, что я еще застану время, когда афганцы поймут, что единственные чужестранцы, которые приносили добро в их страну – это русские. А все смерти с этим связанные, и их, и русских, это результат ваших темных делишек, того, что вы их втемную использовали им же во вред. И тогда, Афганистан станет закрытой от вас территорией, навсегда.

Президент поежился, ему стало не по себе. Он всегда искренне считал Афганистан победой стратегии США. А тут вдруг все стало выглядеть как-то неприглядненько.

- Ладно, давай пробежимся по истории – идущий на смерть должен знать, что его ждет, - ха-ха. - Возьмем только основные эпизоды. Ты, наверняка, не знаешь про непобедимую армию шведского короля Карла 12? А ведь в то время Швеция была одной из ведущих Европейских держав, и все шло к тому, что Швеция, чем черт не шутит, могла бы сейчас граничить с Италией. А вот схватилась с русскими и сошла со сцены большой политики. И не смогли ей помочь ни Франция, ни Англия, в качестве союзничков.

- Пойдем дальше? – менторским тоном вопросил вредный старикашка. – Давай теперь посмотрим на то, что считается «поражениями» русских. Начнем с Крымской кампании и осады Севастополя. И что мы видим – опять эпохальное событие, «полмира» в лице Англии, Франции и Османской империи, при поддержке Австрии и Пруссии, пошли в крестовый поход на Русь. Чем это закончилось? Точнее всего это будет назвать – «пшиком», из которого посредством СМИ попытались сделать «доблестную викторию». Сам посуди – после годичных усилий, столь представительной тусовки, реальными результатами были только временный захват ЧАСТИ Севастополя и уничтожение устаревшего черноморского флота русских. После чего, с максимальной поспешностью – не дай Бог русские начнут воевать по-настоящему, был заключен Парижский мир.

Русско-Японская война. Главные ее участники, как ни странно – это Англия и США. Япония здесь выступала подходящим по случаю орудием, которым англосаксы старались подорвать и так слабое русское влияние в Тихоокеанском регионе. Основными затратами с их стороны, в этой войне, были финансовые и технологические вложения в воинственный самурайский дух. И опять же, основной фактор «победы» - поспешное заключение Портсмутского мира, пока не началась вторая часть, обязательная при всех вторжениях в Россию – то, что я называю, «отдача». Ведь сама Япония вряд ли, вообще, могла бы продолжать войну, а спонсоры лишних денег тратить не желали – главное, что экономический эффект, как и в предыдущем эпизоде уже был достигнут.

Так. Теперь – Первая мировая – еще одно официальное «поражение» России. Но надо обратить внимание на пару «моментов», о которых при этом «забывают». Россия в этой войне одна воевала против трех противников – Германии, Австрии и Турции да еще прислала в помощь Франции экспедиционный корпус. А Англия с Францией вдвоем воевали, по сути, против одного противника – Германии, Италию тут можно не брать в расчет. Причем воевала результативнее своих «союзничков» - помогая им в самые драматические моменты, сама в трудные минуты не получала их ресурсы. При этом победила Австрию и Турцию и готовилась нанести поражение и Германии в 1917-м… - он немного помолчал.

- Так что единственные настоящие поражения у России были только в результате предательства собственных властвовавших элит, купившихся на ваш обман, в 1917-м и 1985-м годах. Только такие «удары ножом в спину» и могут, похоже, свалить эту страну. Не зря у них распространена поговорка – «храни меня Бог от плохих друзей, а с врагами я как-нибудь и сам управлюсь». Но так как эти события, в общем то, совсем свеженькие, а вы, как их инициаторы, уже засветились, то, может быть, мы еще вскоре увидим естественное продолжение этих историй…

- Дальше. Надеюсь про Гитлера и Наполеона ты имеешь достаточное представление?

- Ну в целом, думаю, да. И не вижу тут особых заслуг русских – в обоих случаях им помог мороз. А с Гитлером еще и наш ленд-лиз. Вот.

Президенту показалось, что собеседник явственно заскрипел зубами. Но через какое-то время он неторопливо начал:

- Еще бы им Мороз не помогал. Ведь в России главный праздник – Новый Год, а его главный герой – Дед Мороз. Он им всем в детстве подарки приносил, еще бы он им в трудную минуту не помог. Поэтому он и морозил во время войн с одной стороны линии фронта, с вражеской. Да и грязь, и бездорожье тоже всегда с одной стороны от фронта были… - Мефистофель искоса покосился и продолжил, - Это был сарказм, если ты вдруг не понял. Вот если, не дай Бог, ты меня не послушаешь, то когда будешь оттуда, - он кивнул на горизонт, – драпать, то тоже начнешь ссылаться на грязь и на мороз. Ведь стремно же – иметь «самую великую и непобедимую» и уносить ноги, думая только о сохранении своей личной шкуры. А все ваши армии и армады действительно крутейшие для своего времени. И, пожалуй, никто, кроме русских то, с ними бы и не справился.

- Вот, возьмем Наполеона – это сплав его личного военного гения и единственной, пожалуй, в истории подлинной интернационализации Европы. Так что, эпизод весьма эпический. И концовка его тоже весьма показательна. А что, по-твоему, его по-настоящему погубило? – видимо риторически спросил Мефистофель. - Я тебе скажу – такая же надменная спесь, как и у вас. Вот жил бы он мирно, дружно, не мешая соседу – России – прожил бы долгую жизнь, построил бы единую великую европейскую империю и покончил бы, пожалуй, с вами, англосаксами. А он не смог вовремя понять, что ему крайне необходимо направить весь свой гений на заключение союза с Россией. Вот так единственная спесивая ошибка стоила ему всего на свете.

Перейдем к следующему моему любимчику. Скажи, ты знаешь, что за Гитлером кроме всей промышленности Европы стояли и Американские деньги и технологии? Всю войну ему шли поставки и финансирование от Вас через Франко, да Швецию со Швейцарией. И размер этой помощи был не меньше, чем ленд-лиз в Россию. Это уж не говоря, о том, что Гитлер, это изначально ваш проект и, что только на ваши вложения и смогла сформироваться за 6-8 лет такая первоклассная армия.

- Это я знаю, - насмешливо покривился президент, - но согласись – у него почти получилось. Не хватило чуть-чуть.

- Сомневаюсь, - усмехнулся Мефистофель. – Представь – что было бы, если бы русские не проиграли столь разгромно приграничные сражения? Напомню – мы знаем, что Гитлер – это ваш проект, Трумэн предлагал поддержать проигрывающую сторону, а армия Сталина превышала гитлеровскую по танкам и авиации примерно в 3 раза. – Он выжидательно уставился на президента.

- Ты хочешь сказать, - покорно начал тот, - что мы могли бы поддержать Гитлера?

- Не просто «могли бы», а так и было бы. Если бы в первых сражениях выявилось хотя бы отсутствие явного перевеса, то исходя из численности армий и времени на их подготовку, а у Сталина его было 20 лет, США и Англия примирились бы с Гитлером и выступили против СССР. Сталин же был хитрец, и вместо того, чтобы испытать судьбу при прямолинейном развитии событий, он решил всех перехитрить и перетянуть вас на свою сторону, прикинувшись бедной овечкой. Но он недооценил вермахт. Поэтому вторая половина вины за гибель 27 млн. русских – на нем. Ну так вот – в таком союзе с Гитлером был, пожалуй, ваш единственный шанс покончить с Россией.

Хотя лично я, и в этом случае остался бы придерживаться своей теории и поставил бы на русских, в конце концов. Потому что вы не воины, вы торгаши. Вот, например, какой народной мудростью руководствуется в своих поступках средний нагло-сакс, ой, извини – оговорился, - совсем не выглядя смущенным, поправился наглец. – Не напрягайся – сам скажу – «ничего личного, только бизнес», так? Так. А русский? А русские все переводят на личное, поэтому их менталитет точнее всего отражает фраза – «наших бьют». Вот и прикинь – какой перевес должна иметь сторона с вашим менталитетом, над ними, чтобы у вас появился шанс? Я, например, не очень представляю, исходя из реальных условий – размеров страны, уровня вооружений и численности населения…

Давай я расскажу тебе, как вы все распланировали и как все будет, скорее всего, на самом деле. Вот собралось вас полтора миллиарда – население всех подпиндосных стран, входящих в НАТО. Ядерное оружие русских вы вынесли за скобки, надеясь нейтрализовать его "глобальным мгновенным ударом" своей ПРО. – В этом месте президент напрягся, рассчитывая на очередное откровение собеседника, но, мимолетно усмехнувшись, тот продолжил, не заостряя внимания на этом моменте. - И вот вы напали в стиле блицкрига, подавляя все сопротивление многократным перевесом в живой силе и технике, не считаясь ни с какими потерями, заваливая все трупами. Круто, аж дух захватывает, да? «А перед нами все цветет, за нами все горит» - нещадно хрипя, напел он строчку из какой-то варварской песенки. – И вот – счастливый миг, организованная оборона подавлена, действующая армия уничтожена, миллионы погибших русских, как «сопутствующий ущерб». И что ж вы поимеете? Во-первых, просто колоссальные потери в вашей армии – такого противника у вас еще не было, а мотивация и боевой дух ваших частей не то что низкий, он, вообще, ниже нуля. Ты же знаешь, какие сейчас идут пацифистские забастовки по всему Евросоюзу, который составляет половину всей вашей численности? Предположим, это вы переживете – зальете свои протесты реками крови, вколете своим воякам что-нибудь бодрящее, пополните потери безработными. Тогда перейдем к «во-вторых». Какую часть страны вы оккупируете? До Москвы, до Волги или, может быть, до Урала? Основные ресурсы, вообще, в Сибири. А по всей стране партизаны – ведь это русское явление, в серьезных то масштабах. А миллионы убитых, это миллионы мстящих. А уж складов с оружием в этой стране не счесть, а автомат Калашникова, это лучшее оружие партизана. В общем, резня будет знатная. И продлится она дольше блицкрига. Ваши бравые вояки не протянут столько на укольчиках то - свихнутся. А территория большая, ресурсы разбросаны по всей стране, а это коммуникации. Чувствуешь, куда я клоню? Сколько вы так протянете? Я думаю – максимум год, потом все начнет скукоживаться. Да и все ресурсы при этом, при всем, станут золотыми. На этом ваша победа и закончится – усидеть вы там не сможете, а когда то, что останется от армии вернется домой, то дома настанет просто «ой». Вариант тотального истребления населения, я думаю, не вариант – так как приведет просто к экспоненциальному росту сопротивления – камикадзе покажутся вам детьми, и закончить вы не успеете. Можно попробовать оккупировать наоборот только Сибирь и Дальний Восток – и качать оттуда добро, но ведь те, кто останется за Уралом на этом не успокоятся. И никогда, и ни за что от своего не откажутся. Будет тоже самое, только в виде диверсионных рейдов. Так что – тоже не вариант. Можете попробовать все развалить и, не оккупируя, выменивать ресурсы «типа на бусы» по дешевке у местных «типа элит». Но факт в том, что в этой ситуации «элитой» сможет стать только тот, кто лучше всех остальных будет вас резать. Ведь, если дома им станет плохо до «не в моготу», то они придут к вам. Ну что, все варианты я перебрал, которые вы просчитывали? Ни один из них не похож на победу, да? А ведь еще надо учесть, что даже если вы уничтожите «все» - ядерные ракеты, то это еще не факт, что они будут действительно «все» уничтожены. Русское разгильдяйство, плюс запасливость – это серьезные факторы. Я более чем уверен – насколько бы чисто не был «зачищен» их арсенал, давай предположим, что это реально, всегда найдется стратегическая атомная подлодка с проспавшим связь экипажем, забытая «точка» с «сатаной», о которой помнит только прапорщик-снабженец и не помнят в штабах или еще что… А это будет означать верный «северный лис» благополучию Америки – непонятно закончил Мефистофель.

Президент потерянно молчал, силясь припомнить, почему на всех их стратегических играх все было столь многообещающе перспективно, а сейчас так перевернулось на сто восемьдесят градусов.

- Единственной выигрышной стратегией, как мне представляется, у вас может быть только глубоко спрятанная коварная интрига, когда противник и не видит всей вашей игры. Это ваше, не отнимешь. Но в этот раз вы засветились, выставились в качестве врага, слишком зазнались, поэтому надо срочно откатывать, опять натягивать улыбочку, усыплять бдительность и выжидать новой возможности воткнуть нож в спину. Если это еще не поздно конечно.

Хотя боюсь, что – поздно. Русские вас уже заметили со своих самолетов-разведчиков. – Мефистофель чему-то усмехнулся. – А знаешь, о чем сейчас думает русский пилот этого самолета? – и не дожидаясь ответа продолжил – Он смотрит на вашу армаду, офигевает и в голове у него крутится одна мысль:

«Египетская сила. Где ж вас всех хоронить то?»

Впереди, в туманной дымке, плыла по волнам истории огромная, загадочная и неприступная страна под названием Русь. Даже не страна – целый мир, непонятный и пугающий.

- Итак, ты понял что я хотел до тебя донести?

- Понял – основная мысль, что как бы ни была крута и непобедима наша Армада, мы можем потерпеть поражение.

- Нет. Не так. Я хочу сказать, что против русских вы в ЛЮБОМ случае проиграете. Чуть раньше или чуть позже, с большими или меньшими потерями с обеих сторон, но в любом случае это закончится вашим разгромом. Не вы первые. Чертов народ… или, точнее, Божий. Ха-ха.

Хотя, что говорить, ведь это действительно Сердце мира.

Его голос стал отдаляться, растворяясь в проступающей действительности – президент выходил из тяжелой дремы. Весь мокрый, как мышь, с потухшим косячком и пролившимся на пол виски. Сердце его тяжело и бешено колотилось.

- Интересно, а смогу ли я, при всем желании, остановить вторжение? – забилась у него в голове тревожная мысль. – Хватит ли мне на это всего моего «президентства»? Или будет, просто, как с Кеннеди, а караван пойдет своим путем? Ладно, попробую, раз так и так конец не здоровый выходит. «Авось», как говорят русские – почему то поверил он убедительному незнакомцу из своего сна.